Счет

Как великодушно с его стороны.

– Взамен я прошу лишь одного – относись ко мне с уважением и слушайся меня, когда мы на льду. Я не потерплю ослушания. – Рот О’Ши кривится. – И не буду закрывать глаза на ваши выходки. Дженсен сказал мне, что ты тот еще любитель вечеринок, что меня нисколько не удивляет, – он презрительно усмехается. – Но если хочешь сохранить свое место в команде, то будь добр вести себя хорошо: никакого алкоголя, никаких наркотиков и скандалов. Понял меня?

Я киваю головой в знак согласия.

– А что касается наших былых проблем, то они больше не обсуждаются. – О’Ши удостаивает меня очередным пронзительным, холодным взглядом. – Ни между нами двумя, ни между тобой и твоими товарищами по команде. Прошлое осталось позади, – вновь повторяет он.

Я засовываю руки в карманы.

– Мне можно идти?

– Пока нет. – Он пододвигается к столу и поднимает тонкую папку. То ли мне кажется, то ли его глаза поблескивают от самодовольства. – Еще пара моментов. И можешь не сомневаться, тренер Дженсен полностью со всем согласен.

У меня появляется дурное предчувствие.

– Во-первых, мы отправляем тебя во второе звено с Бродовски…

– Что? – вскидываюсь я.

О’Ши поднимает руку.

– Позволь мне закончить.

Я закрываю рот, с трудом перебарывая нарастающее раздражение. Кипящий внутри гнев перерастает в чертовски сильную ярость.

С его стороны никаких проблем не будет – как бы не так. Я всегда играл в первом звене с Логаном. Мы двое – самые лучшие защитники в команде. Неразлучная пара, если хотите. Бродовски же – третьекурсник, которому так много нужно работать над собой, что мне удивительно, как его до сих пор не выперли из команды.

– Дженсен доверил мне работать с защитой и действовать так, как я считаю нужным, – рявкает мне в ответ мой старый тренер. – Второе звено очень слабое. Келвин и Бродовски никак не могут сыграться, и им обоим пойдет на пользу встать в пару к игрокам типа тебя и Джона Логана.

– А тренер упоминал, что уже пробовал это во время предсезонной подготовки? – Я не могу не сказать об этом, да еще и не без ехидства, и О’Ши хмурится. – Я играл в паре с Келвином в матче против Сент-Энтони. Это был полный провал.

– Что ж, на этот раз ты будешь играть не с Келвином, не так ли? – так же ехидно отвечает он. – Я ставлю тебя с Бродовски. Это окончательное решение, я делаю так, как будет лучше для команды.

Чушь собачья. Он делает так, чтобы наказать меня, и мы оба это знаем.

– А второй момент?

Он моргает.

– Прошу прощения?

– Вы говорили про пару моментов. – Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно. – Первый – это то, что вы перегруппировали звенья. А второй?

О’Ши наклоняет голову, словно пытаясь решить, не проявляю ли я вновь неуважение. Мужик понятия не имеет, как сильно мне сейчас хочется заехать ему кулаком в челюсть. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы сдержаться.

О’Ши открывает папку и достает один-единственный лист бумаги. Его глаза довольно блестят, когда он передает его мне.

Я пробегаю глазами по листу. Это ксерокопия расписания тренировок и игр, но не для нашей команды.

– Что это? – бормочу я.

– Начиная с этой недели ты будешь великодушно посвящать свое свободное время «Гастингским ураганам»…

– Чему?

– «Гастингским ураганам». Это хоккейная команда начальной школы Гастингса, лига команд средних школ, седьмые и восьмые классы. В Брайаре существует социальная программа, по которой студенты-спортсмены на добровольной основе выступают тренерами или помощниками тренеров в местных спортивных командах. Студентка, которая работала с «Ураганами», – левая нападающая в женской хоккейной команде Брайара. Но она серьезно заболела, и нам нужно было заменить ее. Мы с Дженсеном решили, что ты самая лучшая кандидатура на ее место.

Я пытаюсь не выдать своего ужаса, но, похоже, мне это плохо удается, потому что О’Ши в открытую самодовольно усмехается.

– У них две тренировки в неделю после обеда, игра – в пятницу в шесть. Я позволил себе заглянуть в твое расписание и убедился, что оно не пересекается с расписанием «Ураганов». Так что все готово. – Он склоняет голову набок. – Если только, конечно, у тебя нет никаких возражений.

Ага, черт подери. Мне совсем не хочется проводить три дня в неделю, тренируя группу школьников. Господи, да это же мой последний год обучения в университете! У меня огромная учебная нагрузка! К тому же шесть дней в неделю я тренируюсь с собственной командой, играю свои матчи, и все это оставляет не так уж много свободного времени.

Но если я откажусь, нет сомнений, что О’Ши сделает мою жизнь невыносимой. Как он делал это в старшей школе.

– Нет, звучит заманчиво, – выдавливаю я из себя и еле удерживаюсь от того, чтобы не показать ему средний палец.

Он одобрительно кивает.

– Что ж, посмотрим. Возможно, ты и правда изменился. Дин Ди Лаурентис, которого я знал, думал только о себе.

Эта подначка неожиданно задевает меня. Да, порой я вел себя как эгоистичный ублюдок, но, черт подери, тогда я не сделал ничего плохого. Мы с Мирандой всегда одинаково смотрели на вещи… И вдруг все изменилось.

Но, наверное, уже неважно, кто виноват, потому что и так ясно как день, что Фрэнк О’Ши никогда не простит меня за то, что произошло между мной и его дочерью.

6

Покинув арену, я первым делом звоню своему старшему брату. Сегодня воскресенье, поэтому я набираю номер его мобильного, хотя велики шансы того, что он может быть в офисе. Ник работает допоздна, в том числе и в выходные. Мне кажется, своей одержимостью он пытается впечатлить нашего отца, и, если честно, ему это удается.

Однако радостный голос, раздавшийся на том конце, явно не принадлежит Нику.

– Дики, привет! Мы с тобой не разговаривали уже целую вечность!

В детстве это прозвище меня никак не задевало, но теперь, когда мы стали взрослыми, оно кажется мне чертовски оскорбительным. Насколько мне известно, как только моя младшая сестра научилась выговаривать «Дин», мои родители приказали ей забыть про «Дики». Но Саммер невозможно приказывать: она сделает все с точностью до наоборот. Моя сестра – упрямая бестия.

– Почему ты отвечаешь с телефона Ника? – с подозрением спрашиваю я.

– Потому что я увидела твое имя и захотела поговорить с тобой первая. Ты мне теперь не звонишь.

Я так и представляю, как в этот самый момент она надувает губки, и мои губы растягиваются в улыбке.

– Ты тоже мне не звонишь, – напоминаю я ей.

Саммер пару секунд молчит, а затем чрезмерно тяжело вздыхает.

– Ты прав, не звоню. Я ужасная сестра.

– Да нет, просто мы с тобой оба заняты. – Я иду по брусчатой дорожке к парковке, которая находится за тренировочным центром.

– Я и правда была очень занята, – соглашается Саммер.

На заднем плане слышится громкий смешок.

– Что это? – спрашиваю я.

– Ничего, просто Ники ведет себя как последний козел, все выходные сводит меня с ума. Он всегда был чопорным или сделался таким, став юристом?

Она произносит слово «юрист», словно это какое-то ругательство. Хотя для Саммер это, скорее всего, так и есть. В двенадцать лет моя сестрица заявила, что юриспруденция – это «чертовски скучно», и спустя восемь лет ее точка зрения не изменилась. Она согласилась учиться в колледже, входящем в Лигу плюща, лишь для того, чтобы умаслить родителей, но когда мы разговаривали в последний раз, Саммер сообщила мне, что после его окончания собирается заняться дизайном интерьеров.

– По сравнению с тобой все чопорные, – отвечаю я сестре. – Но это вовсе не значит, что я одобряю твои сумасбродные выходки.

Саммер младше меня на два года, но она с легкостью может перещеголять меня в том, как брать от жизни все, жить сегодняшним днем, и во всем подобном. Удивительно, как родители еще не отказались от нее.

И тут до меня доходит.