Страница 3 из 5
Стая гнала вопящего от ужаса человека, пробежавшего достаточно близко, чтобы Тор разглядел лицо безумца, жалкие лохмотья, сбитые в кровь босые ноги. Он содрогнулся, предвидя такое скорое развитие событий и для себя. В сердцах Тор метнул им вслед дротик, но промахнулся. Один шакал, приотстав, отделился от своры и незамедлительно подхватил воткнувшееся в землю оружие.
Утомленному Тору остается лишь бессильно ругаться пока шакал, издеваясь, носиться кругами, зажав в зубах дротик, чутко пресекая любые попытки Тора приблизиться.
Однако вскоре Нордрону надоела эта забава: шакал изумлено взвизгивает, обнаружив в зубах рассерженную змею. Теперь шакал больше не потешается – отчаянно скуля, он катается по земле, стараясь скинуть вцепившуюся в горло змею. Лишь насытившись, змей отпускает шакала.
Шурша в траве, подполз довольный Нордрон. Тор хочет укорить его за столь явное проявление эгоизма, но передумывает и тот благодарно устраивается на протянутой руке.
– Ну что ж,– произносит Тор, и запекшаяся корка на губах лопается. – По-крайней мере один из нас счастлив.
Намереваясь продолжить путь Тор оборачивается, что бы узреть сидящего неподалеку седого шакала, провожающего ничего не говорящим человеку взглядом незадачливого собрата.
– Убирался б и ты, а то я тебя съем,– предостерегает Тор.
Шакал внимательно и даже как – то оценивающе смотрит на Тора и тявкает в ответ.
– Что, желаешь остаться? – выдвигает предположение Тор. – Будем вмести путешествовать, с Нордроном подружишься. Он змей душевный. Пока сытый. Иль все ж перекусить сперва? Тобой.
Шакал тихонько скулит, давая понять, мол, против такого оборота дел, и мясо у него жесткое, и вши замучили.
– Что не нравиться? Да, видно ничего недоделаешь, – другой альтернативы-то нет. Думаешь мне это нравиться – запихиваться каким-то вонючим шакалом, которой к тому же вот – вот подохнет от старости?! Меня самого тут недавно чуть не умяли, причем в сыром виде, да еще какой-то сумасшедший засранец. Меня, которого прекрасного запеченного, с приправами и специями подавали на серебряном блюде самому…да в прочем, перед кем я тут распинаюсь!
Шакал почесался и обреченно затрусил вдаль, часто оглядываясь на Тора. Вопреки терзавшему голоду Тор почему–то не испытывал ни малейшего желания осуществлять задуманное. Вместо этого он просто последовал за новоявленным проводником.
И вопреки зарождавшимся сомнению, шакал действительно вывел Тор к чему–то, оказавшемуся покосившимся идолом черного дерева на пологом склоне плешивого холма. Подле стояла бронзовая чаша, наполненная до краев пронзительно красной жидкостью. Опустившись на колени Тор, с подозрением изучил одиноко плавающего захлебнувшегося слепня, затем перевел вопросительный взгляд на вожака. Тот, расположившись поодаль, красноречиво кивает на чашу и сладко жмуриться. Тор медлит, вертя чашу так и этак. Выбитые иероглифы, извиваясь спиралью на стенках, гласят:
Сим мы взываем к тебе, о Баал –
Повелитель степи поднебесной,
Пей нашу кровь, но оставь нам тела,
Не пожрав их напастью бесплодия.
Озарение молнией пронзило Тора, ему стало не по себе, ком подкатил к горлу.
– Ты это к чему хотел меня приобщить? – Тор в ярости кричит на шакала, уловив смысл варварских стихов, но тот уже давно почел за благоразумие заранее скрыться, и Тору остается лишь отборно ругаться на пяти языках и одном мертвом наречии. Под конец тирады Тор швырнул чашу истукану в потрескавшийся лик, чем вызвал бурное негодование Нордрона.
– Какая досада, – бормочет Тор, не теряя, однако, присутствие духа. – Должно быть, боги на меня в обиде – слишком часто я их убивал!
Более ничего не происходит, надергав пучки засохшей травы, Тор поджигает ненавистного идола. Понаблюдав, как занимается пламя, Тор почувствовал себя гораздо лучше.
Затем Тор отключается.
Придя в себя у тлеющих угольков, Тор поднимается и бредет прочь, пошатываясь от голода.
– Еще немного и я буду готов пить собственную мочу. Вот только откуда ей взяться? – разговаривает он сам с собой, что давно уже стало привычкой.
Внезапно лоб его, там, где подобно раковой опухоли или мистическому третьему глазу расплывается кровавый опал, пронзает раскаленная игла.
– Да, я ощущаю, как пробуждается твоя воля, Кукольник, – кивает Тор, останавливаясь на вершине. – Этого ли ты хочешь, чтобы я следовал зову камня? Что ж, посмотрим, что ты можешь мне дать.
По щиколотку в грязи он продирается сквозь поросль покрытых шипами злаков, перепачканные земледельцы, преимущественно женщины и старики, бросая жалкие орудия труда, разбегаются в разные стороны, вопя от ужаса. Путь Тору преграждает тощий степняк с занесенной мотыгой, не останавливаясь (откуда только взялись силы?), Тор делает быстрый выпад и нападавший остается лежать позади. Где–то плачет забытый ребенок, Тор перешагивает скулящую старуху, слишком дряхлую, чтобы бежать, поэтому пытающуюся просто не попасться под ноги. Ведомый Кукольником он не находит места промедлению или удивлению, как нету места состраданию когда он достигает поселка.
Толпа, понукаемая чернобородым колдуном в расписанной бессмысленными узорами мантии, предприняла вялую попытку закидывать его камнями; даже не замедлив шага, Тор надвигается на них, методично отбивая мечом летящие камни.
– Древние говаривали: правитель, не могущий повелитель рабами, есть пастух, ведомый стадом, – изрек Тор, остановившись, окидывая насмешливым взглядом одиноко стоящую фигуру.
– Они бросили меня! Они сбежали! – ошеломлено бормочет колдун, пальцы его торопливо ощупывали прикрепленные шнурами к поясу амулеты.
– Верно. И еще: хуже иметь одного скраденного друга, чем сто врагов – их, по крайней мере, ты убьешь с чистым сердцем. Чем насолил я вам, чтоб получить такой вот прием?
– Ты, взывающий напыщенно о гостеприимстве, цитирующий мудрецов, которых не понимаешь, почему ж не оставил оружие свое за внешней изгородью, как подобает идущему с миром?
– Вы бы сделали из моих жил тетиву для луков, а из кожи шапочку на голову Баала.
– С чего ты взял, безумец?!
– Вы это уже со мной проделывали, – грустно поясняет Тор, и добавляет, – и, по-моему, не раз. Ведь от пришлого чужака ничего хорошего ждать не приходиться, не правда ли? А так – нам польза и бог не в обиде.
– Да ты я вижу настоящий кладезь премудрости, – медленно выговаривает колдун, напряженно что-то обдумывая.
– Поневоле станешь, имея в распоряжении вечность, – отвечал Тор.
– Именем Баала заклинаю тебя! – вдруг возопил колдун, видимо найдя нужный амулет.
– Очень впечатляет, – сухо комментирует Тор, складывая руки на груди.
На мгновение колдун смутился; поколебавшись, он продолжает уже менее уверено:
–…демон, сгинь в породивший тебя….
– А ты вообще когда-нибудь видел демона? – снова перебивает Тор.
Колдун беспомощно развивает рот и не находит что сказать, лишь молча потрясает зажатой в кулаке костяной пластинкой. Вытащив пластинку из вдруг ставших безвольными, стоило едва прикоснуться, пальцев, Тор изучает нанесенные письма, затем, улыбаясь, протягивает обратно:
– Ты даже не представляешь, коим богатством обладаешь – ведь это торговый ценник времен основания Джеда, поистине раритет!
И тогда несчастный зарыдал, припадая к стопам Тора:
– Пощади, милосердный господин!
– А я и не собираюсь причинять тебе или еще кому-либо вреда. Только будь честен. Ты же не станешь лгать, а колдун? – Тор ласково приподнимает кончиком меча подбородок колдуна. Тот энергично кивает. – Хорошо. Где находится камень Власти? Ты можешь знать его под другим именем, это не важно, но должен догадаться, коли, ценишь жизнь. Подумай, прежде чем отвечать: ты можешь умереть прямо сейчас, иль отдав камень, до глубоко маразма похваляться изгнанием демона.
– Но Баал! – стонет колдун. – В благодарность мы по очереди даем ему испить нашей крови, так было испокон веков. И камень дан им. Без него мы мертвы, он питает это место. Я…. Я не могу. Поверь!