Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14



Тогда Илька вспомнил, почему он здесь. Он никому не нужен, его все ненавидят. Даже учителя, которым он не сделал ничего плохого. Он никому ничего плохого не делал. А они! Всем будет проще, если его не станет. Теперь его считают стукачом, он не сможет оправдаться никак и никогда. Пускай он этого не делал, но все будут так думать и никогда ему этого не забудут. Он не сможет так жить. Нужно прыгнуть. Скорее. И тогда ему будет всё равно. А они все ещё пожалеют. Он заставил себя качнуться вперёд и посмотреть вниз, шагнул чуть-чуть вперёд, встав на самом обрезе, так что носки кроссовок свешивались в пропасть. Ещё чуть ближе. Ещё.

Внезапно трухлявая рама под ногой треснула, и щепки посыпались за окно, нога соскользнула вслед за обломками. Илька невероятным движением извернулся в воздухе и судорожно скрюченными пальцами правой руки едва успел ухватиться за остатки рамы. Ноги болтались в пустоте, правым коленом он больно треснулся о кирпичную кладку, волна безумного ужаса прокатилась снизу вверх по его телу, сжала горло. Он закричал, но из горла вылетал только какой-то жуткий сип. Илька задёргался, пытаясь второй рукой дотянуться до окна, и тем только ухудшил своё положение. Рама под рукой, издав громкий треск, прогнулась наружу, теперь он висел, извиваясь всем телом, удерживаясь только кончиками пальцев. «Разве ты не за этим пришёл?» – мелькнула в сознании далёкая, словно чужая мысль, и он полетел вниз в окружении обломков рамы. «Сейчас будет больно», – успел подумать он, но сознание милосердно покинуло его раньше, чем он достиг земли.

Глава 2. 

Лежать было неудобно, какой-то твёрдый угол впивался под левую лопатку. Над головой что-то странно гудело, то приближаясь, то отдаляясь, словно вертолёт петлял и кружился высоко в небе. Илька открыл глаза. Прямо над ним закладывал виражи и восьмёрки большущий жёлто-полосатый шмель. Илька, ещё плохо соображая, не сводил глаз с мохнатого великана, а тот, сужая круги, подлетел к самому лицу и чуть не сел Ильке на нос. Илька в испуге дёрнулся и больно ударился затылком, шмель недовольно зажужжал, поднялся повыше и умчался, скрылся из виду.

Илька резко, рывком сел, приложил ладонь к гудящему затылку. Взгляд упёрся в деревья, поднимающиеся сплошной тёмно-зелёной неровной стеной. Он обернулся – позади тот же лес. Илька сидел на прямой, как линейка, железной дороге, резавшей, словно ножом, густой старый лес. «Я вроде с башни прыгать собирался, а не под поезд бросаться, – с недоумением подумал Илька, поднимаясь на ноги. – Как я сюда попал?». В голове был полный сумбур, обрывками проносились какие-то мысли, воспоминания, накатывало вдруг ощущение свободного падения, и Илька вздрагивал, поводил плечами, чтобы избавиться от наваждения.

Он постарался взять себя в руки и внимательно огляделся. Потёртые рельсы, идущие в обе стороны, насколько хватало глаз, были изъедены ржавчиной. Обветшалые, серые от времени шпалы, почти ушли в землю, рассыпая вокруг деревянную труху. Всё пространство дороги, по бокам и между рельсами заросло высокой травой, цветущей мелкими белыми и жёлтыми цветками. «Непохоже, что тут можно дождаться поезда», – пожал плечами Илька. – «Прыгнуть с башни…», – тут волной накатило, и он снова вспомнил всё, что случилось в башне, словно заново пережил до мельчайших подробностей бесплодность своих усилий удержаться и ужас, сдавивший горло. Он зажмурился, закрыл лицо руками и стоял так, пока эти ощущения не оставили его.



«Что-то у меня с головой непорядок. Пора лечиться». – Илька энергично завертел головой во все стороны, но ничего нового не увидел – прямая железная дорога, идущая через густой, лишённый всяких просветов лес. «Я ещё жив?» – последнее, что застряло в его памяти, была треснувшая рама и соскользнувшие скрюченные пальцы в облаке щепок и мусора. «Или я мёртв?» – это как-то не укладывалось в Илькиной голове. «Если я жив, то, как я сюда попал? И вообще, ГДЕ Я? А если я умер, то, опять же, где я? Что это ад или рай?» – В вопросах ада или рая Илька разбирался плохо. Да что там говорить, почти совсем ничего не знал. Нет, ему попадались, конечно, книжки о религии (довольно скучные, надо сказать), но почему-то об аде и рае там говорилось очень мало и так туманно, что Илька почти ничего об этом не помнил. Впрочем, ему смутно припоминалось, что самоубийц в рай не пускают, но, с другой стороны, в аду должно быть ужасно жарко и черти должны жарить грешников на огромных сковородках. Илька представил себе эту картину и рассмеялся. «А чего я смеюсь? – он оборвал смех, но улыбаться не перестал. – Наверное, крыша поехала после этой проклятой башни. Нахожусь незнамо где, то ли живой, то ли мёртвый и радуюсь, словно книжку новую купил. С этим надо что-то решать, – он с силой ткнул себя кулаком в правый бок. Ушибленные ребра отдались тупой болью, Илька охнул, – Болит всё там же. Значит – пациент скорее жив, чем мёртв. А, впрочем, грешники в аду тоже должны испытывать боль, иначе, зачем же их жарить? – эта мысль почему-то снова его рассмешила, – тогда пациент скорее мёртв, чем жив, – Илька вздохнул. – Короче, как всегда, одно из двух: или пациент жив, или пациент мёртв. Так я эту проблему не решу. Нужно отсюда выбираться. В раю должны быть ангелы, в аду черти, а если ни тех, ни других, значит – люди. Если встречу кого-то из них, сразу станет всё ясно».

Илька, который стоял всё ещё на том самом месте, где очнулся, приложил ладонь козырьком ко лбу и посмотрел в одну сторону, затем в другую. Рельсы уходили в обе стороны абсолютно одинаково и смыкались вместе с лесом где-то вдали. «Ну и куда? Направо или налево? И где тут право, где лево? Это, смотря, куда лицом встанешь. Ага, солнце вон там над лесом подымается – там восток. Так куда мне, на север или на юг? – Илька всерьёз задумался. – Нет, так не пойдёт. Нужно всё-таки определиться. Нужно влезть на дерево и осмотреться». – Илька в настоящем лесу, можно сказать, не бывал, а один не бывал точно никогда, но книжки о приключениях читал, и имел некоторые теоретические представления.

Развернувшись на восток, Илька решительно сошёл с дороги, продрался через небольшой просвет в кустах и, миновав оплывшую, заваленную прелой листвой канаву, зашёл в лес. Продвинулся вперёд несколько метров в поисках дерева повыше и оглянулся. Позади деревья и кусты смыкались так плотно, что просека железной дороги была почти не видна. Он остановился в нерешительности, он читал, что люди, не умеющие ходить по лесу, могут заблудиться буквально в ста метрах от дороги и ходить кругами, так и не найдя выхода из леса. Мальчишка попятился, и пошёл параллельно просеке, стараясь всегда держать её в поле зрения. Лес был смешанный, полный высоких сосен, но ветки их росли так высоко на толстых, покрытых ароматной смолою стволах, что Илька даже не смотрел в их сторону. Забраться туда ему было не по силам.

Пьянящий аромат нагретой солнцем хвои, листвы принёс ему некоторое облегчение. Шум в голове утих, и внезапные головокружения, ощущения падения отступили. Илька с интересом крутил головой и размышлял о том, почему раньше он никогда не видел, как может быть красива и величественна природа. Раньше он больше восхищался и ценил достижения человечества, но этот лес был великолепен. Наконец, ему понравилась берёза с ровным высоким стволом, ветки которой начинались достаточно низко и шли равномерно до самой верхушки. Илька подпрыгнул, уцепился, закинул ногу на нижнюю толстую ветку. Ребра отозвались уже привычной ноющей болью, в глаза посыпались чешуйки коры. Илька зажмурился, вслепую подтянулся и уселся на ветке верхом, обняв ствол руками. Проморгался и начал неторопливый подъём с ветки на ветку. В середине он вдруг поймал себя на том, что старается не смотреть вниз и сжимает ствол, судорожно боясь расцепить руки. «Чёртова башня, все из-за неё», – мелькнуло у него в голове. Он замер, сделал несколько глубоких вдохов, пересилил себя и полез дальше. Впрочем, до самой вершины он так и не долез, когда ветки стали прогибаться под ним, а ствол ощутимо покачиваться из стороны в сторону, он застыл, сцепив руки в замок позади ствола. Никакие уговоры не смогли помочь ему двинуться ещё выше, и он с ужасом думал, о том, как будет спускаться вниз, – «желательно медленно, так же как поднимался, а не так, как с башни».