Апология церковной веры

Во-вторых, только в этой библейской сцене мы встречаем удивительное, почти неподражаемое в нашей реальной жизни состояние человека: это состояние первобытной невинности, когда человек не знает еще ни греха, ни праведности, когда он свободен от того и другого. На этом примере мы и в себе начинаем различать эти понятия: невинность и добродетель, которые суть не одно и то же. Невинный человек стоит между смертью и бессмертием, гуляет по этому тончайшему мостику, а Бог наблюдает за этим, не вмешиваясь. Важнейший свой выбор в сторону праведности или греха невинность призвана совершить сама; выберет ли она святость и жизнь или согрешение и смерть, зависит только от нее.

В-третьих, эта сцена показывает нам отчасти и причину нашего собственного греха в виде искушения извне. Первые люди земли стали и ее первыми обманутыми людьми. Но это не избавляет их от вины.

В-четвертых, и главное, вся сцена дает нам объяснение происхождения всего мирового зла.

Здесь вернемся немного назад.

Мы показали, что если Творец мира недостаточно благ и разумен, если его творение изначально ущербно, то невозможно объяснить, откуда в нас взялись универсальные понятия о добре и зле, причем о добре совершенном и идеальном. Поверив в несовершенство Творца мира, мы вынуждены разрушить нравственную систему, вложенную в нас самих. Идти таким путем рискуют очень немногие духовные мыслители.

Но если Творец благ, то почему в мире так много зла, причем необъяснимого, бессмысленного, не педагогичного, наказывающего людей не избирательно? Откуда эти цунами и вулканы, потопы и эпидемии? Если уж нет смысла говорить о войнах и преступности, как вроде бы делах рук человеческих.

Третья глава Бытия и говорит, откуда все началось. Человек не послушал Творца – и мир повредился. Мир в наказание за грех человека преобразован по законам смерти и тления.

На ком лежит ответственность за все мировое зло? Все мы рождаемся, чтобы умереть. Религия только и может здесь вставить свое слово: нет, не только для смерти, но и для чего-то еще. Но на деле никто не остался еще на планете вечно, и люди знают об этом, несут это знание с младенчества и до самой смерти. Планета населена обреченными существами. Смерть, кажется, обессмысливает все. В нашей жизни мы научились игнорировать свое знание о смерти и рождаемые этим знанием проклятые вопросы: зачем? Мы живем, не думая о своем смертном часе. В день рождения, пеленая младенца, мать никогда не подумает о том, чьи руки когда-нибудь будут пеленать его в качестве мертвеца. В день свадьбы никакие супруги не задумываются, что кому-то из них в том самом браке, который все признают счастливым (еще бы: один раз – на всю жизнь!) придется хоронить своего супруга, оторвав кусок от сердца. Мы живем, повсеместно игнорируя смерть, где только можем. Поэтому род людской еще продолжает коптить небо. Если бы мы помнили о смерти неотступно, мы бы потеряли полностью всякую жизненную мотивацию.

Люди, осужденные на пожизненное заключение, очень часто мечтают покончить с собой. Но если рассудить здраво: ведь любой из нас является приговоренным в камере смертников. Только условия нашего содержания гораздо лучше, чем в тюрьме – вот и вся разница. И, обращая свое внимание на эти условия, на эти совершенно внешние вещи, мы научились игнорировать смерть.

Но при этом смерть не игнорирует нас.

Она возвращает нас к проклятым вопросам снова и снова. Так кто же ответствен за наличие такого универсального закона смерти на нашей земле?

Бог называет себя в Библии первым и последним. Понятно, что кто последний, тот и крайний. И потому велик соблазн все переключить на Творца. Но вновь повторим: пойдя таким путем, мы вынуждены отвергнуть нравственные императивы, а это – основа нашей жизни, отказавшись от них, люди полностью сожрут и друг друга, и всю свою планету.

И вот, Библия дает другое решение. Ответственность распределяется между Богом и человеком. Первый человек, поставленный над всей прочей тварью, в каком-то действии не оправдывает доверия Творца. Человек изменяет Богу, уходит из Его плана. Не желая, чтобы люди, а за ними и все творение, погибло навечно, Бог, так сказать, запускает план Б. Он изменяет мир, уравновешивая в нем рождение и смерть, и направляя, таким образом, историю мира на длительные циклы, в конце которых подается и какая-то отрадная надежда. И все это содержится в одной только третьей главе Бытия.

Да, и она написана языком мифа. Но если отвлечься от языка, то все-таки поражает, откуда же в ней такая глубина мысли? Попробуйте сами изобрести иной вариант объяснения происхождения зла. Или нет Творца – но тогда нет и морали, останется лишь что-то вроде буддистской практики и стремления к нирване, но и в эту жизнь «черным ходом» входят те же самые универсальные нравственные заповеди о том, чтобы поменьше вредить природе и человеку. Плох Творец – опять нет морали. Как быть?

Вообще говоря, нравственность человека – такая штука, которая никак не может возникнуть эволюционным путем. Если в живой природе повсеместна борьба за существование, то главным правилом оптимального поведения в этой борьбе неизбежно должна стать безжалостность, иногда индивидуальная, иногда групповая, стайная. Выжить может не просто самый сильный, но самый безжалостный к другим, не только тот, кто сможет загрызть другого, но тот, кто загрызет, отнимет, оттеснит соперника от воды и кормушки наиболее спокойно и радостно. В таком процессе никакая человеческая мораль возникнуть не могла бы, даже мораль воровского сообщества. Ведь и в этом сообществе абсолютно исключается «крысятничество» – причинение зла своим, членам своего кружка. Между тем, реальные биологические крысы тем и выживают, что в их стае распространено именно это «крысятничество». Крысы обходятся совсем без сантиментов, даже по отношению к себе подобным. А люди так не могут, даже самые отъявленные преступники и грешники.

Значит, мораль вынесли люди не от обезьян, не из джунглей.

Если так, то нет ничего удивительного в библейском рассказе. Он говорит правду на каком-то очень высоком, жизненном духовном уровне. Человеку дана была свобода, была поставлена задача, он проходил испытание. И не прошел. От того и все.

Вот это важно. А с какого дерева срывали плоды, и как змей умел логически мыслить, мудрее человека – вот это не столь важно. В книге по апологетике здесь трудно что-то утверждать. Нас не было рядом с Адамом и Евой. У нас нет о них достоверного знания. Мы не знаем всей бездны их мыслей, чувств, переживаний, Библия не дает нам здесь ничего психологического. Здесь мы вынуждены рассуждать не над фактом, а над его идеей и последствиями. И по последствиям признать, что факт имел место. В этом факте есть две основных составляющие. Во-первых, реальность первой пары людей, ставших потом прародителями всех людей на планете. Во-вторых, само не преодоленное искушение и его последствия. О деталях же факта рассудить дополнительно, сверх библейского текста мы не можем. Этот разговор поневоле стал бы праздным – за неимением нужного количества первичной информации.

Всемирный потоп: Божия непоследовательность?

Следующая претензия неверующих к Богу связана со всемирным потопом. Помимо рассуждений о физической невозможности такого события, к Богу выдвигаются претензии нравственные: почему создал, а потом пожалел, что создал? За что всех вот так взял и потопил? И, в конечном счете, все сводится к тому, что Бог реальный, если даже существует, то к этому рассказу отношения не имеет, а вот, люди, выдумавшие библейского Бога, показывают свой низкий нравственный и духовный уровень.

А может быть, лучше было бы переадресовать такие претензии не к Библии, а к окружающей действительности? Еще раз повторим: в этом мире действует закон смерти. Никто здесь не останется вечно. Умрут все, и безболезненно дано будет умереть лишь немногим. Таков порядок, в котором мы живем. Это наше подлинное знание – и оно же есть нечто нам глубоко противное, в самых основах нашей души. Мы все знаем о смерти – и все же ее не принимаем. Вообще, всякая религия, всякое писание, почитаемое священным, существует только потому, что существует смерть, всеобщая и нами сообща же отвергаемая. Религия и пытается преодолеть это трагическое противоречие, не разрешив которого, мы не имеем никакой прочной жизненной мотивации.