Мореходка

Форма №4 осенняя: в этом случае на форму №3 сверху надевался чёрный бушлат.

Форма №5 зимняя: вместо бушлата надевалась шинель и зимняя шапка, или фуражка. Во втором случае мы называли это: «быть одетым по форме «гвоздь», так как широкие поля фуражки в сочетании с длинной шинелью напоминали именно этот строительный материал.

Форма №6 зимняя: подразумевала ношение с формой №5 шапки с завязанными ушами.

Форму №6 моряки никогда не использовали. Они ухитрялись заправлять уши под шапку, завязанную сверху, так, что уши почти полностью находились под шапкой. Это спасало от тридцатиградусных морозов, которые навалились в ту зиму на Ленинград. Большая влажность воздуха делала мороз жгучим, уши сворачивались «в трубочку» через минуту пребывания на морозе. Я сам однажды чуть не поплатился за свою беспечность, пытаясь зимой дойти от Учебного корпуса до станции метро «Елизаровская» пешком в шапке с поднятыми ушами.

Так вот, пятикурсникам выдавалась новая форма №3, но не выдавалось рабочее платье. Пятый курс не привлекался ни к каким-либо работам по Училищу, а выполнял только дежурные функции по несению вахты. Повседневная форма одежды для них была форма №3. Новую форму они берегли для выпуска, хотя после окончания Училища носить её было просто негде, и оставляли её потом только себе на память. Некоторые пятикурсники своеобразно «чудили», одевая новую форму, без каких-либо подгонок по фигуре. Они были, ну просто, «в ж…пу уставными»! В широченных тёмно-синих форменках с раздутыми на рукавах у манжет «фонарями», с резиновыми жёлтыми «галками» курсовых знаков на рукаве. В уставных прямых чёрных брюках и с круглым, не согнутым в овал «плевком» (кокардой с якорем) на подпружиненной, похожей на аэродром, фуражке. Поскольку ремень с якорем на бляхе выдавался на первом году обучения, то к пятому курсу большинство курсантов уже носило бляхи ВМФ, где был якорь со звездой. Пятикурсники менялись с второкурсниками бляхами, чтобы выглядеть, как предписывал Устав внутренней службы. В общем, каждый сходит с ума по-своему! Вид у таких «уставников» был дебильный, но нашивки пятого курса прощали любые «закидоны» будущих выпускников.

XXVI.

На нас навалилась учёба. Общеобразовательные предметы закончились ещё на втором курсе. Математика, электро-радиоматериалы, черчение, морское дело – всё было пройдено. Теперь, подкованные теоретически, мы вгрызались в конкретное радиожелезо, которое стояло на судах торгового и рыбопромыслового Флота СССР. Судовой радист – это специалист, разбирающийся во всём, что может потреблять электрический ток. И почти всё, что он должен знать, мы должны были понять и запомнить именно на третьем курсе. Всё обилие информации, свалившееся на нас, нужно было аккуратно рассортировать, разложить по полочкам наших кипящих мозгов и выучить как «Отче наш». Так как от этого в будущем зависела не только твоя жизнь, но и жизни многих людей, с которыми тебе предстояло работать в море. В школе не все изучали английский язык. Я, лично, учил немецкий. Здесь же пришлось начинать с азов. Но на третьем курсе мы все сравнялись по уровню языковой подготовки, и нам предстояло изучать технический английский язык и соответствующую техническую и справочную литературу.

Предмет Эксплуатация радиосвязи (ЭРС) был одним из основополагающих в нашей подготовке. Здесь нельзя было «сачкануть». Скорость передачи и приёма морзянки возрастала от занятия к занятию. И пропуск хотя бы одного занятия по любой, даже уважительной причине (наряд или болезнь), могли привести к тому, что на еженедельной контрольной работе ты мог схватить «два шара» (получить оценку 2) и остаться без увольнения в город на всё время, пока оценка не будет исправлена хотя бы на 3. Пять ошибок в принимаемом тексте, или группе цифр, и ты уже пополнил состав «дурбата»! Поэтому на контрольные приходили и живые и «мертвые», с повязками дневальных или дежурных, или в бинтах и с костылями, но явка на контрольных работах была всегда почти 100%. Вечерняя самоподготовка по ЭРС проходила добровольно, но каждый уделял ей не менее часа в день. Главной проблемой было найти свежую газету, текст которой передавался нами поначалу на вертикальном телеграфном ключе («клоподаве»), а затем и на горизонтальном («пиле»). «Ставить руку» (этот термин применим не только у музыкантов, но и у радистов) приходилось самому. Поэтому у каждого радиста вырабатывался свой «почерк». И мы на слух уже различали, кто из товарищей как «работает в эфире». Для тренировки приёма морзянки на слух кто-либо из курсантов, обладающих «разборчивым почерком» при передаче, садился за преподавательский стол, брал какой-либо текст и включал общую трансляцию или трансляцию на наушники-радиотелефоны, имеющиеся на каждом учебном столе. Тон передаваемого сигнала можно было изменять от самого низкого до самого высокого. Когда все сидели в наушниках и «передающий» курсант, сидя за столом преподавателя, настраивал высоту тона сигнала, передавая постоянно одну и ту же букву «V», и неосторожно «залезал» в высокочастотную область, то всех бил по ушам очень болезненный звуковой удар! Все разом скидывали наушники, и материли «передающего» со всей пролетарской ненавистью!

Предмет «Радиооборудование судов» (РОС) вёл преподаватель Филимонов. Он тоже в прошлом был выпускником ЛМУ и, поработав на судах и став начальником радиостанции, перешёл на преподавательскую работу в Училище. Он прекрасно знал все курсантские уловки и безжалостно пресекал всяческое недобросовестное отношение к своему предмету. Лекции он читал тихим голосом, без особых эмоций, и всё, что мы за ним записывали в конспект, требовал изложить при ответе слово в слово. Лекции проходили нудновато, но знать это всё было необходимо. Поэтому мы зубрили записи лекций, как стихотворение без рифмы, с одновременным прохождением указкой по хитросплетениям линий принципиальных схем радиоаппаратуры. Читать конспект без схемы радиооборудования было бесполезно, так как на слух записанное воспринималось как бред сумасшедшего. Поэтому мы часто называли конспекты по РОС «Филькиной грамотой». Мы стонали поначалу, но потом наше «серое вещество мозга» включалось, и мы как заправские попугаи могли повторить всё, записанное нами, перед преподавателем, с одновременным прохождением указкой по электрическим цепям схемы. Потом количество переходило в качество, и мы могли осознавать то, что произносили вслух. Процесс обучения продолжался.

XXVII.

Но продолжался он недолго. Ровно через месяц после начала занятий, четвёртый курс вернулся в Училище, чтобы вновь из него убыть на этот раз на стажировку на Военно-Морской Флот. К радости сельских тружеников и правительства Ленинградской области урожай картофеля в тот год превысил все ожидания. Наши четверокурсники добросовестно помогали труженикам полей этот урожай собрать, но времени убрать всё не хватило. Приближались заморозки, и убрать картошку нужно было любой ценой. Этой ценой стал наш учебный график. Приказом Начальника Училища в экстренном порядке наша рота была снята с учёбы и мобилизована на борьбу с небывалым урожаем!

Сентябрь был тёплым. Начало октября тоже не было холодным. Нас переодели в рабочее платье второго срока ношения, выдали каждому бушлат и вещмешок с сухим пайком, погрузили в автобусы и отправили на «передовую» Битвы за Урожай! Накануне «ленинградцев» отпустили домой, и ребята захватили в нашу поездку кассетный магнитофон с записями «Пинк Флойд» и других модных групп и запасные батарейки. Лёжа в проходе автобуса на вещмешках под музыку «Би Джиз» в обработке для симфонического оркестра, мы ехали в неизвестность. Наше будущее, всё то, что нам предстояло испытать через год, опередило время и стало для нас настоящим.

Место, где нам предназначалось совершить трудовой подвиг, находилось недалеко от какой-то деревни. На окраине картофельного поля были выстроены несколько деревянных бараков, в каждом из которых стояли металлические койки, несколько тумбочек и нагревательный агрегат, напоминающий мангал для шашлыков с встроенными электрическими спиралями. Перед бараками находились длинные ряды умывальников. В отдельном помещении размещался камбуз и столовая. В столовой стояли сколоченные из досок длинные столы, укрытые клеёнкой, и деревянные лавки. Металлические миски, кружки и ложки, да ещё большие алюминиевые кастрюли и чайники. Кашеварили наши курсанты с АХО. Там, видно, были специалисты и по приготовлению пищи. Столовая была небольшая, поэтому приходилось принимать пищу в несколько смен.