Страница 2 из 3
Так я полюбил баню.
Так книги меняют жизнь человека.
Одно из самых гуманистичных произведений
мировой поэзии
Горжусь тем, что однажды мне удалось стать свидетелем рождения одного из наиболее выдающихся произведений мировой поэзии.
В 1996 году (была весна, конец апреля или май) в Вологде по адресу улица Народная, 22, где мы, четверо студентов Вологодского государственного педагогического университета (ныне это просто госуниверситет), в течение двух с лишним лет снимали полдома, была устроена очередная масштабная пьянка. Помимо остальных традиционных участников пьянок на Народной, в ней принял участие наш однокурсник Игорь Викторов. Водки выпили, как обычно, много, поэтому утром всех нас настигло страшное похмелье. Но, поскольку пропито было, как обычно, почти всё, то оставшихся денег не хватило ни на пиво, ни на сигареты.
В результате все мы, в том числе и Игорь Викторов, страшно маялись, однако только Игорь смог сублимировать и перенаправить свои страдания в творческое русло. Помаявшись немного, он неожиданно сказал Сергею Нагибину:
– Я ногами по зубам
Никогда тебе не дам.
Это было весьма достойное двустишие, и я оценил весь гуманизм прозвучавших строк, однако одновременно не принял им слишком серьёзного значения. Тем более, что в тот момент мне было очень плохо.
Помучившись ещё немного, минут пятнадцать-двадцать, Игорь Викторов развил свою мысль и сообщил Сергею:
– Я ногами по зубам
Никогда тебе не дам,
Потому что я гуманен
И я взросл не по годам.
Это было гораздо лучше и поэтичней, однако проявленный гуманизм всё ещё носил относительно частный, а не глобальный характер и был не до конца убедителен в литературном плане, поэтому я мысленно поставил четверостишию хорошую, но не высшую оценку. Важно понимать при этом, что мне всё ещё было очень плохо.
Побыв в мучительном состоянии похмелья и без сигарет ещё какое-то время, Игорь Викторов, бесцельно блуждая по комнатам, прихожей и кухне Народной, 22, окончательно отшлифовал свой стих и представил его нам в следующем виде:
– Я ногами по зубам
Другу никогда не дам,
Потому что я гуманен
И я мудр не по годам.
Я до сих пор помню тот яркий момент просветления, когда, несмотря на всю суровую тяжесть жестокого похмелья, меня поразило чувство благоговения и восхищения перед мощью поэтического дара, выдающейся мудростью и глубоким гуманизмом своего однокурсника. Это было ясное и солнечное утро весны 1996 года, и я понял, что стал свидетелем рождения одного из величайших и гуманнейших стихотворных произведений всех времён и народов.
До сих пор эти великие строки живут во мне, и я всегда буду их помнить:
– Я ногами по зубам
Другу никогда не дам,
Потому что я гуманен
И я мудр не по годам.
О второстепенных положительных героях
Большинству писателей довольно трудно написать хороший убедительный образ положительного героя, потому что внутренний мир положительных героев существенно сложнее внутреннего мира героев отрицательных. Там действуют те же самые инстинкты и эмоции, что и у отрицательных героев, но при этом они довольно успешно (в основном) нейтрализуются, преодолеваются и преображаются высшими чувствами, моралью и разумом. Кроме того, для положительного героя характерны моменты метаний, сомнений, внутренней борьбы и, что самое главное, такой непростой процесс как развитие.
В то время как для отрицательного героя все характерно в гораздо меньшей степени. Более того, часто он по своей сути представляет собой просто животное, а описать жизнь животного гораздо проще, чем человека. Создать образ Печорина, который ест, дышит, ходит, разговаривает и при этом постоянно ломает судьбы окружающих людей, параллельно записывая свои плоские мысли и сентиментально размышляя о том, какой он хороший и непонятый, гораздо легче, чем развить образ Максима Максимовича, который тоже не раз сталкивался в жизни с возможностями соблазнить молодую наивную барышню, увести у жениха и довести до деградации и гибели туземку или разозлить и пристрелить товарища, но который отказался обменять животные удовольствия на сломанные судьбы и погубленные жизни и сознательно встал на светлую сторону.
Поэтому положительные герои в большинстве случаев существуют на страницах книг как второстепенные персонажи. Писатели откровенно халтурят и экономят силы и время на раскрытии их образов, поскольку это слишком трудный и энергозатратный процесс.
Блеск и нищета музыкальных критиков,
писавших о «Queen»
В молодости я довольно активно читал публикации различных рок-критиков и музыкальных обозревателей о группе «Queen». Публикаций этих было мало, но, тем не менее, они были и появлялись в различных специализированных и неспециализированных изданиях весьма регулярно.
Для большинства этих статей была характерна одна общая особенность. Когда авторы писали о музыке «Queen», то в большинстве случаев делали это весьма неплохо и со знанием дела. Когда же они приступали к анализу её текстов, то ситуация сразу же резко менялась в худшую сторону.
В большинстве случаев литературный анализ «квиновских» песен сводился к выискиванию в них различных гомосексуальных подтекстов и намёков. Песня «Bicycle race» в трактовке выдающихся музыкальных аналитиков превращалась в гимн бисексуальности, песня «You're my best friend», которую Джон Дикон написал про свою подругу и будущую жену, превратилась у них в песню про извращённую любовь к товарищу, в «Bohemian rhapsody» они углядели нечто крайне непристойное в строчках «Mama, just killed a man, put a gun against his head», и так далее. Это было похоже на какую-то особую заразную болезнь, поражающую исключительно рок-критиков и рок-обозревателей, поскольку они страдали ею почти все. Я здорово портил себе настроение, когда читал подобные музыковедческие опусы, и в итоге со временем прекратил такое чтение вообще.
Между тем, тексты песен «Queen», особенно ранних и поздних, – одни из лучших и интереснейших не только среди англоязычных рок-групп, но и среди англоязычных музыкальных коллективов вообще. Какой-нибудь действительно хороший начинающий литературовед мог бы сделать себе неплохую научную карьеру, написав по ним диссертацию.
Если взять, например, их второй, совершенно чудесный альбом «Queen II», являющийся настоящим шедевром, то там можно даже навскидку, «пройдясь по верхам», найти немало отсылок к мировой мифологии, английскому фольклору, Шекспиру, Библии и т.п., а заодно обнаружить значительное количество красивых речевых оборотов и ярких образов.
Однако общий уровень большинства рок-обозревателей таков, что они предпочитают выискивать в произведениях «Queen» намёки на нетрадиционную любовь и сплошь и рядом находят их – как правило, там, где их нет. Не то чтобы эти намёки отсутствовали совсем (по всей видимости, что-то такое есть, например, в меркьюриевской «Get down, make love»), но их очень и очень мало – гораздо меньше, чем считается у рок-критиков. Хотя я, например, удивляюсь, как они не нашли такой очевидный подтекст вот в этих строчках из «Seaside Rendezvous»: «Get a new facial – So sensational», с их-то вниманием к подобным деталям.
Впрочем, что касается нетрадиционной любви, то «Queen» действительно писали про неё песни. Я даже знаю две таких: одну – про любовь к машине, «I'm in love with my car», а вторую – про любовь к кошке, «Delilah».
Раскаяние в книге «Гарри Поттер и дары смерти»
Книга Джоан Роулинг «Гарри Поттер и дары смерти» – настоящий шедевр, который можно смело ставить в один ряд с признанными произведениями мировой литературной классики.
Собственно, хороши все без исключения части поттерианы, поскольку это весьма качественная (и по форме, и по содержанию) литература, полезная для чтения не только детям и подросткам, но и взрослым. Тем не менее, лично мне седьмая часть нравится больше всех остальных.