Проклятие Черного Аспида

Только сучка строптивая не дала ему себя прочесть. Словно засверкали у нее внутри иглы, как лезвия заточенные, и начали колоть Лукьяна за каждое проникновение прямо в глаза, да так, что ему казалось — ослепнет он. И марь на нее не подействовала. Он даже попытался применить чары и взломать ее защиту, но это оказалось невозможно. Кто-то очень сильный закрыл ее от любого проникновения, кто-то дал и ей силы оберегаться. Притом невольно.

Но хуже всего то, что князь глаз на нее положил и отдавать явно не торопился. Думал, хитростью заставит Нияна девку в болото швырнуть… а потом сам бы достал и к Вию принес, но не вышло. Сильно зацепила она Аспида, как смотрит на нее, так глаза и сверкают жидким золотом, а зрачки словно полоски становятся. Окутала его своими чарами, приворожила лицом красоты невозможной, неземной и не навской, и не людской даже. Разум ему поморочила. Ничего, Лукьян со всем разберется и очень скоро будет управлять всей Навью. Вия за нитки легко дергать. Родит ему девка синеволосая наследника, и избавится он от нее, как в свое время от матери Нияна избавился. А паршивца этого надобно сбросить с пьедестала, заставить Вия возненавидеть брата.

Ястреб в залу влетел и под потолком несколько раз покружил, прежде чем о пол ударился и старцем обернулся. Зорким взглядом глянул на вакханалию и разврат, царящие вокруг. Мерзость какая. Его покоробило и сотрясло от брезгливости. Волхвы обет безбрачия давали, да и от рождения они равнодушны к плотским утехам. Праздник плодородия — так назывались эти дни, предшествующие прибытию избранниц. Дни адского и невероятного разврата, от которого Лукьяна тошнило. После этого праздника в Нави увеличивалась численность населения. Вот и сейчас захмелевшие гости совокуплялись на каждом свободном квадрате сверкающего пола дворцовой залы. Музыканты играли чувственную мелодию, но ее заглушали мужские и женские стоны, рычание, крики и шлепки голых тел. Волхв приподнял край длинной рубахи и обошел стоящую на коленях женщину, сжимающую ладонями фаллосы двух придворных и жадно сосущую их по очереди. Лицо Лукьяна исказила гримаса отвращения. Он бы всех их превратил в каменные изваяния и сжег их тела вместе с этим дворцом. Пробрался к трону, на котором восседал Вий с золотым кубком в руках и в массивной короне на голове. На лице выражение похотливого наслаждения, и глаза темно-карие закатываются под тяжелые веки.

Перед ним сразу три наложницы на коленях голые, оттопырившие зад и жадно облизывающие его толстый короткий член, причмокивая и толкаясь. Глаза узкие, миндалевидные, уши на макушке торчат заостренные вверху, похожие на кошачьи. Да уж, обделила природа матушка дракона копьем могучим, но с лихвой восполнила пробел властью бесконечной, жестоким нравом, вздорным характером и похотливой натурой. Волхв давал царю зелье, подавляющее появление дракона и позволяющее наслаждаться плотскими утехами, но священный момент с избранными должен был быть чистым, и сама сущность должна покрыть девственную невесту и излить в нее свое семя. За три дня до знаменательной ночи царь не принимал зелья и хмель. Затем проходил обряд освящения.

Когда Лукьян приблизился к трону, Вий растолкал девок и опустил рубаху на колени, затянул покрепче золотой кушак и пригубил кубок. Смачно шлепнул двух черноволосых "кошек" по голым ягодицам, а одну почесал за ушами.

— Добро пожаловать, Лукьян Лукьяныч. Заждался я тебя в этот раз. Что слышно на границах навских?

Девушки-кошки сбились в кучу и алчно смотрели на хозяина, облизываясь, как зверьки, и виляя голыми задницами из стороны в сторону.

— Новые рабыни, мой Государь?

— Подарок Бея. Прислал три штуки, сказал покорны и ласковы. Всегда готовы ублажить хозяина. Где сейчас отряд с избранными?

Волхв присел на придвинутое слугами кресло и откинулся на спинку, отмахнулся от кубка, но не отказался от золотого подноса с фруктами, который поставили на низкий столик перед ним.

— Едет отряд, но задерживается сильно.

— Отчего задерживается?

Пнул ногой заигрывающую с ним "кошку", и та отползла назад, сверкая черными узкими глазками. Волхв посмотрел на конусообразную голую грудь с торчащими сосками и снова скривился от отвращения. Женское тело вызывало у него приступ тошноты и гадливости. Но оценить красоту он мог… как истинный ценитель прекрасного и совершенного.

— То с Мракомиром сцепился, то с Лихом повздорил братец твой, Великий Государь. Строптивым стал Черный Аспид, неучтивым и своенравным.

— Ниян? Согласен, скверный характер у него, но не хуже твоего, Лукьян. А по что с Лихом сцепился?

— Да так… девку отдавать не хотел, ту, что выбрал царь леса.

— С каких пор Ниян наши законы нарушать стал? Лиху отдаем любую. Такова договоренность еще с отцом нашим.

— Не отдал. Бился. Насмерть.

— И как Лихо? Уцелел?

Усмехнулся и несколько глотков из кубка сделал.

— Уцелел чудом. Но коли б ушел в царство подземное навечно, взбунтовался бы народ лесной и нечисть вся. А нам это не надобно. Усмири брата своего, Государь, а то наворотит он дел, а тебе потом расхлебывать.

— Не надобно. И? Это ведь не все.

— Не все, мой Государь. Утаивает от тебя Ниян одну из избранниц. Нарочно тринадцать везет, чтоб самую красивую и особенную себе оставить. Сама Пелагея ею заинтересовалась и осмотр провела, а у ведьмы глаз зоркий.

— Что за избранница и что в ней особенного, что ты изволил ко мне лично пожаловать, да еще столь непривычным способом? Последний раз я твою сущность много лет назад видел при битве с Мракомиром.

Наклонился Лукьян к уху царя и шепнул так, чтоб никто не услышал, только красные глаза Вия вспыхнули и засветились точками в полумраке, а красивое смуглое лицо вытянулось и ноздри затрепетали.

— Вот как? Помню я тот оброк… и помню, за что обещан был, и как сказали мне, что померла девка, и по закону больше ничего не должны мне гады лживые, поверил им. Да и выбора не оставалось. Покажи мне ее. Хочу увидеть — из-за кого мой брат так рискует и вражду со мной удумал?

Лукьян из котомки блюдо фарфоровое достал и яблоко спелое, наливное, блестящее. Ладонью по окружности белоснежной яблоко прокатил, и сквозь дымку дрожащую всадники показались, через лес пробирающиеся, и женский силуэт в седле с капюшоном на голове. А потом и саму избранницу под номером тринадцать вблизи стало видно со сброшенным капюшоном и развевающимися на ветру волосами цвета морской волны, глаза яркие, бирюзовые и кожа бледная, словно фарфоровая с раскрасневшимися щеками и чуть приоткрытым алым ртом. Грудь бурно вздымается, и глаза смотрят прямо на государя Навского, который вперед подался и брови нахмурил.

— Красота неземная. Даже не думал, что у них такие красивые женщины.

— Опасные. Особенно из царского семейства. Смертоносные, я бы сказал.

В этот момент на изображении Ниян появился и собой девушку от глаз Лукьяна закрыл.

Вий тут же выбил тарелку из рук волхва, но ни она, ни яблоко не упали, описали круг и опустились на колено Лукьяна.

— Хочу ее. Передай Нияну — пусть везет ко мне девку, как и должен.

— Не должен. Двенадцать избранных, а тринадцатую может куда угодно деть, даже себе оставить.

— Пусть другую возьмет.

— Он за эту с Лихом насмерть дрался и моих бесцветных за нее казнил. Не отдаст.

— А если вынудить? Если сделать так, чтоб был обязан отдать? Думай, Лукьян, думай. Я ее хочу здесь во дворце.

Глаза царя полыхали красными сполохами и рот подрагивал в похотливом оскале. Наклонился к волхву и процедил, сжав плечо старика.

— Привезешь ее — верховным тебя сделаю и подле себя оставлю. Достань мне ведьму эту. Да так, чтоб ни с братом не вступать в конфликт и чтоб девка моей стала законно, как полагается.

Волхв покорно голову склонил.

— Любыми способами?

— Любыми, Лукьян.

И за волосы одну из кошек к себе притянул под низ рубахи, зажимая широкой ладонью тонкую женскую шею и насаживая ртом на свою вздыбленную плоть.