Страница 7 из 19
- Да я на обеих крыльями махал, - ворчал Илья. - Подумаешь, две зловредные тёлки не поделили бриллиантов. Тут вон поэтесса одна мне плачет в хрустальный шар...
Я шарахнулся, ещё замахал руками, но не тут-то было: Илья вяжется, бормочет об извечной страдалице, которая как сорвётся в грубый мир, так обязательно неприятности: то её изнасилует какой-то вонючий Агамемнон, то сожгут живьём на костре, то сама от ужаса удавится на двери, и теперь взялась за своё... Казалось бы, всё хорошо, осела в цивилизованной стране, живи себе, испытывай программы, так нет... Ну не женщина, а кремень, ничто её не взяло. Снова строчит стишки, а чтоб выжить, гадает на чём попало, да торгует, чем ни попадя. Ну так скажи спасибо, что не моешь посуду в забегаловке, что вообще есть работа... А хочешь романы тискать, тогда не жалуйся на то, что поклонники после твоих поэтических откровений спрашивают: "А какая у вас профессия?" И нечего на это жаловаться, хоть камер-юнкером, а всё же польза, не дурацкие тебе рифмы.
Тут я поддакнул сдуру: - Розы-шмозы... Тля-Рубля... Бармалей-азохынвэй... Короче, чушь собачья.
- Ты что, совсем? - возмутился Илья, даже заикаться стал. - Не стыдно?
Да я-то тут при чём? Я, что ли, устанавливал порядки? Кстати, рассказывают, в чёрной дыре всё гораздо хуже: на художниках вообще пашут землю, даже если самая бездарь, только и умеешь, скажем, что рисовать портреты больших хозяев или записывать биографии знаменитостей, а и тебе придётся потеть. Преисподняя - это вам не Голливуд. Своя справедливость у Мафусаила: не одним гениям вкалывать в каменоломнях.
Обозвал я в сердцах Илью завистником и тут же пожалел: разобиделся, бедняга, до того, что пошел кидаться своими хрустальными шарами, и опять же мне в нос. Чуть-чуть не дошло до кровопролития.
Такая вот ситуация. Да что чёрная дыра! Пускай Мафусаил там и разбирается со своим Люцифером пусть. У нас своих ситуаций на каждую эпоху не расхлебать.
Что делать? Делать-то что? Вот она, свобода выбора, всем лезет боком, а не отберёшь. Разве что послать их всех подальше, чтоб катились в преисподнюю, а нам всё сначала, строить новый мир... Мы наш, мы новый мир построим... На свою голову... Ну и лепить новых Адама и Еву. А с готовыми что делать? Кое-кто радуется: "Апокалипсис! Апокалипсис!" И Сарина туда же, и Даниил тут как тут... Вопят, дескать, ошиблись, не того чего-то понапихали в гены человекам, ну и в мозги соответственно, опять же, почему-то забыли о крыльях. А люди всё равно устремились вверх, уж с известной башней так по языкам получили, нет, снова рвутся в небо, добираются до нас.
А кстати, что за Апокалипсис вдруг Апокалипсис?
Илья посмотрел на меня недоверчиво: - Неужели не слыхал эту историю?
- Откуда? - отвечал я. - Я-то не собираю сплетен.
- Вечно ты, Михаил, не от мира сего, - упрекнул Илья. - Это не от тебя ли Бодэхай набрался про трёх обезьянок?
- Какие ещё обезьянки?
- Снова не понимаешь, да? - в глазах Ильи начали загораться молнии. - Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу, не знаешь, да?
- Ну знаю, ну и что? - недоумевал я.
- А то, что тебя, начиная с пресловутой яблони, эта политика ещё ни разу не спасла, или я не прав?
- А не пошёл бы ты со своей политикой?
Надоел мне этот Илья. Я его тихо-мирно расспрашиваю про Апокалипсис, а он мне развел тут целую дискуссию... Сочинитель фигов...
- Ладно, не сердись, - миролюбиво сказал он. - Я был уверен, что ты в курсе. Это Мехиаэль с Вельзевулом как-то начудили с перепою.
- Тоже новость, - пробурчал я. - Два придурка загуляли.
- Но на этот раз они забрались на совершенно дикую дыру, да ещё начала эры, забытый нами остров Патмос. А предварительно им какой-то хмырь за бутылку вынес телик из Останкинской башни новой эпохи.
- Ну и что, - отмахнулся было я. - Можно подумать, что на Патмосе хоть в какое время найдёшь электричество. Да там до сих пор лампочку пробуют на зуб.
- А это уж Люсик постарался, голова-то папашина. И нашел изолированную пещеру, и разобрался с электричеством, уж включили как-нибудь... Замкнули на двадцать первый век и веселятся вовсю. Развлечение, понимаешь, устроили себе с Люцифером.
- Ну и? - спросил я, потихонечку начиная чувствовать интерес.
- Вот тебе и "ну", - огрызнулся Илья. - И не заметили, как в пещеру влез пастух абориген, насмотрелся сериалов, реклам, порнухи, ужастиков, наслушался тяжёлого рока, накушался моделей в последней стадии дистрофии, что там ещё... принял всю эту свистопляску будущего за конец света, возбудился и, как мог, сел за мемуары. И сочинил Апокалипсис. И пошло... И пошло... И пошло...
- Бред какой-то, - резюмировал я, но совсем без уверенности, просто так, чтоб хоть что-нибудь высказать.
- Мало того, - продолжал Илья увлечённо, - так там ещё что-то зарикошетило и трахнуло по башке одного средневекового медика, тот сразу стал поэтом и оракулом одновременно... Искры брызнули в разные стороны - пророков да целителей развелось, ведьм, Мерлин совсем свихнулся, короче, на сегодняшний день все всё знают и дружно ждут Апокалипсиса.
- Что ж по-твоему, - засомневался я: - мы теперь обязаны им его устроить?
- Ну вот же мы собираемся для того, чтоб решить, - тихо ответил Илья. - Значит, в этом что-то есть. Гавриил ещё к тому же...
- Не понял... - начал я.
- Вечно ты не понимаешь, - взъярился Илья. - Что тебе опять непонятно что?
- А Гавриил-то тут причём?
- Ты ещё Гавриила не знаешь? - горько усмехнулся Илья. - Ему же лишь бы отыскать какую дыру, чтоб влезть... В общем, обрадовался Гавриил. - Илья усмехнулся ещё горше: - Раскричался, мол, непризнанные гении, больная совесть, зеркало души... И начал тиражировать этих Иоанна с Нострадамусом вовсю...
Илья снова усмехнулся, на этот раз криво: - Какая там душа? Какое зеркало?
Он пожал плечами. - Меня этот тип не публикует... - обречённо посетовал поэт.
Самое главное!
Я посмотрел на него молча, только дотронулся до носа рукой.
- Вот, опять скажешь, что я завистник...
Илья посмотрел на меня вопросительно, да я-то что, мне своего носа жалко.
И сочинитель продолжил: - Нет, я не завидую, но всё-таки.
Илья поёжился, будто похолодало: - Ладно, этих хотя бы после смерти признают, а мы-то бессмертны, что же мне теперь? Ну скажи, есть в этом хоть какая-то справедливость?
- О справедливости с Даниилом... А Дух знает? - спросил я.
Илья взглянул отрешённо.
Я уточнил: - Насчёт Апокалипсиса?
- Думаю, это вопрос скорее риторический, - ответил шлемазл.
А тут и Мафусаил налетел. Писателя как ветром сдуло. А негодяй остался. Пришлось вести в дом.
- Помнишь? - сказала Кибела, глядя, как Мафусаил колдует над бутылкой от Клико. Судя по этикетке, это была настоящая Клико, прямо со стола друзей весёлого поэта Пушкина.
- Ещё бы, - ответил гость со значением. - Я всё помню.
Мать честная, они ещё общаются намёками! А веко у него заметно дёргалось. Уж не с Мафусаила ли списывали Вия?
- Не понял, - вставил я в образовавшуюся паузу. - Откуда у тебя эта бутыль? До воровства докатился?
Я почувствовал толчок в бедро. По внешнему виду Кибелы вряд ли догадаешься, что именно она сейчас усердно пихает меня под столом.
- Да брось ты, - лениво протянул Мафусаил. - Кто вообще алкоголь придумал, если не я?
Ещё бы, забудешь сиё изобретение.
- А помнишь? - опять завела Кибела.
Я понял, что наступает момент рассматривания альбомов, то есть, самое время потихонечку смыться. Оставить жену наедине с Мафусаилом уже не казалось смертельной опасностью. Древние мы всё-таки.
Но я ошибся. В том смысле, что Мафусаил улизнул от Кибелы, как только появились Лилит и Даниил. Оказывается, желал покалякать именно со мной. А начал эту самую беседу с нытья. Дожились.
- Я не виноват, - вздохнул Мафусаил, едва мы с ним уединились.
- Ну знаешь, - возмутился я.