Страница 13 из 13
— Я знаю одно пи-пи-писключительное укрытие. Там вас ни одна такса и никакой пи-пи-пинчер не разнюхает.
Это сказала Тутта Карлссон. Все прямо так и выпучили на неё глаза.
— Ты шутишь, — недоверчиво промямлил Лабан. — Где же это такое укрытие, о котором даже сам папа Ларссон не знает?
Тутта гордо посмотрела на лисят:
— Наш курятник-ник! — Она запрыгала. — Ник-ник-ник!
Папа Ларссон не поверил своим ушам — спрятаться в курятнике!
— Ведь там вас ник-ник-никто не станет искать, — продолжала Тутта Карлссон. — А когда облава кончится, вы возврати-ти-титесь сюда.
— А ты уверена, что остальным курам понравится наше нашествие? — спросил осторожно папа Ларссон.
— Если я скажу, что вы папа и мама, братья и сестры Людвига Чет-чет-четырнадцатого, то вас примут с радостью, — заверила Тутта Карлссон.
— Ну что ж, благодарю вас за приглашение, — заключил папа Ларссон. — А сейчас пора выбираться через тайный лаз. Помните, никакого шума!
Вся большая семья лис незаметно прокралась через лес и через клубничную поляну. У самого двора Тутта Карлссон на минуточку исчезла в курятнике, чтобы предупредить о приходе гостей. Пока она была там, лисы прямо сгорали от нетерпения.
— А если они не согласятся? — беспокоилась мама Ларссон. — Да ещё вдруг наябедничают Максимилиану?
— Давайте пока спрячемся, — подхватили Линнеа и Лоттен, — только подальше от собачьей конуры.
Но тут в дырке появилась сначала головка Тутты Карлссон, а потом и вся она.
— Куда ты, куда ты, а ты, Лоттен, куда? — впервые в жизни закудахтала она. — Милости прошу!
Семья Ларссонов вползла в курятник. Малыши, ещё ни разу не видевшие, как выглядят эти дворцы изнутри, с любопытством оглядывались по сторонам. А папа Ларссон стоял посреди курятника и чувствовал себя немножко пристыжённым.
— Привет, карикатура! — сказал он, обращаясь к Петрусу Певуну. — Разрешите приветствовать вас!
Петух раскрыл крылья и высоко задрал клюв.
— Ку-ка-ре-ка-тура! Так они отвечают на гостеприимство! — возмутился Петрус Певун. — Надеюсь, господин Ларссон не думает, что мы станем для него ещё и обедом. Нет, вы только слышали — ку-ка-ри-ка-тура!
— Я хотел быть просто вежливым, — взял себя в руки папа Ларссон, он даже покраснел. — Давно я здесь был в последний раз, когда-то в молодости.
— Да, я помню, — поддержал разговор Петрус Певун. — Тогда я был ещё маленьким петушком. Удивительно, как мне удалось вырасти.
— Тогда у меня были другие гм-гм… заботы, — сказал папа Ларссон и пошёл на мировую. — А теперь я вообще уже не такой хитрый.
— Зато ваш сын — настоящая бестия, — заметил Петрус Певун.
Лабан вытянулся, чтобы все его видели.
— Вы слышите, — прошипел он, обращаясь к Лассе-младшему и Лоттен. — Даже эта домашняя птица знает, какой я хитрый.
— Я говорю о малыше Людвиге, — не обращая на него внимания, продолжал Петрус Певун. — Подумать только: чтобы лис явился предупреждать кур об опасности. Да ещё в шляпе. Я предлагаю троекратное кука-ре-рура-ура-ура! В его честь!
— Ура! Ура! Ура! Да здравствует Людвиг! Да здравствует шляпа! — запищали цыплята.
— Ваша дочь тоже очень способная, — похвалил папа Ларссон Тутту. — Если бы не она, нам бы туго пришлось. Я всегда говорил, что Тутта и Людвиг стоят друг друга. Они настоящие друзья.
— Ну, сколько можно стоять и расхваливать малышей, — закудахтала госпожа Наседка. — Давайте лучше позаботимся о наших гостях и устроим настоящий пир. Вы любите яйца?
Лисята так шумно запрыгали от радости, что самые маленькие цыплята, испугавшись, попрятались под крылышки своих мам.
— Конечно же, конечно, — продолжала госпожа Наседка. — Сегодня у нас будет большая яичница.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вот это был праздник так праздник!
Никогда ещё никто не видел и не ел такую большую яичницу! После сытной еды семью лисов начало клонить в сон.
Но вскоре дети начали возню — лисята и молодые петушки затеяли борьбу и осторожненько покусывали друг друга.
А лисички и молодые курочки, собравшись у одной стены, бросались пуховыми мячиками и сплетничали о нарядах.
Мама Ларссон и госпожа Наседка сидели на мягких подушках и мирно беседовали на хозяйственные темы. Госпожа Наседка учила маму Ларссон, как нести яйца, потому что именно куры умеют это делать лучше всех. А мама Ларссон учила госпожу Наседку, как приобрести себе шубку на зиму, потому что именно это знают лучше всех лисицы.
Петрус Певун восседал на своей жёрдочке, а под ним лежал папа Ларссон. Оба чувствовали себя просто превосходно и вели мужской разговор.
— Представить себе только, как это вы, господин Петрус, управляетесь со всеми женщинами, — говорил папа Ларссон.
— Пустяки, важно только, чтобы они не слишком ку-ка-ро-лесили, — отвечал ему Петрус Певун. — Как интересно с вами беседовать! Мы расстанемся друзьями, не правда ли?
— Конечно, — заверил его папа Ларссон. — Верьте Ларссонам, как любим мы говорить у себя в семье.
Тутта Карлссон и Людвиг Четырнадцатый внимательно прислушивались. А потом подбежали к своим отцам.
— Значит, мы можем играть друг с другом! — закричал Людвиг Четырнадцатый.
— Пожалуйста, — сказал Петрус Певун.
— Конечно же, конечно, — подтвердил папа Ларссон.
Лисам было так хорошо в курятнике, что они совсем забыли о времени. И когда мама Ларссон выглянула во двор через маленькое окошечко, было уже совсем темно.
— Нам пора домой, — сказала она.
— Тихо, — сказал папа Ларссон и навострил уши. — Я чувствую, — люди возвращаются с охоты на нас.
Послышались шаги и голоса.
— Мне-думалось-что-лисы-у-нас-в-мешке, — сказал человеческий голос. — Но-лисёнок-оказался-хитрее. Целый-день-мы-провели-в-лесу-но-так-и-не-увидели-даже-лисьей-шубки.
Лисы и куры переглянулись, как заговорщики.
— Как-ты-думаешь-где-они-могли-спрятаться? — спросил другой голос. — Максимилиан-потерял-след-и-почему-то-хотел-возвращаться-прямо-домой.
Пёс сильно залаял.
— Ай-перестань! — закричал на него хозяин. — Перестань-злиться-на-лис-за-то-что-они-тебя-обманули.
Но Максимилиан не унимался.
— Твой-пёс-лает-так-словно-всё-лисье-семейство-притаилось-в-курятнике, — засмеялся какой-то человек. — Меняй-ка-ты-себе-собаку.
— От-этого-лучше-не-станет, — ответил хозяин. — Все-собаки-глупы-и-избалованны.
Чтобы не рассмеяться, молодые курочки засунули свои головки глубоко под крылышки, а лисята покусывали себе хвостики.
Наконец шаги и голоса удалились.
— Как видите, и на этот раз опасность миновала, — гордо констатировал папа Ларссон. — Я соскучился по своему креслу, сделанному из детской коляски. Пора и честь знать.
— Обещайте не забывать наш дом, — попросил Петрус Певун.
— Только сначала вы придёте к нам, — ответила мама Ларссон.
— И к нам, и к ним, — кудахтали курочки.
— Никогда ещё у нас не было таких хороших друзей, — подвывали лисята.
Над лесом стояла жёлтая, как цыплёнок, луна. Из курятника вышли папа Ларссон, мама Ларссон, Лабан, Леопольд, Лаге, Лассе-старший и Лассе-младший, Леннард, Лео и Лукас, Лаура и Линнеа, Луиза, Лидия и Лоттен. Самым последним вышел Людвиг Четырнадцатый.
Он долго махал хвостиком, пока видел Тутту Карлссон.
— Куда ты, куда ты?.. — задумчиво говорила она ему вслед.
Лисы пробежали через двор на клубничную поляну и прошмыгнули мимо пугала. Шляпа на нём покачивалась от ветра, но это никого не пугало.
Максимилиан лежал в конуре и смотрел на длинную шеренгу лис, мелькавшую в отблесках луны.
Но он даже не пошевельнулся.
— Нет, нет, нет, и ещё раз нет, — простонал он, чувствуя себя совсем одиноким. — Лисы дружат с курами. А мне не дают даже лаять. Если рассказать об этом, так никто же мне не поверит. Никто, никогда!