Техномансер. Случайная встреча

Возможно, именно поэтому голем решил зайти к этой «проблеме» с другой стороны: почерпнуть новые знания, изучить этого ребёнка... попытаться стать «отцом», приняв опеку над ребёнком, как и подобает родителю.

Стать кем-то вроде мастера, который много веков назад создал голема.

Бронзовый ксенос не разделял значений слов «отец» и «творец», поэтому в холодном разуме эти два понятия были соразмерны.

Также искусственный разум предположил, что всё происходящее может обернуться огромной выгодой для голема. Изучить человека и его эмоции, обучить ребёнка, попытаться сделать из него нечто большее, чем человек. Нечто большее, чем авантюрист. Помочь ему подняться на ноги, как и должен поступать отец. Стать настоящим творцом, возвысившись на уровень своего мастера. Голем не знал, что случится в этом случае, но разум предполагал, что это принесёт пользу.

Но это дело будущего, а сейчас ксенос обучал мальчика. При этом механизм учился сам, разрабатывая множество способов преподавания, прокладывая логические цепочки для облегчения этой задачи.

Стоит отметить, что мальчик совершенно не страдал из-за потери конечностей, будто это было вполне нормальным событием, главное, что «он жив и с ним его отец». Голем как никто другой понимал эту сторону ребёнка, ведь конечности можно заменить, а жизнь вернуть нельзя.

В чём-то техномагическое существо и не совсем обычный человеческий ребёнок оказались очень похожими. Словно отец и сын.

- Молодец, – похвалил мальчика голем. За прошедшее время он изучил, что похвала повышает коэффициент полезности действий Люта на несколько десятков процентов, главное, делать это нечасто, чтобы ребёнок не привыкал, а иначе его желание учиться начнёт стремительно уменьшаться. – Лют, а теперь произнеси своё имя по буквам, объясняя каждую букву термином.

Механизм закрыл учебник, чтобы его сын не подглядывал, ведь какая эта учёба, когда ученик ничего не учит?

Лют, как и практически каждый ребёнок, не любил учиться, хоть и был довольно любознательным. Он ничего не знал об окружающем мире, он даже не знал, что существует мир людей, так о чём говорить? Но мальчик умел разговаривать, что уже было плюсом в нелёгкой работе механизма. Нет, она не была легче или сложнее остальных целей механического существа, это была просто очередная цель, к которой нужно прийти. И голем шёл, спокойно изучая ребёнка и улучшая свои навыки в работе учителем.

- Л. Ю. Т, – произнёс мальчик, забавно надувая щёки. – «Л» – любовь, это такое чувство. «Ю» – юстиция, вроде, это суд или правосудие, а «т»... эм, я забыл. Извини, отец.

- Ты не должен извиняться, Лют, – покачал головой голем, вновь раскрывая книгу. – Это нелогично. Ты забываешь, что у меня нет эмоций. Я не умею злиться, сострадать или ощущать окружающий мир, как ты или твой дядя. Такое я существо. Механизм. Поэтому не стоит извиняться передо мной. Извиняйся перед собой, ведь это твоя память не сумела вызубрить слово.

- Пф, ты говоришь глупости, пап, – мальчик счастливо улыбнулся, прикрывая янтарные глаза, в которых огнём пылала жизнь. Возможно, впервые за много-много лет. – Всё ты ощущаешь, ты же мой отец?

- Давай ещё раз, – вместо ответа на вопрос произнёс механизм, указывая рукой в книгу. – «Т» – теория.

Возможно, механический ксенос просто не нашёл, что ответить. А может, не посчитал нужным отвечать на этот вопрос. Или же истина скрывалась в том, что мальчик был прав?

Кто знает, но Лют и голем были вместе, и это главное.

- Ха-ха-ха, – смеялся сероволосый мальчик, которого по воздуху, аккуратно обвязав хвостом, перемещала мантикора. – Ещё, дядя! Давай!

Монстр улыбался толстыми губами и продолжал своё занятие. Несмотря на то, что он в большей степени зверь, хоть и разумный, но именно это и позволяло ксеносу веселиться вместе с ребёнком. Искренние эмоции мальчика подкупали даже старого монстра, поэтому ему было так же весело играть с ребёнком, как и самому мальчишке.

Или же в мантикоре проснулся один из многих инстинктов, заставляющий зверя заботиться о детёныше?

- Осторожней, – гулко произнёс голем, на мгновение отрываясь от своей работы – выпиливания из дерева прочных и максимально облегчённых протезов рук и ног.

Проблема в том, что Лют крайне слаб. Проклятие ограничивает его, делая слабее любого ребёнка его возраста. Без магии он не сможет управлять протезами, а внедрить в человеческое тело техномагическую систему механизмов, заменив большую часть «ненужных» органов... Голем ещё не нашёл способа сделать это, не убив своего сына. Но он активно продвигался по этому тернистому пути, рисуя новые схемы с использованием знаний медицины.

Также монстр активно пытался найти способ обойти проклятье мальчика, ведь, по мнению логического разума, не существует запретов, которые невозможно обойти. Он и сам это доказал, вплетя руническую вязь арий в свои руки, таким образом получив способ использовать огненные копья.

Вся система намного сложнее, но голем сумел использовать довольно сильную магию на ходу, причём обычным мыслительным приказом и с подпиткой от ядра. Нечто подобное делают кузнецы магических мечей, создавая свои шедевры.

Что ж, голем сам по себе являлся воплощением термина «шедевр», кто знает, что случилось бы, если бы ксенос попал в руки людей? Или просто в плохие руки.

- Эта плоть крайне хрупкая. Не сломай её, иначе сам будешь чинить, – механизм окончил свою речь, не отрываясь от резьбы по светлому магическому дереву. Оно встречается на верхних этажах и довольно лёгкое, так как напитано магией.

- Эй, пап, я не вещь, чтобы меня чинить! – воскликнул мальчик, заходя на очередной вираж по воздуху. – Ха-ха-ха, классно!

- Да, ты не вещь, – согласился голем, отвлекаясь от своего занятия. Он несколько мгновений понаблюдал за игрой человеческого ребёнка и ксеноса, порыкивающего своим басовитым смехом, после чего кивнул головой и продолжил: – Будь осторожен, иначе Люта нужно будет лечить. Он не вещь. Человек.

- Да я знаю, железяка, – ухмыляющаяся мантикора махнула лапой, в который раз открывая своего механического друга с новой для себя стороны.

Оказалось, что даже големы могут меняться. Постепенно, довольно медленно, но иногда старому монстру казалось, что он видит в механическом теле проблески эмоций, чего, по словам того же голема, просто не могло быть.

- Не волнуйся, всё будет хорошо.

- Я не могу волноваться – это не логично, – механизм отрицательно покачал головой, продолжая смотреть на смеющегося мальчика. – Я опасаюсь, ведь мне положено опасаться, так как я отец. Это логично.

- Пф, «логично», – закатил глаза второй монстр, аккуратно опуская мальчика к себе на спину. – Ты просто волнуешься, признайся уже наконец! Признайся хотя бы себе! Даже я привязался к этому ребёнку, что говорить о тебе, «папаня»? Ха-ха-ха! А ты что скажешь, Лют?

Мальчик потёрся щекой об мягкую шерсть монстра, продолжая улыбаться, после чего громко чихнул и тихо засмеялся.

- Папа постоянно волнуется, когда мы играемся, – пробурчал Лют, наморщив нос и поудобней устроившись на мягкой спине своего дяди.

- Не волнуюсь.

- Волнуется-волнуется, ха-ха-ха! – ребёнок перевернулся набок и поглядел на алый крест, виднеющейся на сияющей маске своего отца. – Потому что ты любишь меня!

- Я... не вижу смысла спорить на эту тему, – с заминкой отозвался голем, понимая, что неправильный ответ на этот вопрос может обидеть ребёнка. – Будьте осторожны.

Он прекрасно знал, что ксеносы и, судя по книгам, люди, чья любовь не разделена, как родственная, так и связь самки и самца, очень сильно переживают и ощущают боль. Голем не осознавал, как эмоции могут приносить боль и откуда исходит связь между двумя полностью противоположными ощущениями, но холодному разуму пришлось принять эту истину, ведь несколько десятков «романов» не могут лгать. Разве будут разные авторы лгать в своих книгах, описывая несуществующие эмоции?

Именно поэтому ксенос впервые солгал, чего, как он говорил, просто не может быть. Или же он лгал себе?