Проклятие Пифоса

Но Даррас чуял дым.

Он влез в пассажирский отсек. Железные Руки уже освободились от страховочных ремней и заняли позиции у бокового люка. Судя по внешнему виду, его еще можно было открыть без особых усилий. Эрефрен сидела без движения. Проклиная все на свете, Даррас двинулся к ней.

И испуганно вздрогнул, когда женщина внезапно произнесла:

— Я в порядке, сержант.

Ее губы едва шевелились, а лоб избороздили морщины от невероятного напряжения. Даррас понял, что астропат связана своим незримым боем.

— Насколько мы близко? — спросила она.

— Примерно на полпути. Ваша связь сильна?

Эрефрен коротко кивнула. Но когда она вновь заговорила, Даррасу показалось, что усилия для взаимодействия с реальным миром служили ей якорем, помогая не сорваться в пучины эмпирей.

— Оно хочет, чтобы я потерялась в открывающихся мне панорамах варпа. Его тяга сильна.

— Тогда я не понимаю, как увеличение близости может помочь.

— У меня своя сила, — женщина умолкла на мгновение, словно пловец, борющийся с внезапным приливом, а затем продолжила: — Обучение астропатов ограничивает применение наших способностей рамками дозволенного. Я верю, что способна на большее. Но не могу действовать на расстоянии. Только прикоснувшись к объекту, я смогу побороться с ним на своих условиях.

Она говорила о вещах, которые не вязались с ролью послушного и санкционированного псайкера. Но Даррас вдруг понял, что ему наплевать. Пуританство, которое он исповедовал раньше и которое вогнало клин между ним и Гальбой, в этой войне больше не могло принести пользы. Умышленно отказаться от любого оружия против сил, которые могли украсть небо, означало собственноручно расписаться в поражении.

Рядом оказался Катигерн. Легионер двигался легко и быстро, словно не замечая потери пользы от руки.

— Откуда этот дым? — спросил его Даррас.

— Ряд небольших возгораний. Те, до которых удалось достать, уже под контролем, — Катигерн посмотрел вверх и кивнул на темный дым, идущий из вентиляции. — Сильное тление идет во внутренних системах, но с этим мы ничего поделать не можем.

— Двигатели?

— Отключены, но не думаю, что повреждения критические.

Даррас жестом указал на языки пламени, видимые сквозь обзорные иллюминаторы.

— Тогда что я вижу там?

— Я отсоединил ракеты и дополнительные топливные баки перед столкновением.

Сержант подошел к люку и открыл его. По склону далеко вниз протянулась широкая полоса огня — результат взрывов боеукладки и топлива штурмового катера. Ящеры скакали по холму, но старались держаться подальше от пламени. Огромные монстры вдалеке только начинали оборачиваться к месту крушения.

— У нас мало времени, — констатировал он.

— Мы можем дойти пешком? — спросила Эрефрен.

— Слишком далеко, — сообщил ей Даррас. Рептилии набросятся на них раньше, чем они успеют пройти хотя бы полсотни метров. Да, Железные Руки смогут отбиваться от зверей некоторое время, но вокруг собрались тысячи ящеров. Вероятность, что хоть одному из них повезет добраться до Эрефрен, была слишком велика. А задача сержанта теперь состояла в том, чтобы оберегать ее достаточно долго, чтобы она могла исполнить свою миссию.

— Мы не можем здесь оставаться, — возразила астропат.

— Будем держать оборону, — предложил десантник. По крайней мере, думал он, пока сюда не доберутся богоподобные твари.

— И что потом?

Сержант повернулся к женщине.

— Если мы хотим добраться до аномалии, нам нужно подкрепление. Нужно связаться с капитаном Аттиком. Он должен узнать, что вы собираетесь предпринять. А вокс все еще не может пробиться сквозь помехи, — он выдержал паузу, давая ей понять намек. Огни снаружи постепенно начали умирать. Гибель «Веритас феррум» уже выжгла на земле все, что могло хоть как-то гореть. Рев ящеров приближался. — Мы оба знаем, что вызывает помехи.

— Думаете, я смогу справиться с помехами?

— Я думаю, что вы единственная, у кого есть хотя бы шанс на это. Вы астропат. Отправлять сообщения через варп — ваша работа.

— Но с капитаном нет никого, кто мог бы меня услышать.

— Может, и нет. Но если помехи ослабнут, я смогу воспользоваться воксом. Я понимаю, что вам не под силу одолеть аномалию, госпожа. Но хотя бы сразитесь с ней. Этого будет достаточно.

Эрефрен коротко кивнула и вновь погрузилась в борьбу. Она сидела так неподвижно, что, казалось, не дышала. Морщины на ее лбу пролегли еще глубже. Кожа женщины бледнела, пока не стала такого же оттенка, как каменное солнце. Тонкие струйки темной густой крови вновь потекли из уголков ее глаз.

Снаружи вновь занялся медленный барабанный бой приближающегося уничтожения. К нему присоединился новый звук, идущий со стороны поселения. Глаза Дарраса расширились.

Он услышал смех.

Выбраться на поверхность было все равно, что всплыть из глубин океана. Океана крови. Океана чудовищной плоти, когтей и рогов. Аттик больше не пытался даже думать понятиями направления. Уже второй раз он с боем прорывался из подземных глубин. Оба раза враг являлся целыми сворами, и сражение превращалось в ожесточенное плавание по телам с активной «греблей» цепным топором.

Пространства для маневра не осталось. Единственный путь вел наверх, через порожденную варпом плоть. Но если личинками двигали инстинкты, то новый враг был разумным, ретивым и вооруженным. Даже слишком ретивым и многочисленным, из-за чего демоны не могли разойтись на полную в яростном ближнем бою. Они слишком сильно жаждали покромсать Железных Рук, и это было их ошибкой. Вместо крови легионеров они проливали свою собственную, забрызгивая ихором доспехи космических десантников. Воины прорывались сквозь орду потусторонних врагов шаг за шагом, никогда не отступая. Выпотрошенные твари валились одна на другую. Всегда вперед, всегда вверх.

Всегда убивая.

И вот — поверхность. Аттик позволил себе на миг насладиться достижением первой цели. Он снова мог думать наперед. Капитан окинул взглядом новое поле боя.

Он увидел монумент — сияющую издевку над разумом высотой в сотни метров.

Он увидел каменное солнце в бесконечной пустоте.

Он увидел летающих демонов, заполонивших небо. Некоторые из них сражались со штурмовиками Ласерта и Гвардией Ворона. Битва напоминала волнения моря в бурю — воины с обеих сторон поднимались с земли, падали и поднимались снова. Но большинство крылатых чудовищ летело прочь от поселения, выделывая в воздухе пируэты и визжа от ликования, словно рвались к некоему торжеству, которое Аттик не мог себе даже вообразить.

Он увидел изуродованные тела. Железные Руки вынырнули из шахты у основания холма, на котором стояла главная ложа. Землю вокруг сплошь устилали трупы колонистов и космодесантников. В центре того, что раньше было полом ложи, кто-то небрежно сложил некое подобие башни из обломков «Поборников». И на ней, завешанное тряпками, словно ободранное окровавленное пугало, было распято тело легионера. Гальба. Аттик смотрел на оторванную голову своего сержанта и чувствовал, как внутри него вскипает гнев от столь зверского осквернения тела воина. Это было особое оскорбление. Капитан причислил эту мерзость к длинному списку преступлений врага.

Где-то в глубине его сознания зашевелилось нечто такое, что Аттик, казалось, уже почти заморил голодом и отсек. Человеческое чувство, порыв, рожденный отзывчивостью и сочувствием. Пытаясь ожить и расцвести, оно становилось все более определенным. Это была вина. Это было сожаление.

И от них не было никакой пользы. Роскошь, непозволительная в бою. Слабость. Аттик задул еле тлеющий огонек.

И затем он развернулся, чтобы встретить своего истинного врага. Тень, за которой он охотился с самой Гамартии. Он увидел, как демон вышагивает по плато сквозь пламя и дымящие руины юрт и машин. Услышал его имя, истошно скандируемое хором тысяч изуродованных глоток.

— МАДАИЛ! МАДАИЛ! МАДАИЛ!

Мадаил зашелся восторженным смехом и, высоко подняв посох, дирижировал инфернальной симфонией. С каждым взмахом его рук огромный поток демонов устремлялся туда, куда указывал их повелитель. Мадаил вел своих наземных солдат в том же направлении, что и летающих отродий. Вдруг он остановился у ворот, но его стадо продолжило обтекать его ноги, как река обтекает камень. Монстр обернулся, и глаза на его груди воззрились на Аттика. Разинув пасть, он с отвратительным наслаждением вздохнул.