Страница 12 из 13
Человеческий фактор в Библии
Пока мы подбираемся с разных сторон к главной претензии неверующих. Заключается она в том, что библейский Бог выдуман (хотя какой-то бог, может быть, и есть), а сама Библия – тоже чисто человеческое произведение, не содержащее в себе ничего сверх обычного авторского поэтического вдохновения. Нужно вернуться к библейским истокам и подумать: а какой был смысл все это выдумывать? Что человек сам виновен в смерти, что у него нет никаких личных надежд, что его самоцель – в жизни его народа. И вдобавок необходимо этому человеку совершать массу ритуальных правил, сторониться всех иноплеменников, быть верным своему Богу поистине беззаветно. Без завета, без обещания. Есть в Библии завет Бога с народом Израиля (потому и книга называется Ветхий Завет), но личного завета с конкретным человеком там нет. Это появится лишь во Христе, во времена Нового Завета. Завет предполагает некие, хотя и условные, обещания Бога второму субъекту завета. Так вот, отдельная человеческая личность в Израиле до Иисуса Христа не является субъектом завета, таковым является лишь избранный народ, а потому от личности требуется только беззаветная преданность.
Всем известна классическая песня В. Высоцкого про «хорошую религию, которую придумали индусы». Что-то не доводилось нам слышать аналогичное рассуждение о библейской вере. В индуистской идее переселения душ автор песни сумел показать чисто человеческое происхождение: как надо себя вести, чтобы в будущей жизни не родиться ни свиньею, ни баобабом. И вроде бы у автора получается все логично. А вот про религию Израиля подобный сюжет в голову почему-то никому не приходит. Видно, не «хорошая религия», потому что не «придуманная», как у тех «индусов».
Религия эта не человеческая, потому что во многом она даже античеловеческая. Придумывать такое ради мобилизации людей на какие-то морально-социальные подвиги явно не следовало. И библейская история показывает, как непросто внедрялась эта религия, и как вдруг почему-то впоследствии именно она легла в основу христианства и ислама (не только иудаизма), охватив тем самым подавляющее большинство населения планеты.
Поистине, это все неслучайно. Такое к способностям человеческой фантазии свести невозможно.
Правда, здесь требуется важная оговорка.
Мы не считаем каждую букву Библии продиктованной Богом. Наипаче это касается диетарных, гигиенических и прочих правил, высказанных в Торе, или Пятикнижии Моисея. Боготворить эти слова не нужно, даже если их возводит к Богу сам библейский текст. Тем более, и на протяжении самой библейской истории некоторые заповеди такого рода подвергались ревизии и уточнению. Например, поначалу камни для жертвенника Единому Богу могли быть только природными, не тесаными (ведь каменотесы делают идолов – как же таким орудием прикоснуться к камню для Божьего жертвенника!), а потом, ко временам Соломона, жертвенник строился уже из тесаных камней.
Вполне вероятно, что запись Пятикнижия, этих первых книг Библии, действительно восходит к Моисею, или, по крайней мере, идет от него в устной традиции. Моисей – это именно тот человек, благодаря которому происходит духовное, национальное, религиозное становление израильского народа. Именно Моисей выводит народ из египетского рабства к самостоятельному национальному, а затем и политическому бытию. Но нужно помнить, что Моисей не был каким-то простым пастухом. Он как-никак наследный принц Египта, человек получивший образование, как приемный сын дочери фараона, то есть на высшем по тем временам уровне. Весьма вероятно, что именно Моисей является единственным образованным человеком во всем руководимом им Израиле. Народ рабов вряд ли мог бы похвастаться своими учеными и мудрецами. Кроме того, Моисей до своего явления Израилю прошел еще и многолетнюю школу пастушеской жизни с кочевниками, переняв и у них определенные практические навыки выживания в пустыне, те навыки, которых рабы-израильтяне в его времена не могли получить сами в Египте и которые так пригодились евреям в их пустынническом путешествии в обетованную землю. Поэтому ничего удивительного нет в том, что Моисей применяет свои прикладные знания, открывает их людям, – и приписывать такого рода знаниям божественное происхождение и передачу нет никакой необходимости. Например, правило потребления мяса животных без крови. Очевидно, оно отражало подмеченную закономерность, что в таком виде мясо может быть сохранено дольше и приготовлено чуть лучше, особенно в жарком климате, и не вызовет определенных заболеваний. Вполне вероятно, что Моисей поделился такого рода знанием с людьми. Но впоследствии оно в самой Библии обросло «божественной философией»: во-первых, было приписано непосредственно Божьему откровению, во-вторых, получило такое метафизическое обоснование, как в крови всего живого душа его есть (ер. Быт. 9, 4, Лев. 3, 17, 7,26).
Такого рода «человеческий фактор» в Библии следует признать. Более того, его следует признать сильным. Моисеевы правила нет смысла распространять на все века, народы и культуры (о чем христианство в самых своих истоках дает, как минимум, важное указание). Любые поступки вождей Израиля, особенно связанные с убиением ненавистных язычников, тоже не нужно вслед за библейским текстом приписывать Божьему повелению. Евреи вполне могли сначала убить некоторое количество своих противников, а потом приписать всю ответственность Богу, что Он якобы это им поручил. Смакование всяческих стихийных бедствий, которыми якобы Бог карает Египет – эти страницы тоже вполне можно считать преувеличением, плодом человеческой фантазии, пышущей ненавистью к своим многовековым поработителям и обидчикам.
Это страстное настроение библейских авторов (а их много и не все нам известны, как например, редакторы Торы) не следует приписывать Библейскому Богу. И если мы двинемся таким путем, отводя от Бога явно жестокие, неразумные, явно человеческие мотивы и повеления, то мы снимем большую часть претензий к Богу со стороны неверующего ума.
Однако из этого никак не следует, что все библейские идеи, особенно основные, духовные, религиозные суть чисто человеческие измышления. За сверхчеловеческое происхождение Библии ручается ее «неудобство», ее нарочитая трудность, отмеченная нами выше. Из всей Библии постараемся далее выделить главное – эти сверхчеловеческие идеи, используя тот контекст, в котором Библия приходит в мир.
Вообще говоря, мы здесь вступаем на проторенную дорогу древних христианских апологетов. Когда современные им язычники читали Ветхий Завет, они, как и современные нам читатели, поражались мелкости, страстности, ревнивости и жестокости племенного бога евреев, который претендует на пост Единого Творца всех миров. Апологеты и предлагали аллегорическое или типологическое понимание библейского текста, сознавая, что только буквальное его прочтение может оттолкнуть от Библии (а с нею и от христианства) большую и лучшую часть язычников. Конечно, мы вынуждены констатировать, что сами библейские летописцы в огромном большинстве случаев не пытались вложить аллегорию в свой текст, они рассчитывали на буквальное понимание их слов. Это очевидно. Не очевидно другое, а именно расширение в приписывании Богу таких повелений, которые уж слишком сильно «пахнут» чем-то человеческим.
Бог и боги природные
Ветхозаветная история – это история борьбы библейского Бога против окружающих Его языческих богов. «Окружающих» – разумеется, в сердцах израильтян. Единый Бог на этом поле выходит на бой с богами Египта и Междуречья, бросает им вызов и побеждает. Но момент начала этой борьбы таков, что за библейского Бога – только некая память о предках, и очень немногие пустынные кочевники эту память как-то хранят. А все видимое торжество – за «вражескими» богами.
Атмосфера этой борьбы и окрашивает библейское повествование в особые, апологетические тона. Тора и книги пророков – это не только летопись этой войны, эти книги – сами воины на ней. Во времена их написания борьба была нисколько не закончена. В наши дни, когда мы это все читаем, обстановка уже иная. Современные боги, противостоящие Богу Библии, выглядят и называются иначе.