Аквариум

  - Ну, конечно! - Усмехнулся я. - Ни больше, ни меньше.

  - Именно! - Совершенно не смутился Иван. - Вы, люди, - это самое будущее. Как бы нелепо это ни звучало. Варианта развития событий в ходе этого противостояния всего два. Или человечество никогда не появится в том виде, в котором ты его помнишь. То есть, в виде самостоятельной, осознающей себя и эволюционирующей ветви Разума. Вы станете тупым подъяремным скотом, поставляющим бесценный продукт - души, которые Ануннаки будут, доводить до нужной им кондиции в виде физических объектов или нематериальной субстанции, не важно, и отправлять наверх, Хозяевам. А уж, что будут делать с таким продуктом они, представить сложно. Однако, легко представить последствия. Это грубое и необратимое вмешательство в естественный ход развития мира, извращение самого Замысла, в соответствии с которым этот мир до сих пор существовал. Поэтому возможно всякое. От полного коллапса и возвращения к изначальной энтропии до нового, совершенно непредсказуемого космического порядка. И вариант второй - человечество развивается само, без вмешательства извне. Пусть долго, извилисто, в крови и ядерной пыли, но развивается. Эволюция идет по своим законам, души прогрессируют, равновесие сохраняется, а Замысел обретает задуманный облик. Так вот, наш интерес во всем этом - избежать варианта номер один. Так как, буде он исполнен, мало не покажется никому. Ни нашим, ни вашим. К нам прорвется такое, что...

  Ладно. Про это - не надо...

  Все это о том, в чем выгода или, как ты выразился, "изюм", для нас. А что касается того, почему ты, Егор, должен все это принять... Я сейчас не буду доказывать тебе, что мы есть Истинный Свет и Добро. Нет ни смысла, ни времени. Я вижу, что при всем своем скептицизме в глубине души ты итак осознаешь, что находишься на одном берегу с нами, а не с этими... Я хочу поговорить о морали. Об абсолютном отсутствии тождества между человеческой нравственностью и моральными принципами тех же Уродов, взяв их, как самый простой образец всех тех сил, что стоят на Том берегу. Вы же с Настей постоянно поражались запредельной порочности их поступков, которые для вас лежали "за гранью добра и зла". Так?

  - Да. - Ответил я. - То, что они вытворяли с людьми, а особенно с девушками, в голове не укладывается до сих пор.

  - Хорошо. - Удовлетворенно кивнул головой он. - Хоть здесь ты со мной согласен. Так вот, это действительно за гранью. За гранью человеческих понятий о белом и черном. А для них - это совершенно нормально. И не потому, что они злые, опять же, в людском понимании, а потому что они, в принципе, другие. Приведу пример. Ты убил ребенка...

  - Я?!

  - Я сказал - пример! Чисто гипотетически. Ты убил ребенка. Это вызывает у тебя чувство вины, значит ты понимаешь, что не должен был этого делать. Ты осознаешь, что существует некий нравственный закон, лежащий за пределами твоего воспитания, жизненного опыта и этического кодекса человека. Изначальный нравственный закон, который тобой одновременно и принят, и нарушен. Твоя душа, а не разум, кричит тебе, что это плохой поступок. Этот безусловный закон, кем-то заложенный в каждого человека, даже в самого закоренелого злодея, является стражем человеческой нравственности. Такие понятия, как любовь, сострадание, доброта и милосердие - это столпы, на которых он базируется. Так вот, наше Добро, конечно, отличается от вашего, но не радикально. Наши нравственные устои такие же, просто намного шире и сложнее. Опять же, если использовать конкретный простой пример, человек рисует левой ногой на песке круг, неровный и грубый, а мы чертим такой круг циркулем на бумаге. При всем колоссальном отличии нюансов в обоих случаях получается окружность. Причем, чем дальше этот человек поднимается по лестнице духовной эволюции, тем больше его окружность становится похожей на нашу. А Уроды, Ануннаки, их хозяева, хозяева их хозяев и еще один, главный Хозяин, всегда нарисуют квадрат. Или треугольник, если угодно, но никак не круг. Это понятно?

  - Да. - Честно ответил я, ощущая, что тот самый сгусток бесплотной энергии, называемый душой, о которой всю ночь мне твердит существо напротив, давно все понял и принял. Но разум, все еще упрямо сопротивляющийся разум, сделал последнюю отчаянную попытку не поверить. - Все очень красиво и складно, Ваня. Настораживает одно. Твои постоянные намеки на тему, о которой ты вроде как не должен или не имеешь права говорить, но очень хочешь какими-то окольными путями будто бы случайных оговорок вбить мне в голову. Вселенский Разум, Великий Замысел, Хозяин Ануннаков и всех остальных граждан с "того" берега. Вот это как-то отпугивает и не дает мне хлопнуть тебя по плечу и сказать: "Да ладно, Ванек, хорош меня обрабатывать! Уже весь язык стер, наверное. Ваш я, с головы до ног! Отныне и навсегда".

  Иван невесело усмехнулся:

  - Я же говорил - прорывается человеческое. Настоящим был твой друг. Настоящим с большой буквы. Хочется отдать тебе все. Очень хочется помочь, подсказать... Но нельзя мне, Егор. Мне за одни эти намеки, я думаю, такой пистон вставят, мама не горюй! Ты сам должен ко всему прийти. Свобода воли...

  Он замолчал. Уставился на почти догоревший костер. В его глазах, появилась выражение какой-то светлой грусти и мудрости. Неожиданно я понял, что он больше не похож на Леху. В его фигуре, осанке, лице появилось что-то совершенно новое. Далекое, незнакомое, но вместе с тем - светлое и прекрасное. Что-то, чего нельзя выразить словами, а можно только почувствовать.

  - Посмотри. - Неожиданно сказал он, кивком головы указав на небо.

  Я посмотрел. Ночь кончилась. Исчезли звезды, побледнела луна, небосклон окрасился в целый букет оттенков синего, плавно темнеющий к Западу. А с Востока в эту синеву вливались желтые, оранжевые и красные цвета, создавая величественную розово-голубую корону нового дня. Редкие облака и верхушки деревьев окрасились яркой позолотой, а потом все обозримые с земли слои атмосферы разрезали тонкие и острые, как спицы, первые лучи восходящего солнца.

  - Красиво? - спросил Иван.

  - Да.

  - Сердце не замирает? - Вопрос был явно риторическим. - Ты ведь всю жизнь, выхватывал этот восторг и чувство запредельного. Вот так же, как мы сейчас, встречая рассвет, сидя на берегу моря и наблюдая закат, смотря из самолета на белоснежную перину облаков под собой, лежа ночью на пряной зеленой траве под мириадами звезд. Может быть очень редко, но так, что щемило в груди. А когда ты недавно вокруг планеты летал? Выскочил ведь вопрос? Я точно знаю...

  Я молчал. Зачем отвечать тому, кто знает ответ?..

  А Иван и не ждал ответа. Совершенно другим, не хриплым и грубоватым басом Лешего, а чистым и звонким тенором он вдруг начал читать стихи:

  ...Но что нам делать с розовой зарей

  Над холодеющими небесами,

  Где тишина и неземной покой,

  Что делать нам с бессмертными стихами?

  Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

  Мгновение бежит неудержимо,

  И мы ломаем руки, но опять

  Осуждены идти всё мимо, мимо.

  Как мальчик, игры позабыв свои,

  Следит порой за девичьим купаньем

  И, ничего не зная о любви,

  Все ж мучится таинственным желаньем...

  Иван неожиданно замолчал, но стих продолжался. Другой голос, нежный и тихий, такой знакомый и любимый, продолжил.

  ...Как некогда в разросшихся хвощах

  Ревела от сознания бессилья

  Тварь скользкая, почуя на плечах,

  Еще не появившиеся крылья;

  Так век за веком - скоро ли, Господь? -

  Под скальпелем природы и искусства

  Кричит наш дух, изнемогает плоть,

  Рождая орган для шестого чувства.

  Настя. Бледная, осунувшаяся, завернувшись в мою куртку, стояла сзади. Причем, стояла достаточно уверенно, всем своим видом демонстрируя явное превосходство доисторической медицины над медициной века двадцать первого.

  - Это Гумилев, Егор. Его стихи... - Сказала она, кладя ладошку мне на плечо. - Неужели ты до сих пор не поверил?