Страница 42 из 68
- Или ищут подходы к товарищу Романову - покачал головой генерал - Я приказал усилить его охрану и хотел посоветоваться насчет Селезнева. Виктор близок к Григорию Васильевичу и Николаю Анисимовичу, попросите Альдону приглядывать. А я прикреплю к студии кого-нибудь из "девятки".
- С Альдоной поговорю. Щелоков не будет против насчет людей из "девятки"?
- Да, сейчас после Калугина и отстранения Андропова все сложно - вздохнул Цвигун - Комитету надо вернуть авторитет в Партии.
- Есть один способ. Только дело срочное - Веверс допил чай и отставил чашку - Про "узбекскую" комиссию слышали?
---
...23-го к обеду я уже был полностью готов к предстоящему концерту. Презрев все нормы поведения советского артиста на сцене, я под серый итальянский костюм, купленный в Нью-Йорке, надел не рубашку со строгим галстуком, а тонкую шерстяную водолазку черного цвета. Не то, чтобы мне захотелось вдруг выпендриться, нет... Просто стало интересно, как за несколько дней поменялось отношение к Виктору Селезневу, и простит ли мне руководство ЦКЗ Россия такое наглое пренебрежение официальным стилем? Вот что-то мне подсказывает, что никто публичных замечаний в мой адрес сегодня не позволит. По крайней мере, Пуся вчера вечером разливалась соловьем, когда позвонила любезно сообщить мне, что ее ассистенты подобрали "просто изумительные кадры кинохроники", а осветители смогли добиться необходимого оттенка синего. Опоздать еще, что ли мне сегодня на часик -полтора...? Нет, это уже будет откровенным хамством.
Сегодня всем участникам велено явиться в ЦКЗ лишь за час до начала концерта, и я подъезжаю к служебному входу ровно к шести вечера. Без труда добираемся до выделенных нам гримерок и это уже далеко не те маленькие комнатушки, что была выдана нам с Сенчиной на День Милиции. Теперь у меня просторная комната с несколькими подсвеченными зеркалами, в которых отражается вполне приличный интерьер. Кожаная мягкая мебель, большой журнальный стол и даже маленький холодильник, как в отеле, где стоят несколько охлажденных бутылок Боржоми в экспортном варианте и пакеты с соком. На тумбе у окна - электрический чайник, поднос с фарфоровым чайным сервизом и непочатая банка импортного растворимого кофе. Пора уже заводить собственный "райдер". Помнится Мадонна требовала живого петуха, позолоченный унитаз и каббалистическую воду. А Робби Уильямс просит у организаторов концертов 280 полотенец, 6 огнетушителей и фуа-груа с малиновым соусом. Все это, конечно, пиар. Но работает же.
Леха хмыкает, обводя глазами эту гримерную "класса люкс", и начинает привычно доставать из чехла мой сценический костюм, чтобы повесить его на вешалку. Я вальяжно разваливаюсь в мягком кресле, вытягиваю ноги и продолжаю изучать интерьер. Интересно, кого же это сегодня "подвинули", чтобы заселить меня в эту комнату "повышенной комфортности"?
- Кофе будешь...?
- ...Да ну его...
- А я выпью. Ты смотрю, совсем сегодня не волнуешься?
- Если только немного...
- Конечно, после-то Сан-Ремо и Нью-Йорка!
Я рассеяно киваю и задумываюсь над словами Лехи... С 10 ноября времени прошло всего-то три с половиной месяца, но сейчас и вспоминать смешно, как я волновался, в первый раз выступая на этой сцене. Надо будет зайти, кстати, сегодня к Сенчиной, засвидетельствовать свое почтение... и давно пора уже написать для нее пару новых песен. Отдать ей, например, ее же "День рождения" и еще что-нибудь из пугачихиного репертуара, скажем "Паромщика". И пусть девушка поет - мне ж не жалко! Потом еще и к Олимпиаде ей что-нибудь ей подкину...
В дверь гримерки стучат, и мы с Лехой вопросительно смотрим на вошедшего. Это один из ассистентов Пуси. Пришел узнать, нет ли у меня желания посмотреть подобранную ими кинохронику. Желания нет, мне откровенно лень тащиться в аппаратную. Тем более, мнению Марии Боруховны я доверяю безоговорочно. О чем и сообщаю ее ассистенту. Гордый моим доверием парень уходит. Нет, ну оно мне надо - еще и чужих сотрудников контролировать? Это вообще не моя работа. Через пару минут снова стук в дверь. На пороге ...Лещенко собственной персоной.
- Приветствую, товарищи! Как праздничное настроение?!
Поднимаюсь навстречу Льву и уважительно жму протянутую руку. Все-таки величина!
Приглашаю его присесть. Мамонт тут же находит повод быстро исчезнуть и оставить нас одних - ему вдруг срочно понадобилось проверить, не приехали ли наши девчонки. Сначала у нас идет треп ни о чем. Потом Лев осторожно сообщает мне, что за кулисами бурлят слухи один хлеще другого. Все умудрились приехать сегодня пораньше, и теперь собираются в гримерках кучками, чтобы посплетничать, но достоверно про события в МИДе никто так ничего и не знает. Зато почему-то всем уже хорошо известно, что тем вечером там выступали именно мы. Этого я не отрицаю, но на попытку Льва узнать чуть больше, с сожалением развожу руками - со всех очевидцев взята подписка о неразглашении, и нарушить я ее не могу. Лев тут же отступает и заводит разговор о том, с чем собственно ко мне и пришел:
- Виктор, я хотел поговорить с тобой об Иосифе... - А ...что с ним?
- Ну, понимаешь, ...Иосиф у нас вообще сложный человек. Характер у него непростой, и он очень болезненно относится к чужому успеху. Короче... сразу после Останкино он умудрился нажаловаться на тебя в ЦК, а теперь очень жалеет об этом.
Я несколько секунд смотрю на Лещенко, а потом начинаю ржать. Ну, Иося, ну жук! Уже успел наябедничать в ЦК! Да, как быстро подсуетился-то... А теперь рвет на себе остатки волос, проклиная свою торопливость! Надо же было так попасть впросак... Посмеявшись, спрашиваю Льва Валерьяновича, которого, видимо, Йося попросил исполнить роль миротворца:
- А я-то чем могу ему теперь помочь?! Он уже все, что мог, сделал...
- Виктор, не держи на него зла. Просто забудь о его глупой выходке...
- Да, я и не злюсь! Я даже благодарен ему за его ...инициативу.
На недоуменный взгляд Лещенко охотно поясняю:
- Эту песню я изначально хотел записать совсем в другом составе, и Кобзона в нем точно не было. Как не было и многих других, кого выбрали в ЦК.
- ...И что теперь будешь делать?
- Ничего. Сошлюсь на мнение Кобзона и предложу отложить проект до мая.
- А что будет в мае?
- В мае запишу эту песню так, как хотел изначально.
Лещенко понятливо кивает.
- Ну, да... до мая еще много чего может измениться...
- Вот именно.
- Сочувствую я тебе, Виктор... Залижут тебя теперь до смерти...!
- Ничего, отобьюсь... Я парень колючий - языки сотрут - лизать.
Мы молчим немного, и вдруг Лещенко чуть смущенно спрашивает меня
- Слушай, а у тебя нет никакой свежей песни вроде "Городских цветов"?
- Вам репертуара не хватает? Так забирайте себе "Цветы".
- Не откажусь! Понимаешь, ...мне не то, чтобы не хватает репертуара, но часть песен пора бы заменить. И у меня явный перебор с героикой, а вот лирических маловато...
Я делаю вид, что глубоко задумываюсь. Деньги мне сейчас нужны. Особенно "легальные" деньги. Впереди предстоит расширение штата и большие траты, далеко не все из которых можно покрыть из заначки. И песен для Лещенко у меня в айфоне много, только успевай "записывать". "Все пройдет" Боярского, "Третье сентября" Шафутинского, "Любимая" Быкова, "Городок" Варум, "Не прячь зеленые глаза" и "Скрип колеса" Саруханова, "Иди ко мне" Маликова, да много еще чего... И мало того, что с каждого исполнения новых мне будут капать авторские отчисления, так еще и черным налом за каждую я получу от трех до пяти тысяч. Деньги на новые песни у Лещенко точно есть, он мужик не бедный.
- ...Лев Валерьянович, давайте созвонимся с вами в понедельник. Я обязательно постараюсь еще что-нибудь написать для вас.
Мы обмениваемся телефонами, и Лещенко уходит. Но тут же в гримерку врывается Леха. Он чуть не лопается от распирающих его новостей