Призванная быть любимой

Вместе с отрезвлением приходил стыд, но показывать своё смущение я не хотела. Поцеловала сладкие губы Ададжи, а Рей обнял ладошками мои щиколотки и, согнувшись в раболепной позе, положил голову мне на ступни. Я не могла больше злиться на него. Он достаточно наказан за то, что сделал, и пусть я ничего не забыла, но сердце моё дрогнуло. Я подняла парня и нежно поцеловала, аккуратно погладила по золотистым кудряшкам. Рей не выдержал и расплакался от счастья, а я обнимала и утешала его, сдерживая собственные слезы.

– Рей, ты почистишь нас и дашь одежду? – решила я прерывать наш слезоразлив.

– Конечно! Я сейчас! Я быстро! – залепетал парень, а я повернулась к Ададжи, который смотрел на меня с нежностью и пониманием. На остальных я не смотрела. Я простила Рея, а с них ещё не хватит. Некоторых я вообще не знала, смогу ли простить. Мы оделись, позавтракали вчерашней птицей и сухарями и отправились в путь.

– Ададжи, скажи, а тебе тяжело нести меня, когда ты летишь? – с улыбкой спросила я.

– Тебя я готов нести куда угодно, – ответил ирлинг, целуя.

– А почему ты никогда со мной не летал? – лукаво спросила я.

– А ты не боишься? – поддержал мою игру мужчина

– С тобой ничего не боюсь, – я обняла Ададжи.

Мы вышли из кибитки. Ирлинг выпустил крылья. Всё-таки он невероятный! Обошла любимого, осторожно погладила белые блестящие крылья, восхищённо смотря на мужчину. А он, улыбаясь, сказал:

– Если ты будешь дальше меня трогать и смотреть такими глазами, мы продолжим то, что начали утром, а не полетаем.

– Ты жадина. Постоянно прячешь от меня свои волшебные крылья. Дай полюбоваться! – сказала я со смехом.

Ирлинг с гордостью расправил их и пошевелил перьями. Ого! Он и так умеет! Когда я вдоволь насмотрелась, мы взлетели. Это было потрясающе. Тёплый ветер в лицо, разноцветный лес, голубое небо и солнце. Мы летели примерно два часа, пока внизу не появилась деревня. Навстречу нам вышла довольная Делана и с жалобным мявом выскочил малыш Сириус.

– Здравствуйте, Делана. Очень рада вас видеть, – с искренней улыбкой сказала я.

– Ну что ты так официально, девонька, можешь звать меня мамой. Родные ведь. Я тоже тебе рада, – ответила женщина, а я озадачилась. Она мама Ададжи? Да уж, первый приз за невнимательность к мужу мой.

– Ададжи мне об этом не говорил, но я тоже вам рада. Вы покормите нас, мама? Я жутко голодная и два дня объедала мужа, – с хитрой улыбкой спросила я.

– Ой, да что это я! Конечно, пойдёмте, Зондар уже приготовил, пойдёмте, – запричитала женщина, не скрывая своего удовольствия.

Мы вкусно и досыта наелись жареной рыбы, салатов, запечённых овощей. Пили прохладный красный кисленький сок.

Ушли к себе. А меня начала грызть совесть: хоть и гады, но они голодные, той птицы было мало. Я попросила Ададжи, и он, кивнув, собрал провизии, улетел к остальным мужьям, а меня сморил сон. Всё-таки беременность начала заявлять свои требования. Я улыбнулась, чувствуя внутри себя две маленькие тёплые жизни. Мои малышки. За всеми переживаниями я вообще не думала о вас. С этими мыслями я наконец уснула.

 

Рейнолд Карст

 

Мы две недели сходили с ума от страха и вины, не зная, как найти нашу жену. Но найти её оказалось недостаточно. Жена окатила нас презрением и злостью. Даже не мог представить, что наша нежная малышка способна на такие чувства. Я стоял и слушал приговор нам всем. Не простит. Она полюбила другого, а нас презирает. Я не мог вздохнуть от боли в груди. Ушла к нему, а мы навязаны, нелюбимы. Смотреть, как она им любуется, льнёт к нему, целует его, больно, но не из-за ревности, а от осознания того, что мы больше не получим.

Утомлённая Юля уснула на ирлинге, а он указал нам на очевидное: она нам доверяла, любила, хотела просто взаимности, а мы предали из-за собственного эгоизма. Собирается нам помочь, объясняет. Зачем это ему? Он ведь может остаться единственным. Похоже, в отличие от меня, Ададжи действительно в первую очередь переживает о малышке. Даже не представляю, как он смог добиться её, разочарованной и озлобленной, но точно понимаю: он спас жене жизнь. Уже только за это я готов ему поклоняться. А в сердце живёт надежда, что, может, всё-таки простит. Без нее жизнь невыносима. Спали все вместе, а утром Ададжи затеял свою игру. Я вижу: он не дразнит нас, учит, делится. Смотрю на них и умираю от желания оказаться на месте ирлинга. И вдруг зовёт присоединится. От страха еле двигаюсь, нерешительно касаюсь любимой, но она хочет другого, повинуюсь ей. Ловлю малейший взгляд, жест, движение. И наконец она меня принимает. Не просто в своё лоно, принимает назад в своё сердце. Всё ещё не верит, но уже не отталкивает, а значит я буду грызть камни, но добьюсь её любви.

Потом они улетели. А в сердце поселился страх. Вдруг мне всё это приснилось, а мы по-прежнему едем по забытой тропе в поисках Юли?

После обеда вернулся Ададжи с корзиной еды. Мы давно нормально не ели, потому с жадностью набросились на продукты, а Ададжи опять заговорил с нами: