Страница 2 из 71
И день был праздничный.
Над тихой водой залива медленно рассеивались клочья орудийного дыма. Победоносно завершилась затянувшаяся война, которую историкам ещё предстоит назвать Северной. Гремели салюты, опять раздавались награды, чины... Счастливый отец тоже надеялся на внеочередное производство в следующий чин. Хотя и не довелось ему участвовать в сражениях, но на войне не выбирают места, а служат там, куда поставят тебя...
В чине Беринга обошли. Когда он узнал об этом, часто-часто — что-то, видать, попало в глаз — заморгал, и лицо его, с отчётливо обозначившимся вторым подбородком, сделалось растерянным, как у обиженного ребёнка...
Хотя и трудно было одолеть досаду, может быть, и с этой обидой свыкся бы Беринг, но на Рождество приехала сестра, ставшая в замужестве госпожой Сандерс, и её супруг, произведённый недавно в шаут-бенахты[2], посоветовал Берингу подать в отставку.
— Куда я поеду, если в отставку выйду? — удивился Беринг. — Чем заниматься стану, если всю жизнь на флоте?
— А никуда и не надо ехать... — благодушно улыбнулся господин шаут-бенахт. — Адмиралтейств-коллегия должна будет сделать розыск о причинах отставки, и тогда ты, мой дорогой родственник, сможешь высказать претензии. В любом случае ты ничем не рискуешь, в прежнем чине тебя всё равно оставят.
— Не знаю... — покачал головой Беринг. — Сумнительно как-то...
— Витус! — сказала жена. — Послушай господина шаут-бенахта. Небось он лучше знает адмиралтейские порядки.
— Порядки известные! — снова усмехнулся Сандерс. — Пока сам о себе не напомнишь, никто и не вспомнит.
— У тебя же семья, Витус! — сказала сестра. — Мальчиков учить надо. Сделай, как Томас советует.
Беринг сдался. Сразу после Рождества подал рапорт, и вот, как гром с зимнего неба, распоряжение Адмиралтейств-коллегии:
«Морского флота капитанов Виллима Гея, Матиса Фалькенберга и Витуса Беринга по прошениям их и учинённым экстрактам из службы Его Величества отпустить во отечество и дать им от Адмиралтейств-коллегии пашпорты и заслуженное жалование по день отпуска, а также и на прогоны в дорогу».
Беринг побледнел. Ему показалось, что он ослышался. Нет-нет! Это какая-то ошибка. Отчего сразу увольнение, почему не розыск о причинах отставки?
Сдержанно улыбнувшись, адмиралтейский офицер показал Берингу 58-й артикул, о котором толковал господин шаут-бенахт Сандерс.
«Ежели кто из морских и адмиралтейских служителей Российской нации будет просить о свободе от службы, то в Коллегии надлежит разыскать о причине сего...»
— Сей артикул действует только на российских подданных... — развёл руками офицер. — А вы датчанин и вольны, когда заблагорассудится, покинуть русский флот.
Берингу хотелось ответить, что почти всю свою жизнь провёл он на русской службе, что сестра его вышла замуж за шаут-бенахта русского флота Томаса Сандерса, что он сам женился хотя и на шведке, но местной, что четыре года назад в Хорсенсе умер его отец и никого не осталось у него в Дании... Но не успел Беринг ответить...
— Витязь Иваныч! Витязь Иваныч! — тряс его за плечо денщик. — Да просыпайся же ты, герр каптейн! Лейтенант Чириков до тебя пришедчи!
Сразу слетел сон с Беринга.
— Зови сюда! — сказал. — И научись звания, дубина, различать. Чириков ещё унтер-лейтенант!
— Уже лейтенант, герр капитан! — весело сказал Чириков, входя в комнату. — Хотя линии и не дошло до меня, но вчера написан в лейтенанты и утверждён помощником в экспедицию!
С мороза на щеках Чирикова горел румянец, а глаза молодо блестели.
— Садись, Алексей Ильич... — сказал Беринг. — С производством поздравляю и назначению рад. Из всех предложенных кандидатурой вы со Шпанбергом самые способные... Что тут без меня было? Докладывай...
— К выступлению экспедиция готова, герр капитан! — ответил Чириков. — Восемь фальконетов да ядра к ним... Девяносто дрейфгаглов... Паруса... Шхивы...
Канаты... Шесть якорей по девять и одиннадцать тонн... Всё погружено на подводы.
— Навигационные приборы в исправности получил?
— Исправные, герр капитан! Сам проверил.
Быстро и чётко отвечал Чириков на вопросы. Слава Богу, всё исполнил, ничего не упустил. Смущало только, что старался не смотреть при этом на Беринга. Взглянет быстро и тут же отведёт глаза.
— Хорошо, Алексей Ильич... — вздохнул Беринг. — Коли готов, то завтра и выступай. Проверять не буду. Езжайте с Богом до Вольгеды... Там подожди меня и Шпанберга. Пусть команда отдохнёт.
— Будет исполнено, герр капитан! — сказал Чириков и снова отвёл глаза в сторону.
Только отпустив Чирикова, понял Беринг, что смущало лейтенанта. Кружевной чепчик Ионаса прилип к шубе и нелепо повис на груди Беринга.
Стряхнув его, Беринг расстегнул шубу. Нет... Хотя и нагрелась печь, теплее не стало. Только сырость появилась. Погасли на стенах искорки изморози, сырыми пятнами расползлись по холсту...
Стащив с головы парик, Беринг снова опустился на лавку, погрузился в полусон воспоминаний...
2
Петру шёл тогда пятьдесят второй год, но жизненные силы императора были уже на исходе. Ещё во время непомерно затянувшихся торжеств но поводу Ништадтского мира близкие к Петру люди стали замечать: царь сделался задумчив, часто звал к себе то священника, то доктора.
Он и немыслимые увеселения придумывал, кажется, только для того, чтобы не оставаться наедине с невесёлыми мыслями. Не смолкали за степами дворца безысходно горькие песни:
И бессмысленными казались тогда Петру принесённые страной жертвы. Ведь ещё в Амстердаме, постигая плотницкие науки, он мечтал: коли твёрдо встанет страна на море, сделается такой же богатой и сильной, как и те государства, где довелось побывать. И тогда исполнятся слова, которые, не кривя душой, сказал он о себе: «О Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния нашего».
Но где они — блаженство, слава, сытость, хотя и блестяще одержанная страною победа? Почему не становится похожей на Европу держава, хотя и удалось выйти к Балтике, хотя и населил он Петербург привезёнными из Европы иностранцами?
Думая так, грозный царь становился растерянным, как ребёнок, который долго добивался заветной игрушки и вот, получив её, видит, что игрушка ничего не умеет делать из того, что он насочинял про неё.
Пётр не умел ждать.
Всегда главным врагом царя было время. С ним он боролся всю жизнь, судорожно торопя начатое ещё отцом дело, но всегда время побеждало, потому что победить время нельзя.
Когда Пётр думал об этом, лицо искажалось судорогой, бешеными становились глаза, а плечо начинало дёргаться.
В одну из таких минут приказал царь снаряжать посольство к пиратам Мадагаскара, чтобы, приняв их в русское подданство, наладить сулившую великие барыши морскую торговлю с Индией.
К счастью, снаряженные в далёкий путь фрегаты едва не затонули и после первого же шторма на Балтике вернулись назад. Тем не менее о торговом пути в Индию Пётр не забыл.
Лихорадочно придумывал всё новые и новые экспедиции.
Адмирал Апраксин, докладывавший о текущих делах, заметил, что император рассеян, и засомневался, стоит ли, исполняя просьбу Дмитрия Николаевича Сенявина, хлопотать о возвращении на флот капитана Беринга. Нерешительно перевернул в своей папке рапорт.
2
Звание, предшествующее производству в адмиралы.