Варан

– За полреала! За полреала умельцам голову снимали. Нарисуют радугу на бумажке, обольют воском… Ночью на базаре всучивают простакам… А днем, если не слепой, – видно же, что подделка… А эту я не различил бы! И сейчас в руках держу – не верится… Сядь, Суслик…

И, будто не в силах устоять на месте, его сиятельство князь Круглоклыкский описал по залу еще два стремительных круга.

Варан видел князя раз или два, да и то издали; тогда на князе был парадный головной убор и высокий, расшитый золотом воротник. И уж конечно, Варан не надеялся – да и не желал никогда – видеть князя так близко.

Сто реалов лежали на столе, источая радужное сияние. Варан сидел, боясь пошевелиться. Князь, кажется, вовсе его не замечал:

– Завтра поползут слухи… Купцы откажутся принимать купюры в сто реалов. Начнется беспокойство, паника… Мошенники, явившиеся к нам со всех сторон света, не преминут этим воспользоваться… Сегодня в казне нет ни одной фальшивой купюры – а что будет завтра? Завтра Денежный Дом рухнет, мои милые, его снесут толпы меняльщиков…

Он вдруг обернулся к Варану и уставился на него в упор, и стало ясно, что показное равнодушие князя к Барановой персоне – не более чем игра. Его сиятельство прекрасно знал, кто виноват во всех бедах Круглого Клыка; длинные седые волосы, казалось, готовы были встать дыбом.

– Кто дал тебе сотку?

– Я нашел ее в море!

– Во-от, – князь снова отвернулся, как будто потеряв к Варану интерес. – А ведь наш господин маг уже дал знать своим, в столицу… Императорской казне одной вот этой головы, – он махнул рукой по направлению к Варану, – будет мало. Она захочет вашу голову, дознаватель Суслик. И голову главного судьи Беломидия… Кстати, где Слизняк?

Варан окончательно потерял интерес к происходящему.

Его голову списали в расход; его шкуре вынесли приговор. Он никогда не увидит сплошных облаков, подсвеченных солнцем сверху, никогда не увидит Нилу… Никогда не нырнет в теплое море. Никогда не сосчитает звезд.

И сделалось равнодушно.

Его не стали казнить сразу. И даже допрашивать больше не стали. Отвели в крохотную комнату с циновкой из сухих водорослей; опустившись на колючую подстилку, Варан вспомнил «чердак» и Нилу, и от этого его равнодушие сменилось тоской.

Прошел день, а может быть, два – ведь солнца под землей не было, только тусклая масляная лампа. Варан лежал, глядя в темный потолок, и вспоминал каждый поворот, каждый грот, каждый блик на потолке подводных пещер.

Кормили сносно. Хотя Варану есть все равно не хотелось. На третий день – а может, на второй? – его снова отвели в судейскую пещеру, но не на оглашение приговора, а на встречу с юной аристократкой, в чьей комнате, если верить ее словам, круглый год цветут пять розовых кустов.

На этот раз аристократка выглядела куда менее уверенно. Ее сопровождал отец – кряжистый бородач в плаще с золотой отделкой на вороте и подоле.

– Я бросала ему монеты, – говорила девчонка, глядя в пол. – Он нырял. Я бросила шестинку, потом третушку. За третушкой он прыгнул, но все равно не поймал.

– Вы видели его руки, когда он вынырнул? – спросил дознаватель по прозвищу Слизняк.

Девчонка беспомощно оглянулась на отца:

– Он сказал, что не поймал. Не могу же я проверять…

– В руках у него что-то было?

– Я не видела.

– Ничего необычного в его поведении вы не заметили? Девчонка чуть вздернула нос, в ее голосе прорезались прежние спесивые нотки:

– А я не знаю, какое поведение у поддонков обычное, а какое необычное… Я не смотрела на него. Делать мне нечего – разглядывать слуг.

– Я спрятал руки за змейсихой, – сказал Варан. – Я сразу подплыл к Кручине, и…

– Заткнись, – уронил Слизняк, и Варан замолчал.

– Ваша честь, – сказал отец девчонки, и голос у него оказался глубокий, как Тюремная Кишка. – Мне кажется, моя дочь достаточно помогла правосудию Круглого Клыка. Теперь позвольте нам продолжить отдых, который, впрочем, уже безнадежно испорчен…

– Приношу свои извинения, – Слизняк слегка поклонился, – и не сомневаюсь, что князь Круглоклыкский щедро восполнит нанесенный вам ущерб… Вы можете быть свободны.

Стражник отступил от двери, открывая проход аристократу с дочкой. Уходя девчонка на мгновение оглянулась, чтобы бросить на Варана заинтересованный взгляд – но отец взял ее за плечо и поволок прочь, дверь закрылась, и стражник встал на свое место.

– Месяц назад тебя взяли с разбойниками, – не глядя на Варана, сказал дознаватель Слизняк. – Их повесили, тебя отпустили. Почему?

– Потому что я не разбойник. Община Круглого Клыка за меня поручилась… Наоборот, я крикнул – «стража», и за это меня…

Слизняк поднял голову, и под взглядом его Варан замолчал.

– Община, – с легким презрением проговорил Слизняк. – Община и теперь за тебя горой. Три прошения подали князю… Честный поддонок, мол, не может предать своих, он чтит Императора и сезон, разбоем и подделкой промышляют пришлые… Все правильно. Если бы я делал фальшивые сотки – я бы первым делом пропускал бы их через руки таких вот честных поддонков, чтобы снять возможные подозрения… А деньги – это деньги. Это дерево, сушняк, надежная крыша в межсезонье… Так?

– Я нашел эту сотку в море, – сказал Варан безнадежно.

– Она там родилась? Вылупилась из икринки?

Варан молчал.

– Проще всего было бы повесить тебя сегодня, – сказал Слизняк, тяжело раздумывая. – Может быть, и для тебя же лучше… Но дело императорское. Уже не остановишь и ничего не изменишь. Свидетелей у тебя нет… Дурак, если ты действительно поймал сотку в море – почему не показал никому? Отцу? Матери? Той же невесте?

Варан молчал.

– Куда ни кинь – ты виноват, – продолжал Слизняк. – Возможно, ты на службе у фальшивомонетчиков, они разбрасывают свои подарочки твоими руками и руками таких, как ты, неприметных и вроде бы невинных… Хотя, надо признать, мальчишка с соткой в ювелирной лавке – это не такое уж заурядное событие… Может быть, ты должен был все-таки отдать ее отцу? Тебе поручали отдать ее отцу, не так ли?

– Мне не поручали…

– Но ты виноват. Если ты никому не служишь – ты виноват в том, что присвоил чужие деньги с легкостью… По закону Клыка найденная вещь считается принадлежащей бывшему владельцу до тех пор, пока не будет доказана его смерть, или отбытие за море, или отказ от вещи. Найденные же деньги, хозяин которых не объявился, считаются собственностью общины, если найдены внизу, и собственностью князя, если найдены наверху…