Империя. Цинхай

- О! – среагировала на это девушка, положив руки на своё шарообразное пузико. Дракон с волнением свёл брови:

- Всё в порядке?

- Да! – улыбнулась Дами. – Это малыш, он шевелится. Хочешь потрогать?

- Я? – Джиёна перекосило ухмылкой. – Да как-то что-то нет.

- Давай, ты что, боишься? – Его сестру всегда охватывал энтузиазм, когда в ней вертелся ребёнок. Она сразу понимала, что у неё есть нечто такое, чего никогда не испытать мужчинам, что может иметь только она – женщина. Дами взяла ладонь брата и притянула к животу. Он без восторга замер, простояв в ожидании, пока не почувствовал толчка, о котором и говорила Дами. Следя за лицом Джиёна, она приподняла брови в поисках его реакции. Но мужчина спокойно отвёл руку, не запрыгав и не засюсюкав, не заговорив с ребёнком, как это делал Энди.

- Член иногда похожим образом дёргается во время эрекции, - заметил Дракон. Цокнув языком, Дами отвернулась, потеряв и свою улыбку на лице.

- Ты не человек, Квон Джиён, ты собрание биологических процессов, направленных на добычу денег.

- О да, я такой, - расплылся он.

- Ты был прав, тебе лучше и не плодиться. Да и какая ненормальная захочет иметь от тебя ребёнка?

- За хорошие деньги – любая.

- За деньги…У тебя всё за деньги и ради денег. А просто так, потому что кому-то хотелось бы видеть тебя в своём ребёнке?

- А ты кого хочешь в своём больше видеть, Энди или Джина? – Дами поджала губы. – Хватит читать мне лекции, в которых сама ничего не понимаешь. Любой человек любит в своём ребёнке самого себя, а не другого. Ты послушай большинство людей. Они не хотят усыновить или признать своим чужого, которого завели до них, они все самовлюбленно мечтают о собственном, родном, как будто сами невзъебенные и неповторимые личности с драгоценными генами. Посмотри на мам и бабушек, что писаются от своих чад – тошно же! Они не думают о том, как воспитать, как научить быть счастливым, как дать дорогу в жизнь и позволить самому решать, они играются, как с игрушкой, марионеткой, как с собственностью, в которой видят часть себя. А главный довод для заведения ребёнка? Чтобы принёс в старости стакан воды? Изначальная установка: создать безвольного раба для удовлетворения собственных нужд и потребностей. Я предпочитаю честно сказать, что удовлетворён сам собой без потомства и генетических дополнений к себе самому, чем изображать некую любовь, плохо прикрывающую эгоизм. Если кто-то любит детей, то он любил бы всех подряд, не покрикивая на чужих в песочнице, что они ублюдки и идиоты, обижающие единственную и неповторимую родную зайку. Так что не чеши мне тут, Дами. Ты ждёшь ребёнка, я за тебя рад, но это не значит, что все обосрутся от зависти и захотят так же.

Выйдя из зала с кинотеатром, Дракон пошёл на балкон, чтобы покурить. Дами, ещё минуту назад ощутившую, что в ней есть что-то особенное, брат снова умудрился низвести с высот самомнения. И теперь она думала, что гордиться ребёнком женщине, пожалуй, примерно так же глупо, как мужчине – своим членом.

========== Сианьская ссылка ==========

Гостеприимство Дракона завершилось без конфликтов. Перестав зубоскалить и оттачивать друг на друге мастерство красноречия, брат и сестра ужились под одной крышей в позиции долготерпения и благосклонного снисхождения, в которой каждый закрыл глаза на недостатки другого, и Джиён провёл без выездов последние три дня, не избегая Дами, а, напротив, стараясь уделить ей внимание, и если не влиять на неё как-то, то хотя бы не замечать минусов, которые казались для него вопиюще очевидными, не стремиться их исправить. Ему всё ещё казалась глупенькой «младшенькая», а над её женскими рассуждениями хотелось только смеяться, и всё-таки он переборол себя, стал серьёзнее, безмятежнее, менее сквернословным, присматривался к Марку и Гуаньлиню, которых брал в сопровождение их госпожи, на что и растрачивал свою придирчивость. А когда настала пора вылетать в Сиань, Джиён понял, что с самого детства не общался так долго с сестрой, и не заметил, как она перестала быть подростком, ничего не видавшим в жизни кроме школы, дома, магазинов и интернета. Они виделись редко, и всегда встречи занимали непродолжительное время, без посиделок, без участия в судьбе другого, а здесь столько дней в одном особняке… Семейственностью не запахло, но она будто бы наметилась. К самой Дами-то ещё стоило привыкнуть, а она пыталась продвигать куда-то в родственные отношения своё будущее дитя, регулярно заговаривая о нём, напоминая, словно забыть о выпуклом животе, постоянно попадавшемся в поле зрения, было легко. Дракону определенно было плевать на ребёнка, но мысль о том, что плод любви его капризной сестры и… не то золотого дантиста, не то синеозёрного главаря посчитает себя наследником его, Джиёновского труда – Сингапура – не нравилась. Если после его смерти, то чёрт бы с ним, но умирать он не собирался ещё долго, а потому при жизни и не хотел терпеть всякий вздор. Наслушавшись историй о Дзи-си и его выводке, о предательстве племянницы Энди, Дракона вовсе не грело заводить возле себя кого-то, кто обманчиво будет считаться своим, доверенным и послушным по признаку крови. А хоть бы и не возле себя, всё равно где обитающий приплод сестры может заявить о правах. Да разве имеет значение кровное родство, когда нет общих взглядов, идей, когда не разделяешь с людьми мировоззрение, цели, приоритеты? Совершенно чужие часто становятся дороже и ближе родителей, детей, братьев, сестёр. Единственное, что скрепляет людей – заинтересованность друг в друге, взаимные выгода и польза, желание остаться рядом, и именно это желание надо подкреплять, если не хочешь, чтобы тебя опрокинули. Энди видимо упустил это из вида, племянники дорожили им, пока были его наследниками, пока было за что держаться, чего ждать, а после его свадьбы он стал скорее помехой вместе с молодой женой. Джиён подозревал о том, что Дами будет окружать опасность, но не хотел её подставлять. Поэтому и нанял лучшего наёмника Утёса. Знал бы, где взять охрану ещё лучше – взял бы, но, к счастью, спасла и эта. Мифы и легенды повествовали только об одной превосходящей все другие силы бравой компании, о золотых, но эти воины по найму не работали, в аренду не сдавались, шантажом не выманивались, как ни пытался почти год назад Джиён.

О том, что у Дракона есть сестра, по-прежнему мало кто знал, поэтому в Сингапуре он прохаживался с ней не открыто, а в безлюдных и отдалённых местах, где никто не беспокоил: закрытых пляжах, ресторанах с отдельными кабинками, парках после закрытия (ему-то никто не смел отказать и не открыть что-то в нерабочий час). Хотя всё равно просочились сплетни, что у Джиёна молодая любовница в интересном положении, которую он скрывает. Если бы сплетники ещё и опознали в этой «любовнице» жену Энди Лау – вот это скандальчик бы вышел! Дракон бы сам рассказал эту «утку» зятю, чтобы вместе посмеяться. А чем громче выдуманные скандалы, тем проще под ними делать то, что нужно, что важно, что хочется. Но всё же на первом месте сейчас было решение цинхайской проблемы. Допустить победу Дзи-си никак нельзя, и как бы ни не хотел вмешиваться Джиён, укрепить синеозёрных будет ему выгоднее, чем отсидеться и дождаться, пока Синьцзян не слопает соседа. Аппетиты у Великого Уйгура, как у Гаргантюа и Пантагрюэля вместе взятых, кашалотские, соответствующие «киту» преступного мира. Но если пока Западный Китай держится на трёх китах (всё, как полагается) – Тибете, Синьцзяне, Цинхае, то после «поглощения» стабильность рухнет, и оставшийся кит сможет пожрать Дракона, как ветхозаветного Иону. Только Джиён не верил в Бога и сомневался, что какими-либо молитвами воскреснет из алчного чрева Дзи-си. Поэтому нужно было действовать, строить политические схемы и перестраховываться.

Так Дракон с Дами прилетели в Сиань, центр Шэньси, провинции, где представитель любого клана, любой группировки и любого братства мог чувствовать себя спокойно, не получать претензии, а только достойную встречу и покровительство. Разумеется, если не приходил с оружием и не имел недобрых мыслей, камня за пазухой. Хранитель и предводитель терракотовой армии, размеры которой никому доподлинно не были известны (но все знали, что она огромна), оберегал всякого, просящего защиты и убежища. Опека Джоуми была подобна церкви в Средневековой Европе, только под её сводами искали спасения угнетаемые и преследуемые. Но если законы христианского милосердия всё равно когда-то нарушались, когда жестокосердие побеждало уважение к святым алтарям и священникам, то пренебречь внушительной силой хранителя никто не рисковал.