Страница 23 из 26
– Пошла, пошла, родная!
– Слава те господи, пошла, родимая!
– Самки есть?
– Только поротые.
– Поротые сам лопай!
– А у тебя почем икрянки?
– По двести.
– Не, ну вообще оборзели! Куда к черту такие цены?
– Почем самцы?
– Сто пятьдесят.
– С ума, что ли, совсем сошли! Вчера здесь по сотке продавали!
– Вот и ищи вчерашний день!
Кто-то покупает, не надеясь на спад цен. А кто-то выжидает в надежде на очередной более богатый ход рыбы и более богатую добычу рыбаков, а значит изобилие рыбы на рынках и спад цен.
…В тот вечер Никитин ночевал дома, сидел на своей летней кухне, подтапливал печку и смотрел телевизор. Дождь то утихал, то вновь усиливался, а то мерно шуршал по крыше, убаюкивая. И Никитину было тепло и уютно.
Вдруг он услышал, как за воротами посигналила машина. Он понял, что к нему гости.
Накинув брезентовый плащ, он вышел из кухни, открыл калитку, – у ворот стоял Славка под зонтом. На дороге разворачивалось такси с оранжевой шашечной наверху, – вероятно, товарищ приехал на этой машине.
Прошли в летнюю кухню.
– Машина на ходу? – сразу же спросил Славка.
– Ещё спрашиваешь!
– Тогда одевайся! – скомандовал приятель, стряхивая с зонта дождевую влагу на пол.
– Что – пошла?
– Да, ребята гонцов отловили! Пошла, милая!
– Ты хочешь прямо сейчас выйти? – спросил Никитин,
– А когда же? Она нас ждать не будет. Третий ход самый короткий. Потом будем опять по одной черпать.
– Может, завтра, Слав? Смотри, как льет! Да и холодища!
– Давай-давай, собирайся! Разомлел тут, как кот на печке! Всю рыбу проспим!
Никитину очень не хотелось никуда идти в дождь. Он плохо верил в то, что сегодня будет удача; знал, что если пошли гонцы, то основной косяк нужно ждать через сутки.
– Гонцы пошли, значит, рыба будет через сутки.
– Не всегда… Чует мое сердце, что в самый раз сейчас попадем, как в точку.
Никитин быстро собрался, рюкзак уже был давно готов и собран. Было около одиннадцати часов вечера.
…Выехали со двора и поехали на лодочную стоянку. Шоссе было пустынно. Дождь хлестал так, что «дворники» едва успевали смахивать потоки воды с ветрового стекла.
Наконец добрались до лодочной стоянки, где у Никитина находился на постое его катерок «Амур», который в прежние времена выпускался местным авиационным заводом как товар народного потребления.
…Когда переоделись в рыбацкие, непромокаемые комбинезоны, потом спустили катерок на воду и набрали сетку для заброса, была полночь.
С первого же заброса сетки, потянув ее, поняли: пустоты нет, и тянули сеть в тревоге и надежде: сетка тянулась натужно, тяжело, либо опять угодила на задев, либо была наполнена рыбой. Сетка все шла и шла из воды, и вдруг их тревожное ожидание сменилось радостным возгласом обоих, когда в лодку одни за другим посыпались «хвосты», серебряные огромные «горбыли» (так называли самцов) и самочки поменьше, поаккуратнее. Какое это счастье рыбака увидеть пойманную, трепещущую в сетке рыбу, услышать стук падающих на дно катерка «хвостов»!
– Вот она, милая, наша родимая рыбка, наконец-то! – проговорил Никитин.
– Да, хорошо взяли, штук сто, не меньше! – подвел итог первой ходке его товарищ.
Подплыли к берегу. Быстро покидали рыбу через люк в нос лодки. Затем набрали сетку, сложили ее на корме, то есть подготовили ее к новому забросу.
Заброс – особое рыбацкое искусство. Сетку нужно умело набрать, аккуратно уложить, чтобы она, разматываясь и уходя под воду, не запуталась. Но еще более умело ее нужно спускать в воду, чтобы она уходила в воду равномерно, не косо, не кучкой. Никитин, стоя боком к рулю и управляя, одним глазом следил за тем, что у него творится впереди, чтобы не наскочить на кого-нибудь или на что-нибудь ненароком, а другим глазом – «стрелял» за Славкой, держа малый ход, стараясь чтобы лодка не рванулась, не вильнула в сторону, – иначе Славка, не имеющий опоры на корме, мог бы свалиться в воду.
– Давай по маленькой, а то задубеем! – предложил Славка.
И хотя в целом рыбаки по опыту знают, что на рыбалке лучше не пить спиртное, что от водки рыбак ослабевает, расслабляется, теряет внимание, быстро устает, тяжело дышит… А они притом оба немолоды. Но в такую непогоду сам бог велел выпить.
Они выпили понемногу за удачу, больше для ритуала, чем для сугрева, наскоро проглотили несколько глотков чаю из термоса, наливая чай в крышку от термоса, отпивая по нескольку глотков и передавая ее друг другу…И от чая и от водки приятно зажгло внутри, и хмель быстро шибанул в голову.
Затем отплыли от берега. Никитин, развернув лодку, стал возвращаться на прежнее место, откуда делали первый заброс. Сетку забрасывал Славка, а Никитин управлял лодкой.
Никитин заметно повеселел. Куда девались усталость, тревога, беспокойство? Первый прилив хмеля – самый сладкий и самый действенный, он мигом отогнал все тревожные мысли, снял с души всю тяжесть; Никитин почувствовал себя легко, почти невесомо. К тому же удача подогревала страсть, разжигала азарт и придавала силы.
Они не замечали ни дождя, ни штормящего Амура, ни холода, только дули на озябшие пальцы и время от времени пропускали по маленькой.
Спустив сетку в воду, нужно умело развернуться, чтобы сетка «встала» поперек реки и на всю свою длину, а лодка плыла на одном уровне с ее краем – наплавом – куском пенопласта, который, сродни севшей на воду чайки, белеет из воды и служит для рыбаков своего рода маяком, ориентиром. Плывя, надо не спускать с наплава глаз, то убыстряя, то замедляя ход лодки, а то и вовсе отключить мотор и отдаться на волю течения, чтобы плыть с наплавом вровень. И не дай бог наплав близко подплывет к лодке по недосмотру или неумелому управлению судном, тогда, считай, что тонь пропала даром, и улова не будет – вся рыба пройдет мимо сетки.
Вот от всех этих мелочей и зависит рыбацкий улов – либо полную сеть выберет рыбак, либо пустую.
– Наплава не видно? – спросил Никитин товарища.
– Какой наплав, Санёк! Темень такая, да и волна… ни черта не видать! – отвечал Славка.
Рыбачили, в сущности, вслепую, рассчитывая только на интуицию и ещё на удачу, а она, эта госпожа фортуна, в рыбацком деле всего главнее.
Вторая ходка оказалась ещё более удачной, чем первая.
– Кажется, в самый раз попали, – сказал Славка
Они угодили, видимо, в самый центр идущего по реке и подошедшего к их местам косяка, точнее, в самый его эпицентр – редкая рыбацкая удача. Где-то под ними на глубине от трех до десяти метров густо, почти бок о бок «перла» на нерест рыба, растекаясь вправо и влево по притокам и протокам, крупным и мелким, преодолевая препятствия, чтобы дойти до назначенного места и исполнить великий инстинкт размножения, а там, в протоках и притоках, их тоже поджидали рыбаки со своими сетками. Всем хотелось рыбы. На кете держалось благосостояние очень многих семей, особенно в это безденежное и безработное время. Кета была кормилицей не только городов, но и небольших поселков и деревенек, давно уже оставшихся без работы и без всякой надежды на легальный заработок. Старики-нанайцы рассказывали, что прежде рыба шла так густо и так близко к поверхности воды, что иной раз по рыбьим спинам можно было перебраться с одного берега на другой. То ли в шутку, то ли всерьез говорили это старики, которым эту молву передавали их деды и прадеды. Но им было ясно обоим, что задержись они на пять-шесть часов, и такой удачи им было не видать. А тем более, если бы они вышли рыбачить завтра.
После второй тони решили, что нужно рыбу из люка катерка перевезти в контейнер, иначе перегруженный нос начнет забуриваться в волну. Никитин подогнал «Жигуль» к катерку, и всю рыбу из катерка перевезли в контейнер, для чего пришлось сделать три ходки.
Ветер заметно усилился, и шторм был уже нешуточный по меркам этой реки. Темень была непроглядная, не видно было ни одной моторки, ни одного огонька – ни красного, ни зеленого. Лишь иной раз, то вблизи, то в отдалении, слышался одинокий рокот моторной лодки, неопределенный и неясный, тонущий во мгле и в шуме дождя с ветром. Какие-то сумасшедшие рыбаки, как они со Славкой, тоже вышли за удачей в такую непогоду на тонь.