Человек, которого нет

Записки сумасшедшего: Не поворачивайся спиной

Душа - это в теле, эмоции - это в мышцах, и чтобы чувствовать, нужно дышать (как чувствуешь, так и дышишь).

Я не знал, кто я, в том числе и потому, что я не знал, как мне привычно двигаться и покоиться, дышать и жевать, в какой позе я размышляю, как мое тело проживает возмущение или радость, усталость, боль, наслаждение...

Мне ведь именно потому и пришла в голову мысль о том, что я кто-то не тот, кто был здесь вчера. Именно потому, что тело не знало, как ему быть со мной.

Человек - как будто собрание движений во всей тонкости оттенков и особенностей. И эти оттенки и особенности движений соответствуют оттенкам и особенностям переживаемых человеком чувств, рождаемых его разумом мыслей. Это как вдох и выдох, этот как шаг левой ногой и следом - правой. Тело и душа танцуют друг с другом, как старые партнеры, в согласии и в ладу, улавливая на лету малейший намек на движение, передавая и поддерживая импульсы друг друга. Тело и душа всегда танцуют друг с другом...

В то утро оказалось, что мои танцоры из разных пар - и танцуют разные танцы.

Это испугало... их обоих? Меня? А кем я был теперь?

С тех пор прошло двадцать лет. Я многого не помню - слишком давно и болезненно это было, что-то стерлось само собой со временем, что-то - стерто, замазано, как страшный рисунок на стене, чтобы не бояться жить в этой комнате... Но те первые дни, когда я пытался понять, кто же это такой - я, остались в памяти одновременно очень четко - острым переживанием потерянности и неуюта, - и совершенно размыто: я не помню, чем я занимался, куда ходил, с кем разговаривал... Только несколько моментов, как солнечные зайчики, кружат в этой мгле. Я помню голубой сарафан из марлевки, надетый на мне, я помню обрывки из того утра - табуретку, сахарницу, книгу возле подушки. Помню разговор со старой подругой, как я пытаюсь ей объяснить, что со мной происходит, и не нахожу слов. Похоже, у нас вообще нет подходящих слов для описания такого опыта.

Голубой сарафан, оранжевые сандалии, лето, я хожу на работу и готовлю там счета и накладные, и я же непрестанно снедаем тревогой и растерянностью. Я стал ее снедью, ее пищей.

На самом деле непонятно, должен ли я говорить о себе в том времени - безвременье, скорее, - в женском роде или в мужском. Наверное, если бы рассказывала она, то говорила бы в женском. Но рассказываю я, и я уже присвоил этот кусок времени, по сути - ничейный, себе. А мой род - мужской. Но даже это не сразу стало мне понятно.

Она играла. Не была ролевиком - о таких в нашем городе тогда и не слышали, а если и слышали, то уж точно не она и не кто-то из ее знакомых, в общем, она просто играла всю жизнь, это был ее способ рассказывать истории. У нее всегда была подруга, с которой можно было играть. Когда-то очень давно, классе в четвертом-пятом, они лепили человечков из пластилина и упоенно сочиняли истории про них, которые тут же и разыгрывали на ступеньках крыльца, выходившего в старый сад - та подруга приезжала на лето к бабушке, а бабушка жила в особняке еще довоенной немецкой постройки, разделенном на квартиры. Потом подруга повзрослела и перестала интересоваться играми в других человеков, но после недолгого одиночества нашлась девочка из параллельного класса, которой было интересно играть. Уже без пластилина, самими собой, они разыгрывали истории с героями из прочитанных книг, или в мире прочитанных книг, просмотренных фильмов, уходя все дальше и дальше от оригинала. Потом они стали придумывать собственные города и страны, немного похожие на настоящие, но как будто существующие в параллельном мире. И в этих городах и странах они проживали жизни, устраивали перевороты, плели интриги, ловили преступников и сочиняли трогательные и невероятные истории про любовь.

Со временем - и с возрастом - в жизни появилось слишком много взрослых тягот и забот, чтобы предаваться этим играм с прежним пылом и постоянством. Но все же и в тридцать лет им иногда удавалось урвать клочок времени и рассказать друг другу невероятную историю о жизни и смерти. Их герои и героини были прекрасны и отважны, ни в каком кино такого не покажут, и ни в каком кино невозможно направлять сюжет так, как тебе нравится, высказывать то, что наболело, выбирать самую подходящую форму для этого высказывания - и тут же ее воплощать. Это был мир на двоих, богатый, яркий, нереальный. И в нем было полно восхитительных персонажей, которыми было головокружительно прекрасно побыть.

Поэтому естественно, что, когда я пытался нащупать какого-нибудь себя или хоть кого-то в образовавшемся разломе, я стала думать о тех персонажах, вспоминать героев ближайших игр и прикладывать их к себе - вдруг совпадет? Некоторые из них были очень прилипчивыми, особенно те, которые больше всего нравились, в них увлекательно и страстно игралось годами. Мало ли... А вдруг она просто застряла в ком-то из них?

Нет, ни один не подошел. И ни одна не подошла. Они все были - какие-то, с определенным эмоциональным фоном, со своей осанкой, своими манерами, они были определенные личности, как в кино, или в книге, или как роль в театре: одного с другим не спутаешь даже и без грима.

Я определенно тоже был "какой-то", поскольку чувствовал, что чужое "какое-то" мне не подходит. Я был какой-то еще, кроме них. Я был кто-то другой.

Я помню, она когда-то читала книгу, в которой рассказывалось о человеке, тайно вернувшемся в родную страну, когда там был у власти фашистский режим. Он был режиссер, он хотел снять фильм о том, как на самом деле живется людям, в то время как пропаганда рассказывает сказки о расцвете экономики и соблюдении прав человека. Но он был известен до переворота, его многие знали в лицо, у него было много знакомых, которые просто могли узнать его на улице. Он отрастил бороду, изменил манеру одеваться. И он получил от людей, помогавших ему подготовиться к поездке, такие советы. Если встретишь на улице знакомого, ни в коем случае нельзя разворачиваться и уходить. Борода, измененная прическа, очки, другая одежда - достаточно маскируют тебя. Но если ты повернешься к человеку спиной, спрячешь от него лицо - останешься только ты и твоя осанка, твоя походка. Тебя узнают.

Вот в то утро я, кто бы я ни был, встретил себя - и не узнал. Это была не моя спина, не моя осанка. И походка была не моя. И самое страшное: я не знал, какая должна быть моя. Я не знал, какой я.

Я не знал, кто я есть.

Разговоры на полях: Различение духов

Однажды друг, которому он попытался рассказать свою историю, задал ему вопрос.

Знаешь, сказал друг, бывает, что просто душа ловит чужую волну, чужие воспоминания. И видит их - то, что видел когда-то тот человек, то, что он слышал, чувствовал и знал. Как ты можешь знать, что это вот, эти как бы твои воспоминания - это именно ты, а не чужая потерянная в пространстве и времени память?

Да никак он не может знать.

Выписки:

"Ритуал "возвращения души" присутствует в шаманской картине мира. Вот молитва для возвращения души, так созвучная мифу о Деметре и Коре: "Мать, один из твоих детей хочет вернуться домой. Помоги мне принести его назад к тебе, чтобы он мог занять то место на земле, что принадлежит ему по праву". И как знакомо оказывается то, что пишет в своей книге Сандра Ингерман:

"Сегодня нередко оказывается, что к утрате души привели такие травмы, как инцест, изнасилование, потеря любимого человека, хирургическое вмешательство, катастрофа, болезнь, выкидыш, аборт, стресс, пережитый в бою, или пагубная привычка.

Основная предпосылка здесь такова: когда мы получаем травму, часть нашей витальной сущности отделяется, чтобы выжить в этом испытании, спасаясь бегством от невыносимой боли... Утрату души вызывает именно то, что данный человек воспринимает как травму, даже если кто-то другой не видит в этом событии ничего травмирующего".