Человек, которого нет

Но всегда остаются эти двое: горе, ярость.

А вот этим двум чувствам в их ясной и полной телесности я не верить не могу. Они настоящие. И они не пристраиваются ни к чему здесь. И если не пытаться забыть, отрицать, если просто вспомнить, как я их чувствовал - на зеленом диване, на белом диване, в одной комнате, в другой комнате... Здесь, в этом году, в прошлом году... И у меня есть свидетель.

Просто признать и принять, что все так и было, все так и есть.

Разговоры на полях: Товарищи

- Как будто, если я их вспомню, они вернутся...

- В каком-то смысле, - отвечает М., - в каком-то смысле так и есть.

Записки сумасшедшего: Тарелка с серебряной каймой

Не серебряной, конечно, просто серой с тонким серебристым орнаментом поверх. "Из благородных". Я купил ее еще весной. Она мне понравилась, захотел такую.

Но с того дня, как принес ее в дом, я не ставил ее себе. Смотрел на нее, ставил своему другу, себе - нет. Странно вел себя по отношению к этой тарелке, словом. И чувствовал ее "не своей". Отчетливо это чувствовал. Но я мастер отмахиваться от всего такого, и я отмахивался. Люди фантазируют, люди врут себе и друг другу, особенно - себе. Я знаю. Эльфов не бывает. Гарри Поттера не бывает. Тарелка как тарелка.

Потому смахивал, как паутину, тонкие, почти неощутимые связи, тянущиеся от этой гладкой, белой, с серебристой каймой: дом, его дом, родительский...

Я отмахивался. От этой тарелки, от тихой, сладкой тоски, потянувшей сердце в маленьком винограднике моего отца в украинском селе. Не бывает, о чем тут говорить? Напридумываешь себе, потом стыдно разумным людям в глаза смотреть.

Да если бы и было что - думаешь, попал бы ты в его дом? С твоей-то репутацией - в такое приличное общество. Очень вряд ли.

А потом было Рождество, то самое, без праздника и чудес. И после сессии мне было погано на душе. Но исследовательский интерес никто не отменял, и я попытался заглянуть туда сам, доразглядывать то, что не увидел с первого раза, какие-то, детали, частности. Например, какие тарелки стояли на столе. Со зрением там у меня было явно не благополучно, так что видно мне было плохо, ничего не вышло.

Не вышло и не вышло, но в голове эти мысли оставались и на душе оставались тоже. И я за обедом решил поставить эту тарелочку себе, просто проверить, вдруг подойдет. Не подошла. Не моё.

Не подошла и не подошла, ничего особенного, не буду же я ее притягивать силком, я фантазировать не люблю. Отрицательный результат тоже результат. На этом и успокоился.

Но вскоре - и доесть не успел, - у меня на краю сознания проступила такая картинка: большая комната, столовая? - стены в ней терракотового цвета, передо мной и дальше вправо я вижу накрытый стол, но отчетливо разглядеть, что на нем, не могу. Он покрыт белой скатертью, это я вижу точно. Еще дальше справа - большая арка, за которой еще другое помещение, там лестница, красивая, с деревянными резными перилами и столбиками. То второе помещение по цвету сходится с этим, где я. А за спиной у меня окна, тоже арками. Так или иначе - в помещении светло и, кажется, много букетов. Да, это розы, желто-оранжевые, с красными краями лепестков. Удивительно отчетливо и неуловимо.

Это было в выходной день, и я стал рассказывать своему другу о том, что успел разглядеть в мелькнувшем видении. И пока говорил, я как будто увидел еще немного: тот же дом, только снаружи. Он оказался двухэтажным, и смотрел я на него не снизу, а с уровня второго этажа, но я не мог с уверенностью сказать: это другое крыло того же дома, или это рельеф местности такой. Но мне было очень ясно мне в тот момент, что я не один смотрю на дом, я не один там. И мне нравится, что я не один.

Это был дом в колониальном стиле, белый, но не свежевыбеленный, на выступающих частях темнели пыльные полосы. По верхнему этажу - ряд окон. Нижний этаж прячется за стеной с арочными проемами. Кажется, в этом пространстве, между нами и тем крылом, припаркованы машины. Это не главный вход в дом, это, скорее, как раз такая территория, для машин и чего-то такого.

Вокруг дома - все в зелени. Отчаянной, бескомпромиссной зелени всё, насколько видит глаз. Если смотреть налево и вперед, видно, что дом окружен возвышенностями. Слева сад. Справа - виноградники. Зеленое, зеленое, зеленое все вокруг: трава, деревья, виноградные кудрявые лозы.

На вкус, на цвет, на ощупь и на плотность эти картинки были такого же качества, как те, которые разворачиваются в сессиях. И еще у них был привкус несомненности. Я не придумывал их. Они сами развернулись, когда я не ждал.

Но я хорошо умею отмахиваться. И мне было чем отмахнуться в этот раз.

Во-первых, арки. Здравствуй, "Санта-Барбара"! Знакомая музыка заставки издевательски звучала у меня в ушах. Колониальный стиль - это не здесь, думал я. Это с другого края континента и ближе к экватору. Это Куба, наконец. Дофантазировался, дорогой. Классно глючит. Расслабься и прекрати.

Во-вторых, виноградники. Я до того живьем их видел только однажды: в украинской степи возле Черного моря. Степь - это много-много ровной и плоской земли. Ну, разве что немного приподнимается и снова опускается. Какие горы? Не бывает. Надо же, как можно и не замечать, что фантазируешь... Как легко можно быть уверенным, что видишь то, что видишь, а оно невзаправдашнее абсолютно.

Я отмахивался так ровно два дня. Потом решил все-таки заглянуть в поисковик, попросить картинок по запросу "chilean wineries". Слышал бы кто, как я хохотал. Если это не виноградники, окруженные горами, то это виноградники на склонах гор. Тут-то мне стало не по себе: я так рьяно отмахиваюсь от своих "воспоминаний", что готов наплевать на здравый смысл и очевидность. Каких таких бескрайних степей я ожидал от страны, вытянувшейся в струнку между океаном и горами?

Я до такой степени боюсь фантазировать, что лишаю себя права на здравый смысл...

Вопрос о том, почему, собственно, я ожидаю, что пришельцы из одной и той же страны в колониях по одну сторону континента будут строить дома в одном стиле, а по другую - в другом, встал чуть позже. Я получил одну из заказанных на "Алибе" книг: "Культура Чили" издательства "Наука", 1968 года. На сто сороковой странице я прочитал: "Внешний вид чилийского города в начале XIX в. - неоклассический, и сильнее всего это чувствуется в столице - Сантьяго. В меньших по размеру городах колониальная архитектура пустила более глубокие корни: узкие улицы, дома с белеными стенами, преобладание черепичных крыш". Фотографии прилагались. Мне нечего было возразить.

Пытался ли я найти этот самый дом? Пытался ли я отыскать следы Хорхе, хотя бы его фамилию, в историях чилийских виноделен? Да, конечно. Я пытаюсь сравнивать три вида данных: частично опубликованную генеалогию чилийских семей, списки выпускников военно-морского училища с 1956 по 1961, историю чилийских виноделен. И я еще не закончил с этим. Но определенности мало, опубликованные в интернете генеалогические древа неполны, часть виноделен сменила хозяев в конце семидесятых...

Я и своего-то имени точно узнать не могу. Только надеюсь, что в "Подсолнухе" оно записано верно, да верю тому, что услышал глубоко-глубоко внутри. Но это уже два разных имени. Хотя с моей жизнью у меня могло их быть сколько угодно, на самом-то деле.

Что ж, я решил считать, что хоть один-то раз я все-таки побывал в его доме - родительском, там, где виноградники, окруженные горами, деревья в густой листве, оранжево-желтые чайные розы. И я решил считать, что всё было на самом деле. Еще раз окончательно решил.

Разговоры на полях: А оно так...

- Представляешь, а я себя ругаю, что придумываю... А там действительно горы вокруг - и между гор виноградники.