Добрый волк

На этот раз досье Майлза бросилось ему в глаза сразу. Томми перелистывал его страницы, теперь наверняка зная, что ищет… Вот оно – Ингмарссон получил полицейское образование в возрасте тридцати лет. Чем он занимался до этого? Янссон задумался, чмокнул губами… Что-то такое крутилось у него в голове, чего он никак не мог вспомнить. Ну как же! Майлз сам говорил ему, что работал дипломатом в Министерстве иностранных дел.

Уже тогда Томми удивился: с какой стати дипломату вздумалось пойти в полицейские?

Мысли так и вертелись у него в голове.

Семья Майлза Ингмарссона состояла в основном из дипломатов – так он сам говорил. Дипломатами были его отец, дед, брат и жена брата. И, наконец, сам Майлз…

Чем они вообще занимаются, эти дипломаты? Тусуются на вечеринках в посольстве и министерстве да попивают шампанское. И у них есть доступ ко всем секретным базам, ко всем расследованиям… Так вот как, значит, Ингмарссон все это устроил – через посольство…

Но во Франкфурте нет никакого посольства. Она полетит дальше – но куда?

Томми снова набрал номер Конни.

– Так, значит, во Франкфурте была только пересадка?

– Да.

– Надо проследить, куда она направилась дальше. Под именем Софии Бринкман, если только у нее нет еще одного фальшивого паспорта. Пошли запросы куда только можно. Я должен знать ответ.

Спустя четыре часа, когда Томми стоял в пробке по дороге к полицейскому участку, Конни перезвонил ему снова.

– За интересующий нас промежуток времени еще одна женщина с неидентифицируемым паспортом вылетела из Франкфурта в Прагу.

11

Северная Атлантика

Круизный корабль представлял собой небольшой город – с театрами и кинозалами, ресторанами и спа-салонами, бассейнами, барами и торговыми переулками.

Кевин Горман был под впечатлением от всего этого, но в первую очередь – от их каюты.

Две кровати, маленькая ванная, балкон с видом на море. Йенс Валь положил свои вещи на ближайшую к двери кровать. Горман бросил свои рядом, а сумку Йенса столкнул на пол. Выбери Валь другую кровать, он сделал бы то же самое. Затем Кевин стянул с себя штаны и, вскрикивая от боли, отлепил прикрепленный под мошонкой пакет.

Под несколькими слоями замотанного скотчем пластика был кокаин. Горман вскрыл пакет карманным ножом, насыпал на полку под телевизором кучку белого порошка, разровнял ее ножом и разделил на три части, которые всосал в себя одну за другой.

Йенс наблюдал, как он запрокидывает голову, путаясь в кальсонах и брюках, болтавшихся где-то на лодыжках. Комнату огласил торжествующий вопль, Горман выбросил вперед кулак и энергично потер переносицу.

Потом он надел кальсоны, оказавшиеся вдруг слишком тесными, стоптал с себя штаны, не прибегая к помощи рук, и с громкими стонами повалился на постель. При этом не выпускал зажатый в руке пульт от включенного телевизора. Когда же действо на экране попало в поле его зрения, Кевин истерически захохотал. Он выставил вверх указательный палец парню, анонсировавшему погоду по Си-эн-эн, а ведущего Евроновостей Жан-Клода Юнкера расстрелял из воображаемого пистолета, который сложил из двух пальцев. Таково было обычное поведение Гормана под кайфом.

– Ну а сейчас пойдем смотреть на кораблики. – Он снова потер переносицу и вскочил с постели, натягивая штаны.

Вероятно, Кевин Горман был последним человеком, которого Йенс желал бы видеть рядом в такие моменты. Самым последним из почти семи миллиардов населения Земли. Может, Горман и вел себя так потому, что неосознанно понимал, что он самый никчемный из представителей рода человеческого.

Валь хотел бы убить его. Это подсознательное желание не покидало его ни днем, ни ночью. Открыть балконную дверь и выбросить Кевина за борт – на корм рыбам. Утешительная мысль.

Но вместо этого Йенс продолжал исполнять все его приказы. В одном из баров Горман подцепил Розиту – шлюху не первой свежести из Пуэрто-Рико. Он пригласил ее на бокал шампанского, представившись бизнесменом, директором предприятия. А Валя рекомендовал как одного из своих подчиненных.

Нажравшись до положения риз, Горман и Розита не без помощи Йенса спустились в каюту. Там Кевин, до отказа набив кокаином обе ноздри, повалил женщину на кровать. Валь открыл балконную дверь, чтобы не присутствовать при всем этом.

– Что ты о себе думаешь, в конце концов?! – заорал на него Горман.

Он стоял в постели голый на четвереньках. Розита держала в руке его член и тоже строго смотрела на Йенса. Тот удалился, закрыв за собой балконную дверь.

– Я с тобой говорю! – закричал вслед ему Кевин. Вставать и догонять ему не хотелось. Шлюха была важней, так что вместо погони он принялся громко стонать.

Йенс перегнулся через перила. Внизу плескалось море. В плену у Игнасио Валь почти не имел возможности общаться с кем-нибудь извне. Ему запретили звонить, лишили возможности пользоваться компьютером и электронной почтой. Горман не спускал него глаз. Даже будучи накачан наркотиками, он не давал Йенсу ни минуты свободы.

И это было, пожалуй, самое страшное. Оставшись на несколько мгновений наедине с собой, Валь не чувствовал ничего, кроме опустошенности.

На море был штиль, а у горизонта висел раскаленный шар солнца. Йенс посмотрел на свои туфли. Вероятно, эта опустошенность и была накопившейся за всю его жизнь тоской и обидой – подавленной, спрессовавшейся в душе, ставшей частью его личности. Даже здесь ему не хватало воздуха. Этот дьявол Горман душил его и на расстоянии.

В каюте рассмеялась Розита, и Кевин подхватил ее смех.

Йенс подставил лицо морскому ветру. Он наслаждался этим приветом из другого мира – более теплого, частью которого Валь никогда не был. В том мире звучала музыка, и люди общались друг с другом потому, что им так хотелось. Йенс скучал по Софии. Мечтал вырваться из этого ада вместе с Лотаром. Но такая уж, как видно, у него была судьба – жить под наблюдением, перевозить на кораблях наркотики. Когда он больше не будет им нужен, его убьют. Лотара тоже.

Не лучше ли в таком случае спуститься в каюту к Горману и шлюхе и нанюхаться до смерти? Наркотики губительны для его организма – когда-то давно Йенс понял это на собственном опыте. Тогда он всыпал в себя по полной программе, и передозировка вызвала остановку сердца. Но на какое-то мгновение Валь успел почувствовать непередаваемую легкость. Свободу.

В какой-то мере роль наркотика для него играл кофе. Но с этой зависимостью Йенс худо-бедно справлялся. Иногда он чувствовал еще и непреодолимую тягу к алкоголю. Убеждал себя, что и это под контролем, хотя и знал, что нет.

Теперь из каюты доносились другие звуки. Хрипловатый голос Розиты, которая как будто уговаривала Гормана, взывала к его разуму. Потом она стала кричать. Сквозь стеклянную дверь Йенс видел, как Кевин ударил ее кулаком в лицо.

Он вошел в комнату. Розита с вытаращенными в ужасе глазами обогнула кровать и встала за его спиной. Нижняя часть ее лица была залита кровью. На месте одного из передних зубов зияла дыра.

Голый Кевин Горман встал перед Валем:

– Отойди.

– Нет.

Горман захохотал, запрокинув голову, и наотмашь ударил Йенса по щеке. Тот не двинулся с места. Вторая пощечина была оглушительнее первой. А после третьей Валь схватил Кевина за горло. Воспользовавшись возможностью, Розита схватила вещи и шмыгнула в коридор.

Йенс сжал пальцы. Горман улыбался. Он чувствовал себя непобедимым, и его противнику ничего не оставалось, как ослабить хватку.

– Молодчина. – В хрипе Кевина было все – ненависть, радость, кокаиновое возбуждение. – А знаешь, почему я никогда не снимаю со своей «пушки» глушитель?

Валь не отвечал.

– Чтобы иметь возможность в любой момент пристрелить Лотара, где бы мы ни находились. Помнишь, я обещал тебе пристрелить сопляка? – Горман оскалился, обнажив кривые желтые зубы. – Помнишь?

Йенс молчал.

– Я не даю пустых обещаний, – заявил его подельник.