Страница 71 из 75
И вдруг попытался наложить одну картинку на другую и понял, что это одно и то же двойное помещение, и он мог бы начертить его план.
И сжался.
Харонавтика: "И тайная комната"
Сессия N29, 11 ноября 2013
- Та комната, что за проемом, более освещена. Кажется, по стене какие-то провода пропущены. Эта, в которой я, бетонная. В первый раз я видел свои мокрые брюки, во второй раз я понимаю, что там влажный пол, лужи на полу...
Его облили водой?
Лу смотрел туда, на эти комнаты, и ему было очень плохо. Все было пусто и размазано, и было отупение и равнодушие, и здесь, в кабинете у М., ему очень трудно было сохранять внимание, следить за "отверткой", не терять ее. Глаза закрывались, Лу через удерживал их открытыми, не всегда и удавалось. В конце концов он сказал:
- Не знаю, что там. Я не могу туда смотреть и не знаю, что там видеть.
Но там что-то было - в той, второй, более освещенной комнате, в которой была дверь наружу, из этого помещения. Железная дверь, выкрашенная серой краской. Лу не увидел ее. Он про нее знал. Там было что-то, оно было и в прошлый раз, когда он лежал там на полу и стонал. Ему просто было не до того, а шкаф там был... кажется. Шкаф, прозрачный, со стеклянной дверью, стеклянными стенками. Лу не смог его назвать. Очень осторожно, насколько смог приблизиться, описал: "как в кабинете биологии".
(Когда вечером рассказывал об этой сессии партнеру, снова споткнулся на этом месте. Партнер спокойно переспросил: медицинский? Лу судорожно вдохнул, сказал: ага...)
М. это тоже поняла, но не сказала вслух, чтобы не привносить свои смыслы в сессию.
Лу долго не мог признать, что видит его там. Очень подозрительно проверял, не вытащил ли его из какой-нибудь здешней поликлиники или из кино. Но шкаф оставался там, на своем месте, недалеко от двери, ведущей из той второй комнаты. Смотреть на него было тошно, то есть физически тошнило. Когда Лу наконец поверил в его существование и попытался посмотреть без подозрительности, ему тут же захотелось спрятать руки за спину. Было ощущение физического прикосновения, очень неприятного, тупого давления на локтевые сгибы с внутренней стороны. Как будто игла долго остается в вене, ноющее давление, не сильное, но неприятное.
- Мне не интересно про это место, - сказал Лу. - Я хочу в принципе знать, что там у меня было в Школе Америк или в другом месте в зоне канала. Но вот прямо сейчас у меня нет потребности смотреть на эти комнаты. Там все ясно. Меня там мучили и замучили, но ничего не получили от меня. Это была тяжелая работа, моя работа, я с ней справился. Остальное не важно. Я хочу понять происходящее, но мне важно получить информацию. А эти... Я устал проживать заново этот кошмар.
- Это никак не обойти, - сказала М.
- Я знаю. Я понимаю, как и почему. Просто устал. Сколько времени я уже смотрю на эти комнаты? Минут пятнадцать?
- Сорок пять.
- Что?!
- Сорок пять минут интенсивной работы.
- Да. Я точно устал.
Неокончательный диагноз: Зима близко
Он устал.
Перестал радоваться каждой крупице информации, сколько бы боли ее ни сопровождало - такая цена представлялась теперь слишком высокой.
В тридцатой сессии обнаружил, что не зря подумал о пытке электричеством во время второй. Оказалось, что и это ему знакомо, спасибо доблестному военно-морскому флоту. Скорее всего, потом тоже было, конечно. Это и было "что-то очень плохое", что с ним делали, от чего он вжимался в спинку дивана и о чем никогда не хотел говорить.
Уже ничему не удивлялся, всему верил. Складывал деталь к детали, связывал нить с нитью, привычно ежился, привычно рыдал, привычно молотил грушу, привычно выравнивал дыхание, привычно хватался за партнера, если совсем никак не справлялся сам. Отработанно и дисциплинированно делал дело: перерабатывать травматические переживания в опыт.
И жил в это самое время здесь и сейчас, жизнь не откладывал, не отодвигал. Общался с друзьями. Любил и заботился о партнере. Написал и издал книгу. Учился. Работал. Выступал. Снова писал, в основном стихи: на прозу не хватало сил. Однако начал делать наброски для этой книги: перечитывал отчеты и дневниковые записи, делал заметки и планы.
Иногда вспоминал, как в прежние дни, до начала работы с М., то и дело проваливался в ужас: меня нет, я не я - кто я? Радовался: давно такого не было.
И правда, давно. Не меньше года продержался в спокойной уверенности, ясном осознавании себя, прочном ощущении связности и цельности своей жизни - тогда и теперь. Даже когда сомневался, было ли всё это на самом деле, продолжал чувствовать себя отчетливо и крепко. Скорее сомнения касались того, как хотя бы для себя самого объяснить эту непрерывность жизни. А так-то всё у него было хорошо.
Главное - не задавать вопросов, на которые нельзя отвечать.
Первого декабря, в воскресенье, он начал сессию N31 с того, что спросил: на кого я работал? И попал в туман, а когда туман рассеялся - там оказалась прозрачная вязкая пустота.
Записки сумасшедшего: Вот я был, вот меня нет
Четверг, 19 декабря 2013
Просто я не должен был выжить.
В смысле - не мог. Невозможно. Там, в том, что происходило, в том, что со мной делали...
А я и не выжил.
...И в том, что я сам сделал с собой.
И меня нет.
А теперь - вот, живой.
Как бы это могло не рвать сознание в клочья?
Удивительно не то, что со мной бывают такие провалы. Удивительно, что бывает время, когда мне спокойно и крепко в себе.
Пятница, 20 декабря 2013
Я это сегодня запишу, а то завтра сессия, и что там еще обнаружится, и как оно после уляжется, неизвестно. Это будет уже что-то другое.
Запишу поэтому сегодня: не знаю, сколько времени (опять такое же сплывание всего и слипание в один пласт) меня опять донимало то, что "меня нет" и "кто я".
Тридцать первая сессия была 1 декабря, 12 декабря я вслух признал, что мне плохо. Но мне было плохо и до того - и я не знаю точно, когда это началось.
Я долго бился об это, но ничего не мог сделать. До этого случая очень давно не было таких длинных провалов, да и короткие, совсем короткие - на полчасика - нечасто случались. Я был очень доволен тем, как укрепилось мое чувство себя и связь с теми событиями. Даже вопрос не возникал, кто я, это было совершенно очевидно. И вдруг так глубоко и так надолго. Эмоционально я отдалился от всего, очень сильно и как будто необратимо. Было страшно, было мучительно. Когда мне удавалось зацепиться за себя и память - становилось хорошо и прочно, но это было всего пару раз, причем один из них - когда попался эпизод с "сывороткой правды" в сериале, меня скрутило, но это было большим облегчением: снова чувствовать себя, хотя бы вот так.
Действительно, по-настоящему и прочно стало отпускать только после того, как партнеру удалось пробиться и донести до меня, что это вот бесчувствие и потерянность могут быть последствиями обработки. Того, что они со мной делали. Того, что я сам с собой сделал в конце. И что провалы бывают после того, как я цепляю тему "улитки" или вопрос "на кого я работал".
Только после этого разговора мне удалось вместить в себя понимание, что да, я - вот такой, с этими провалами. Они входят в комплект. Я и есть, в том числе, эти провалы.
Так что вчера мне внезапно и очень сильно полегчало. Вскоре я уже не мог представить то состояние, в котором был буквально накануне, и которое казалось беспросветным. И вдруг всё. И сейчас мне тоже вполне хорошо.
И когда мне стало легче, я подумал... Ведь раньше, когда мне вообще ничего про себя не было известно толком, вопрос "кто я" меня очень сильно занимал. По сути, это единственный вопрос, который я себе задавал тогда. Получается, я регулярно активировал эти остатки защиты информации? И меня выносило в непонимание, неопределенность и потерю ощущения себя, и я еще больше бился в этот вопрос, и еще сильнее затягивал эту петлю?