Сильнее смерти

Но еще до того, как Рошель пришла в себя, у него состоялся непростой разговор с Коррадо Эсентией. Они встретились в кабинете Коррадо, и Роувена сразу насторожило то, что рядом со столом стоит манекен – точное изображение человеческой девушки.

– Она ведь не была жертвой того боя, не так ли? – мрачно спросил Роувен.

– Нет. Скорее всего, когда нелюди прибыли к той деревне, Рошель уже была в печальном состоянии.

– Что с ней случилось?

– Ее избили и изнасиловали.

Голос Коррадо звучал спокойно, ровно, в нем не было и тени эмоций – ни сочувствия, ни злорадства. Он просто выполнял свою работу, не думая о том, кем была его пациентка. Это, наверно, правильно, однако Роувен не мог относиться к ней так же.

По-своему, он был виноват перед этой девочкой – ведь это он отнял у Рошель и ее брата право наследования короны, разрушив их надежды.

– Ее… изнасиловали?

– Не думаю, что это более или менее страшно, чем избиение. Это происходило одновременно.

Такое случилось с кем-то из их клана… Немыслимо! Рошель была из высших ветвей, она могла по первому же желанию превратиться в призрака, и тогда никто не смог бы даже коснуться ее, не то что избить или изнасиловать. Получается, она допустила это? Или ее застали врасплох? Или кто-то нашел способ блокировать ее силы?

– Как… это случилось?

– Зачем тебе знать? – нахмурился Коррадо.

– Потому что она мне не чужая.

– Не думаю, что Амиар одобрит такие мысли…

– Со своими мыслями я разберусь сам, – перебил его Роувен. – Поверь, они никак не повлияют на мои поступки. Но я должен знать!

– Хорошо, пусть будет по-твоему. На нее напали несколько существ одновременно – это были не люди, но человекоподобные нелюди.

– Великие чудовища?..

– Вряд ли, если только в своем простейшем воплощении. В любом случае, и изнасилование, и избиение нанесли ей очень серьезные травмы, худшая из которых, как ты знаешь, связана с глазами. После этого ее оставили там умирать, она обгорела в пожаре, но, думаю, она сумела ненадолго прийти в себя и с помощью магии избежала части повреждений.

– Она может… притворяться?

Роувен слишком хорошо помнил, в каком состоянии была Рошель, когда ее доставили в резиденцию, но он должен был спросить.

– Я ничего не знаю об актерских способностях предателей, – вздохнул Коррадо. – Она, похоже, притворялась много лет, и никто этого не замечал, так что в этом она мастер. Но что бы ни творилось в ее душе, ее тело не лжет. Избиение было реальным. Изнасилование было реальным – это ни в коем случае не добровольный сексуальный акт. Она чуть не сгорела, и если бы ее нашли чуть позже, она была бы мертва. Да и ее глаза… Притворство это или нет, видеть она уже не сможет никогда. Не слишком ли большая жертва для диверсии?

– Так что случилось с ее глазами?

Когда Рошель привезли, ее лицо показалось Роувену одной сплошной раной. Впрочем, он не присматривался, утешал себя тем, что это, возможно, виновата грязь, а на самом деле все не так плохо. Теперь ему предстояло узнать правду.

Коррадо не стал отвечать. Он подошел к манекену и изменил свою руку так, что его пальцы превратились в массивные звериные когти. Когда перевоплощение было завершено, он ударил ими по лицу манекена, и, хотя Роувен был готов к этому, от звука трескающегося пластика он невольно вздрогнул.

Одного удара хватило, чтобы часть лица манекена отломилась и упала на пол.

– Примерно это с ней и случилось, – признал Коррадо. Он снова был холодным профессионалом, но только так он и умел справляться с болью, на которую у него не было права. – Я восстановил ее лицевые кости, зубы, мягкие ткани и кожу, кое-как воссоздал переносицу, но сделать ей новые глаза я не могу, там все уничтожено, мозг чудом не был задет. Это навсегда, Роувен.

– Не понимаю… зачем они так поступили с ней? – не выдержал Роувен.

– А разве не этого следовало ожидать? У того, кто решается на такое грандиозное предательство, нет будущего. Свои его обратно не примут, потому что граница прочерчена кровью. А чужие никогда не будут по-настоящему его уважать. Потому что, во-первых, он все равно не их породы, ну и во-вторых, они знают, что предателю доверять нельзя. Если ты отрекся от самого дорогого, откуда в тебе верность? Слава и триумф, полученные таким путем, долго не длятся. Мне жаль признавать это, но Рошель получила лишь то, к чему сама изначально шла.

И все это было понятно, Роувену нечего было возразить, однако он не мог вот так холодно вынести приговор молодой девушке, у которой и жизни-то было – всего ничего. Он и сам совершал ошибки, за которые его многие не любили. Да, не такие, как Рошель. Однако благодаря им он усвоил, как сложно быть вечным праведником.

Поэтому на встречу с ней он направлялся с тяжелым сердцем. Впрочем, Роувен не сомневался, что сумеет это скрыть, и она ни о чем не узнает.

Ее заперли в камере, стены которой были покрыты рунами. Здесь Рошель не смогла бы колдовать – хотя она пока и подняться не могла. Она полулежала на высоких подушках, худая, бледная, выглядящая даже младше своих скромных лет.

Коррадо неплохо поработал над ней: ее светлая кожа снова была безупречной, лицо казалось вполне нормальным, от чудовищной раны не осталось ни единого шрама. И только широкая белая повязка на глазах не позволяла забыть, что с ней случилось на самом деле.

Как только Роувен вошел, дверь за его спиной закрыли и заперли. Для него это ничего не значило: рун на стенах было достаточно, чтобы сдержать силу Рошель, но не его.

Он придвинул к кровати стул и сел неподалеку от молодой колдуньи. Рошель не повернулась к нему, хотя наверняка слышала его шаги. Да и зачем ей поворачиваться? Ей предстояло привыкнуть к новой жизни в вечной темноте.

– Здравствуй, Рошель. Ты знаешь, кто я такой?

– Лорд Роувен, как я теперь слышу.

– Ты у Великих Кланов.

– Да, я догадывалась. Те, с кем я была раньше, не оставили бы меня в живых.

– Тебя могли найти нелюди, – указал Роувен.

– Могли. Но они все равно передали бы меня вам.

Ее голос звучал безжизненно, как компьютерная запись. В нем не было ни горя, ни обиды, ни гнева. Как будто из Рошель вырвали ее душу, и тело продолжало существовать по инерции, потому что иначе не получалось.

Да оно и понятно: Коррадо мог вылечить ее, но Рошель все равно помнила, что с ней произошло.

– Почему они сделали это с тобой? – спросил Роувен.

– Потому что я стала бесполезна. Я была особенно ценна как шпион, открывающий им секреты Великих Кланов. Но это закончилось, когда меня разоблачили.

– Ну и что? Ты все равно оставалась Великой колдуньей.

– Да, и какое-то время этого было достаточно. Но потом все изменилось… И то Сообщество, которому я присягала на верность, уже не существует. Я стала бесполезна – а они потерпели слишком много поражений от Великих Кланов. Им хотелось отомстить.

– Но почему тебе? Сейчас, когда у них так мало союзников, твоя сила была бы особенно нужна им!

– Не слишком, – пожала плечами Рошель. – Да и мне они уже толком не доверяли. Им сложно врать, и они чувствовали, что моя преданность пошатнулась.

– Вот как?

– Я не могла относиться к ним так, как раньше.

Это не было ложью, потому что магия камеры не позволила бы ей лгать – и Роувен мог почувствовать ложь. Он не сомневался, что Рошель говорит ему правду. Но ему опасно было принимать эту правду, чтобы не питать в себе ненужную жалость.

Огненному королю и остальным нужны ответы, а не печальная история ее жизни.

– Значит, из Сообщества тебя изгнали? – уточнил Роувен.

– Меня пытали, насиловали – не знаю, сколько, но больше суток, – и оставили, беспомощную, гореть заживо. Это считается изгнанием?

И снова ее голос звучал сухо, как запись. Роувен не брался и предположить, что она чувствует.

– Ты использовала магию, чтобы выжить в огне. Значит, ты все-таки хочешь жить?

– Не думаю, что нормальная жизнь для меня возможна, – ответила Рошель. – Я – слепой уродец, да еще и разыскиваемая всеми кластерными мирами преступница. По законам большинства миров меня надлежит казнить. Нет, нельзя сказать, что я чего-то хочу. Магию я использовала скорее инстинктивно, я была не в том состоянии, чтобы о чем-то думать.