Страница 79 из 79
Больная изредка произносила отдельные слова, которые сын ее благоговейно выслушивал.
В тот момент, когда солнце скрылось за вершинами гор, умирающая приподнялась, как бы побуждаемая к тому непреодолимой силой. Затем она обвела всех кротким и спокойным взором и, положив обе руки на голову сына, проникновенным голосом произнесла только одно слово:
- Прощайте.
В следующее мгновение ее не стало.
Все невольно опустились на колени.
Валентин склонился на телом матери, лицо которой приобрело особую, присущую умершим красоту, закрыл ей глаза, несколько раз поцеловал и, сжав в своей руке ее руку, свесившуюся из гамака, погрузился в молитву.
Всю ночь никто не тронулся с места.
С наступлением дня отец Серафим при помощи Курумиллы отслужил заупокойную обедню, и затем тело предали земле.
Все индейцы присутствовали при этой церемонии.
Когда все удалились, Валентин опустился перед могилой на колени, и, несмотря на уговоры миссионера и Курумиллы, пожелал провести еще одну ночь подле матери.
На рассвете друзья возвратились к нему и нашли его все еще стоящим на коленях и молящимся. Он был бледен, с измученным лицом, а волосы, еще накануне совершенно черные, кое-где серебрились сединой.
Что произошло в эту долгую ночь? Какую тайну умершая открыла ему?
Отец Серафим пробовал его утешить, но охотник только печально качал головой.
- Зачем? К чему? - повторял он.
- Валентин, - сказал наконец миссионер, - вы, всегда такой твердый, вдруг ослабли, как дитя. Горе победило вас без борьбы, так как вы не хотите бороться. Но вы забываете, в конце концов, что не принадлежите себе.
- Увы! - воскликнул охотник. - Что же мне осталось?
- Бог! - строго сказал священник, указывая на небо.
- И прерия, - прибавил Курумилла, указывая рукой на восходящее солнце.
Яркий луч светила отразился в черных глазах охотника, он встряхнул головой и, бросив на могилу последний взгляд, полный нежности, произнес охрипшим голосом:
- Прощайте, матушка!
Затем обратился к индейскому вождю.
- Идем! - сказал он.
И Валентин начал новую жизнь.