Проклятие Пифоса

И в этот момент ящеры и демоны сошлись в яростной схватке.

Каншель и Танаура вскарабкались на борт. Даррас с силой захлопнул дверь. Агнесса прильнула к обзорному иллюминатору и ошеломленно уставилась на войну безумия снаружи. Земля содрогалась от ударов чудовищ, а на их фоне звучал гулкий раскатистый грохот шагов приближающихся гигантов.

— Мы будем сражаться? — нетерпеливо спросила Танаура. Ее раны обильно кровоточили, но глаза сияли верой. Бездействие было сейчас ересью.

— Будем, — заверил Даррас, — если потребуется. И мы ударим, когда у нас будет цель. До тех пор пусть наши враги мутузят друг друга. Я не уважаю самоубийства, замаскированные под храбрость.

Танаура посмотрела на него, и лицо ее побагровело от возмущения, но ей хватило здравомыслия держать возражения за зубами. Каншель сам ощутил прилив гнева. Даррас не понимал природу веры. Борьба, в которую они вступили, простиралась далеко за пределы материального мира. Иерун не хотел умирать, но, если правильным было броситься вперед и рвать монстров голыми руками, тогда так и следовало поступить. Умереть, вознося хвалу Императору, не было самоубийством. Это было мученичеством.

Даррас подошел к Эрефрен. Астропат выглядела мертвенно-бледной. Кровь непрерывно текла из казавшихся пустыми орбит ее глаз. Кожа на черепе истончилась и натянулась. Дыхание скрежетало, словно трущиеся друг о друга камни. Она казалась поминальной статуей, в которую по чьей-то прихоти вдохнули дряхлую шепчущую жизнь. Но воля, что управляла ее телом, пылала все так же яростно. Каншелю не переставало казаться, будто боковым зрением он видит ауру женщины — шипастую черную корону абсолютной решительности.

— Есть какой-нибудь шанс снова расчистить эфир? — спросил Даррас.

Еле заметное покачивание головой.

— Мне хватит сил лишь на одну последнюю битву с аномалией, сержант. Я не могу растрачивать ее.

— Будь по-вашему.

Каншель прочистил горло. Когда шлем Дарраса повернулся к нему, слуга рискнул спросить:

— Вы говорили с капитаном Аттиком?

— Да. Он ведет сюда остатки наших сил. И тогда, — он кивнул Танауре, — вы станете частью великого прорыва.

Он выдержал паузу. Пассажирский отсек полнился звуками диких безумств и пиршества смерти. Сержант заговорил снова, обращаясь к своим братьям-легионерам:

— Это будет битва, достойная песен, хотя эти песни никогда не будут написаны. Но братья, мы будем знать, что совершили. Можем ли просить о лучшей награде в наши последние мгновения? Не думаю.

В унисон Железные Руки ударили кулаками по нагрудникам своих доспехов — жест выразительнее любой клятвы.

А в следующее мгновение корабль содрогнулся от мощного удара. Каншеля сбило с ног. Удар повторился. Что-то крупное билось о корпус штурмового катера.

Даррас заглянул в иллюминатор. Армированное стекло вылетело из рамы, и зловонный воздух Пифоса сочился внутрь, наполняя отсек вонью разгулявшейся жизни.

— Приготовиться! — крикнул сержант, и в следующую секунду корабль снова накренился. Рог длиной с рост Каншеля пробил фюзеляж, исчез, а затем ударил вновь, вспарывая борт «Громового ястреба». После второго выпада дыра в корпусе разошлась настолько, что монстр смог просунуть свою башку внутрь пассажирского отсека.

Существо походило на ящера, но было сплошь покрыто багровыми металлическими пластинами. Каншель не мог разобрать, было ли оно облачено в броню или металл служил демону шкурой. Широко, словно на шарнирах, открылась пасть, и из нее вырвался рев, похожий на скрежет огромных шестеренок. Исчадие мотало головой, все расширяя пробоину — даже толстая обшивка «Железного пламени» уступала жажде демона добраться до своих жертв. На его спине восседал один из рогатых кошмаров с мечом. Меньший демон хохотал и раздразнивал свою животину.

Даррас и другие Железные Руки ответили огнем, но тварь даже не заметила их снарядов. Каншель отпрянул от демона как можно дальше и начал стрелять из своей лазерной винтовки. Он знал, что это бесполезно, но упрямо цеплялся за отголосок смысла в самом отпоре врагу. Он старался попасть разъяренному чудовищу в глаз. Хоть цель и была немаленькой, стрелок из Каншеля был слишком неумелый, а движения демона — слишком резкими. Тварь протиснула голову еще дальше в отсек. Она пытался всунуть всю свою тушу внутрь корабля. Жуткого вида челюсти лязгнули в сторону Эрефрен. Монстр пришел устранить угрозу.

Катигерн бросился вперед с гранатой в руке. Когда демон разинул пасть, он бросил заряд чудовищу в глотку. Но то не отшатнулось, а, наоборот, дернулось навстречу противнику и перекусило ему руку в локте. Воин рухнул на пол, и в этот момент граната взорвалась внутри демона, разметав по кускам его горло. Каким-то образом демон еще сохранил голос и завизжал на таких высоких тонах, что они выходили за пределы человеческой слышимости. А затем визг оборвался, и тлетворный ихор, смесь из крови, масла и яда, хлынул на палубу.

Демон бился в таких жутких конвульсиях, что сбросил своего наездника. Когда тот поднялся и попробовал протиснуться в дыру, оставленную его разбушевавшимся животным, Даррас снес ему голову болтерным выстрелом. Но демонический ящер отказывался умирать. Его боль и ярость никто не мог услышать, но дикое буйство говорило само за себя. Тварь дергала головой, рогом разрывая корабль на части. Ее челюсть моталась, словно выбитая дверь, а один глаз лопнул, но демона это нисколько не осадило. Он упрямо пробивался внутрь, не обращая внимания на оружейную стрельбу. Его уцелевший глаз неотрывно следил за бледным, словно призрак, астропатом. Эрефрен ответила чудовищу столь же нечеловеческим взглядом своих слепых глаз.

Ракета пронеслась мимо «Железного пламени» и врезалась в бок демона. Его задние лапы подогнулись, и он выскользнул из «Громового ястреба». Не успел он развернуться мордой к новым нападавшим, как его поразила вторая ракета, обратив бронированную шкуру на правом боку в коптящее месиво. А затем смертоносный шквал из штурмовой пушки ударил ему в грудь и голову. Целое мгновение демон, пригнувшись, пытался выстоять, но в конце концов его тело разлетелось на влажные рваные куски.

Каншель, исступленно моргая, таращился в дыру, где только что буйствовал демон. На некотором расстоянии от штурмового катера отродья варпа остервенело боролись с ящерами. Но сам корабль в этот момент никто больше не трогал. А затем возникли массивные силуэты — воплощения принципов войны, исповедуемых Империумом. Прибыл капитан Аттик.

Капитан шагнул внутрь корабля и обменялся с Даррасом приветственным рукопожатием. Сейчас Аттик выглядел более устрашающим, чем когда Каншель видел его в последний раз. Его доспех был залит ихором, опален, местами расколот. Слуга слышал, что сервомоторы доспеха жужжат громче обычного, а время от времени раздавался еще и прерывистый скрежет. Урон ничуть не замедлил Аттика, но выдрал из него чуть ли не последние крупицы человечности. Капитан стал самоуправляющимся оружием, отвлекающимся от убийства лишь для того, чтобы найти новую цель.

Аттик встал перед Эрефрен — воплощение силы металла и воплощение прозрения. Плоть с ее жалкими ограничениями для них обоих давно утратила всякий смысл. Каншель вздрогнул, чувствуя собственную никчемность во вселенной, где только такие создания, как Эрефрен и Аттик, что-то значили. Он отчаянно цеплялся за божественность Императора — наивысшую из истин, единственную, что значила больше той величественной и пугающей нечеловечности, что он видел сейчас перед собой.

Космический десантник заговорил с астропатом.

— Нас ждет большая работа.

— Тогда пора приступать.

Снаружи приближался шум ожесточенной битвы и тяжелых шагов. Настал час последних свершений.

Глава 22

ВОСКРЕШЕНИЕ. К БАШНЕ. СВИДЕТЕЛЬ

Аттик не ожидал увидеть кого-то из слуг легиона живыми. Он и представить не мог, чтобы смертным удалось прожить хотя бы несколько минут на обновленном Пифосе. Он кивнул Танауре, в то время как уцелевшие воины его роты выстраивались кольцом вокруг Эрефрен.