Страница 96 из 114
Приехала и пожалела. Настроение у художника было отвратительным. На вопрос, что случилось, ответил, что ему совсем нечего представлять на квартирнике. Развел руками, словно истеричная тетка, которой совсем нечего надеть, при полном гардеробе.
- Напиши меня на зеленом шелке в россыпи тюльпанов! – небрежно предложила я.
- А ты разденешься? – сомневаясь, спросил Иван.
- Для дела… Если надо…
- Очень! Очень надо, душечка моя!!! Только я тебя рыжей напишу и верх тормашками, будто смотрю на тебя сверху!
- Тогда давай тюльпаны! – рассмеялась я.
- Душечка! Будут! Будут тебе тюльпаны!!!
Наверное, я немного расслабилась. Уже почти начала принимать людей за людей.
Через час доставили две корзины тюльпанов и кусок зеленой шелковой ткани. Иван тем временем угощал меня зеленым чаем и рассказывал о своих выставочных работах. От восхищения изумрудным зеленым, несколько минут неподвижно разглядывал шелк, разминая его в руках. А я присела к ярким корзинам, не в силах оторваться от весеннего цветочного великолепия.
- Как красиво! – зачарованно произнесла я.
- Скорее раздевайся! – в запале, задыхаясь, произнес Иван, сбрасывая с себя одежду. Я посмотрела на него удивленно. – Не обращай внимания, душечка, и не пугайся! Так надо! Мне так удобнее!.. Ну! Скорее же! – И он бросил на воздух раскрывшееся полотно, медленно покрывшее кровать в виде старинного штемпеля. Я поспешно разделась и легла, расположив ноги на подушках. Иван подбежал к корзинам и, схватив охабку разноцветных стебельков, в один прыжок оказался рядом с кроватью. Подкинул их к потолку, предварительно разворошив. Цветы беспорядочно упали на мое тело и рядом.
- Не шевелись! Только не шевелись! – его глаза горели страстным одержимым огнем. Аккуратно разложив мои локоны (так некстати перекрашенные в светло-русый), художник задом попятился к мольберту. В зеркальный натяжной потолок белого цвета я увидела себя, ласкаемую весенними цветами, с беспорядочно раскинутыми волосами. Мои грудь и лоно были усыпаны тюльпанами. Я поднесла палец к губам, а другой рукой взяла цветок так, что бутон оказался в ладони.
- Замри! – что есть силы, закричал Иван.
К вечеру я почти засыпала. Желудок предательски урчал от голода, а Иван все не мог остановиться. Прошло уже два сеанса, за которые, как мне казалось, можно было воспроизвести огромную картину Малявина «Вихрь», так запомнившуюся и впечатлившую когда-то.
- Долго еще? – измученно спросила я.
- Еще пару сеансов! – все также восхищенно ответил Иван.
- О, нет…
Видимо, заметив, наконец, мое состояние, художник отложил кисть.
- Но я, думаю, что уже справлюсь без тебя, душечка… Спасибо! – в сердцах благодарил он, упав ниц подле кровати. Он целовал мои локоны и руки, в порыве продвигаясь все дальше. Я вскочила и начала судорожно одеваться.
- Прости… Прости… Я увлекся тобой… Очень… Может, поужинаем вместе?
- Нет. Спасибо. Я очень устала и хотела бы вернуться домой.
Он проводил меня до двери, осторожно поцеловав в щеку, и еще раз поблагодарил.
Некоторое время спустя
Дорогой Дневник!
Неделя прошла, и я с нетерпением ждала возвращения Павла. Соскучилась очень. Каждый день проводила в компании Дино. Он даже перестал казаться таким уж неприятным. Хотя, может, это я упала на уровень ниже. Ведь кому же придет в голову устраивать соревнования по отрыгиванию пузырьков минералки?.. Да. Стыдно, но было весело! Еще мы ходили в бассейн и шлепали изо всех сил мокрыми ступнями в резиновых сланцах. Смеялись до потери пульса, потому что получалось почти что квакание лягушки. И я на все велась! В том числе и на гейзер под крышкой стаканчика с «кока-колой».
Может, мне хотелось чуточку побыть в беззаботном детстве, где душа и тело отдыхали, и не думалось о заданиях и агентах.
Собаки беспрерывно сношались по утрам, во время ежедневной прогулки. И мне уже совсем не верилось, что действия уколов могло хватить на целую неделю. Наверное, именно такой и бывает собачья любовь…
А сегодня утром Дино неожиданно произнес:
- Юль, выходи за меня, а?
Удивленно уставилась на него, будто по заданию совершенно не этого ждала. Да я и на самом деле стала забывать обо всем. Мы просто дурачились, и его шутки не казались уже такими омерзительными.
- Я вижу, - впервые за все время общения грустно и осторожно произнес он, - что не противен тебе… И друзьями, вроде, получается быть. Из-за моего пристрастия к играм я кажусь всем навязчивым, а из-за полноты – неприятным…
Казалось, слова даются ему с большим трудом. Он открывал свою душу, бережно, но принудительно вкладывая её в мои заледеневшие руки.
- Мне надо подумать… - смутилась я и сказала что-то дежурное.
Лицо Дино от этого моментально просветлело. Он, будто большой медведь, собрал меня в охапку и принялся кружить.