Американская трагедия

Но когда он ударил ее, - нечаянно ударил в то мгновение, как она встала с места и шагнула к нему, - может быть, тут бессознательно сказалась и злоба на нее за то, что она хочет к нему подойти. И может быть - наверняка он этого и сейчас не знает, - но, может быть, именно потому удар получился такой сильный. Так, во всяком случае, он подумал потом. Но верно и то, что, вставая, он хотел ей помочь, несмотря на свою ненависть. В ту минуту он пожалел, что ударил ее. Однако, когда лодка перевернулась и они оба очутились в воде и она стала захлебываться, у него сразу мелькнула мысль: "Пусть". Потому что это был случай от нее избавиться. Да, у него была такая мысль. Но не надо забывать, - и это особенно подчеркивали мистер Белнеп и мистер Джефсон, - что все это время он был одержим страстью к мисс Х и что это была главная причина всего случившегося. Так вот, если принять во внимание все, как было, с начала до конца, - и то, что хоть он ударил Роберту и нечаянно, а все-таки со зла, так как был зол на нее за ее упрямство - да, был, - и то, что потом он не стал спасать ее (он сам сейчас честно старается это подчеркнуть), - думает ли преподобный Мак-Миллан, что он все-таки повинен в убийстве, что он совершил смертный грех, кровавое преступление и по совести и по закону заслуживает казни? Да? Он хотел бы знать это ради собственного спокойствия, чтоб можно было хотя бы молиться.

Преподобный Мак-Миллан слушал все это, глубоко потрясенный, - еще никогда в жизни он не стоял перед необходимостью решать такую сложную и необычную задачу, а кроме того, доверие и уважение Клайда налагало на него огромную ответственность. Он сидел не шевелясь, погруженный в глубокое, печальное, почти болезненное раздумье: слишком серьезным и важным был ответ, которого от него ждали, ответ, в котором Клайд надеялся обрести земной и душевный покой. А преподобный Мак-Миллан был слишком ошеломлен, чтобы так быстро найти нужный ответ.

- Клайд, значит, до того как вы сели с нею в лодку, ваше настроение не изменилось, - я хочу сказать, ваше намерение ее... ее...

Лицо у преподобного Мак-Миллана осунулось и побледнело. Глаза смотрели печально. Он только что выслушал грустную и страшную повесть - нехорошую, жестокую повесть, полную мучительного самобичевания. Этот мальчик... значит, в самом деле... Страстная, беспокойная душа, которая взбунтовалась, потому что ей не хватало многого, чего никогда не жаждал преподобный Мак-Миллан. И, взбунтовавшись, впала в смертный грех и была осуждена погибнуть. Сердце преподобного Мак-Миллана сжималось от жалости, а в мыслях царило смятение.

- Нет, не изменилось, - ответил Клайд.

- И вы сердились на себя, говорите вы, за то, что не находили в себе сил свершить задуманное?

- Да, это тоже было. Но я и жалел Роберту, понимаете? А может быть, еще и боялся. Я сам сейчас точно не знаю. Может быть, да, а может быть, и нет.

Преподобный Мак-Миллан покачал головой. Так странно все это! Так неопределенно! Так дурно! И все же...

- Но в то же время, если я вас верно понял, вы сердились и на нее за то, что она довела вас до такого положения?

- Да.

- Заставила вас разрешать столь мучительную задачу?

- Да.

Мак-Миллан огорченно поцокал языком.

- И тогда вам захотелось ее ударить?

- Да, захотелось.

- Но вы не смогли?

- Не смог.

- Да будет благословенна милость божия. Но в этом ударе, который вы ей нанесли, - нечаянно, как вы говорите, - сказалась все же ваша злоба против нее. И потому удар вышел такой... такой сильный. Вы не хотели, чтобы она к вам приближалась?

- Не хотел. По крайней мере так мне теперь кажется. Я не могу сказать с уверенностью. Может быть, я был немножко не в себе. То есть... ну, очень взволнован... почти болен. Я... я...

Клайд сидел перед ним, в тюремной полосатой одежде, остриженный под машинку, и силился честно и беспристрастно представить все, как оно было на самом деле, ужасаясь, что ему не удается даже для самого себя точно установить, виновен он или не виновен. Да или нет?

И преподобный Мак-Миллан, сам крайне взволнованный, мог только пробормотать:

- "Широки врата и просторен путь, ведущий к погибели". - Потом прибавил: - Но вы встали, чтобы прийти ей на помощь?

- Да, потом я встал. Я хотел подхватить ее, когда увидел, что она падает. Оттого и опрокинулась лодка.

- Это верно, что вы хотели ее подхватить?

- Не знаю. В ту минуту, по-моему, хотел. Во всяком случае, я пожалел, что так вышло.

- Но можете ли вы сказать точно и определенно, как перед богом, что вы пожалели об этом и что в ту минуту вы хотели ее спасти?

- Знаете, все произошло так быстро, - начал Клайд нервно, почти с отчаянием в голосе, - я просто боюсь утверждать. Нет, я не уверен, что пожалел очень сильно. Нет. Честное слово, я теперь сам не знаю. Иногда мне кажется: да, пожалуй, а иногда я сомневаюсь. Но когда ома исчезла под водой, а я выплыл на берег, тут я пожалел... немножко. Но была и радость понимаете, ведь я почувствовал, что свободен... и страх тоже... Вы понимаете...

- Да, да, я понимаю. Вы думали об этой мисс X. Но раньше, когда вы только увидели, что она тонет...

- Тогда - нет.

- Вам не хотелось спасти ее?

- Нет.

- Вам не было тяжело? Не было стыдно?

- Стыдно - да, пожалуй. Может быть, и тяжело тоже. Я понимал, что все это ужасно. Я это чувствовал. Но все-таки... понимаете...

- Да, да, конечно. Эта мисс X. Вам хотелось вырваться.

- Да... но главное, я испугался, и мне не хотелось помогать ей.

- Понятно, понятно... Наверно, вы думали о том, что, если она утонет, вы сможете уйти к мисс X. Об этом вы думали?

Губы преподобного Мак-Миллана плотно и скорбно сжались.

- Да.

- Сын мой! Сын мой! Значит, вы совершили убийство в сердце своем!

- Да, вы правы, - задумчиво сказал Клайд. - Я уже и сам пришел к мысли, что это было именно так.

Преподобный Мак-Миллан помедлил, потом, чтобы укрепить свой дух для непосильной задачи, стал молиться - безмолвно, про себя: "Отче наш, иже еси на небеси - да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя - яко на небеси и на земли". Потом вышел из своей неподвижности.

- Послушайте меня, Клайд. Нет Греха слишком большого для милосердия божьего. Я твердо знаю это. Он сына своего послал смертью искупить зло мира. Он простит и ваш грех, если только вы покаетесь. Но этот замысел! Этот ваш поступок! Многое вам надо замаливать, сын мой, очень многое! Ибо в глазах господа, боюсь я... да... Но все же... Я буду молиться о том, чтобы господь просветил меня и наставил. То, что вы рассказали мне, странно и страшно. На это можно смотреть по-разному. Может быть... но, впрочем, молитесь. Молитесь здесь, со мною, о ниспослании света очам нашим.