Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 18

– Наверно, всё это важно для бизнеса. И скучно. Вы не замечаете, дядя, сколько здесь поэзии. Их увлечение древними богами, причудливо смешанное с христианством, легло на прусский романтизм. Шиллер, Фейербах и Вагнер – какая гремучая смесь! К тому же их промышленность не изгадила природу, как в Англии. Берлин не знает смога, Рейн куда чище, чем Темза. Или я недостаточно патриотична?

– Прозрачность речной воды, милая Элен, не зависит от патриотизма или политических пристрастий. Германия намного просторнее нашего острова даже с утратой части земель после войны. Британия владеет колониями, но метрополия никогда не станет больше. Гитлер же мечтает именно об увеличении метрополии, своего «тысячелетнего» рейха. За счёт соседних европейских стран, разумеется.

Племянницу разговоры о политике утомляли на второй-третьей фразе.

– Надеюсь, дядюшка, в этот раз европейские правительства не доиграются до войны. Я хочу посетить Мюнхен, Вену, Кёнигсберг, увидеть рассвет над Одером и закат над Балтикой. Боюсь, под взрывами снарядов я не смогу составить верное впечатление.

И главное – правильно отразить на холсте. Объёмистый багажник «Ройса» был доверху наполнен красками, кистями, станками, мольбертами и прочим художественным инвентарём. Кроме того, задние рессоры несли на себе тяжесть фотографических камер, от маленьких, формата «Лейки», до профессиональных аппаратов на треноге. Элен не чуждалась современной техники: это тоже в английских традициях.

Она освоила манеру делать множество снимков пейзажа, особенно в ненастную погоду, на островах преобладающую, и затем создавать живописное полотно близ уютного тепла камина, полагаясь на фото и память. Художница отнюдь не старалась точно передать натуру. Порой так лучше, неизбежные природные диспропорции не нарушают композиции. Пейзажи Элен, где присутствуют увиденные лишь её воображением скалы и группы деревьев, дважды выставлялись в Лондоне и неплохо продавались, хоть семья не страдала безденежьем даже в разгар кризиса.

Ей исполнилось двадцать два. Возраст, когда воспылала, перегорела и рухнула первая любовь, погребённая под разочарованием. Когда распирает множество желаний ездить, узнавать, впечатляться. Хлопать в ладоши и прыгать от восторга, разрушая европейский стереотип о чопорных английских леди.

Родители настаивали – пришло время создать семью. И благопристойная девушка, наследница десятка поколений британской знати, вдруг обнаружила, что приятные молодые люди, сплошь с образованием Кембриджа и Оксфорда, воспитанные в лучших традициях, невыносимо скучны. Английский юмор молодых джентльменов нагоняет тоску хуже дядиных пассажей о политике.

Ей не понравился Нью-Йорк, бывшая колония с амбициями утереть нос метрополии. Американцы, шумные и претенциозные, показались ковбоями, по недоразумению нацепившими котелок взамен широкополой шляпы коровьего пастуха. Трость вместо «Кольта» в руке не превращает деревенщину в джентльмена.

Неожиданный след в душе сохранился от «Гинденбурга». Исполинский дирижабль, словно вызов стихии и земному притяжению, перенёс через океан немыслимо быстро, за каких-то три дня. Изысканно любезные офицеры корабля, железная дисциплина, образцовый порядок – всё говорило в пользу новой Германии.

С аристократическим пренебрежением к правилам, ибо они для плебса, Элен попыталась закурить на борту в первый же час после старта. Офицер непреклонно велел потушить сигариллу. Он не грубил, на чистом английском объяснил, что огонь может воспламенить водород, и экипаж в первую очередь заботится о безопасности самой пассажирки. Потом проводил в специальную курительную камеру. Элен не пыталась возмущаться: немцы тоже курили исключительно в этой камере. Ордунг, то есть порядок, един для всех.

Даже газетные публикации о кошмарной гибели дирижабля не умерили её восхищения. Немцы бросили смелый вызов, одно это достойно уважения. Соотечественники тихо злословили в гостиных за партией в бридж.

В Германии обитает множество наследников древних аристократических фамилий. Военная катастрофа и послевоенные трудности позволили выжить только самым стойким, в полном соответствии с учением сэра Дарвина. Однако, вопреки учению, естественный отбор не коснулся женской части нации. По мнению Элен, да и многих её знакомых, немки сплошь мужиковаты, крупны, угловаты. Словом, в основной своей массе на удивление лишены привлекательных черт.

Хрупкая блондинка с бесконечно ясными зелёно-голубыми глазами, аккуратно вздёрнутым носиком, трогательными двумя родинками у уголка губ получила очень неплохие шансы. Германия возрождается, и успешно делающие карьеру хищные самцы выглядят удачными кандидатами. По крайней мере издали. Девушка твёрдо вознамерилась узнать истинных арийцев вблизи. Родители единогласно высказались против. Германский вояж приобрёл черты сладкого запретного плода, после чего её соседство в кожаном сиденье «Роллс-ройса» с дядей либеральных взглядов стало неизбежностью.





Неизвестно, куда приведёт эта дорога. Тем интереснее!

Глава 3. Операция «Канкан»

Треснувший карандаш брызнул щепками. Начальник Иностранного отдела Главного управления госбезопасности Абрам Слуцкий прикрыл глаза и попытался успокоить нервы.

В разведке не бывает легко. Но почему-то он не нервничал так, когда жизнью рисковал в Швеции ради аферы со спичечным королём Крюгером. Или в Париже, когда приходилось внедряться в белоэмигрантскую стаю и отстреливать бывших царских офицеров, вздумавших ещё раз побороться с СССР…

В голове снова и снова прокручивались коварные слова Агранова, руководителя ГУГБ и его непосредственного начальника. Тот за округлыми фразами обязательно прятал скрытый подтекст, полный угроз, намёков, недомолвок. Так же было и утром, во время очередного «вызова на ковёр».

Какой же он негодяй, подумал Слуцкий. Агранов всегда казался ему скользким. Поза идейного ветерана-большевика, истинного пролетария фальшива насквозь. В НКВД известно, что происходит он из семьи лавочника, а биография подмочена членством в партии эсеров.

Многое изменилось после убийства Кирова. Теперь, очевидно, Агранову мало поста заместителя народного комиссара внутренних дел. Он подсиживает самого наркома – Ягоду и не остановится ни перед чем. Ловит каждое дуновение сверху. Лёгкий намёк, и неугодный человек будет пристёгнут к очередному процессу против врагов народа.

В пальцах опасно сжат второй карандаш. Возможно, ему тоже придётся разделить участь предшественника. Такая теперь служба в ГУГБ, новые занимают место безвременно выбывших.

Щёлкнул выключатель. Мягкий свет из-под зелёного абажура разлился по сукну с единственной папкой, в полумраке проступили очертания сейфа, приставного стола и спинки четырёх стульев. Слуцкий не любил многолюдных совещаний. Иностранная разведка – самое секретное направление в НКВД, его сотрудники не должны знать, чем заняты коллеги.

Слуцкий промокнул платком высокий лоб над одутловатым лицом. Жарко в середине лета, даже ночью, хоть от происходящего вокруг веет холодом. И нельзя упрекать одного только Агранова, причина неудач в стечении обстоятельств.

Политическая разведка отходит на второй план, пришла очередь военных – узнавать состав и боеспособность вражеских армий, красть чертежи танков и самолётов. Но некому. Армейская разведка растеряла европейскую резидентуру из-за промахов руководителей. Агенты арестованы или порвали связь, зарекаясь иметь что-то общее с большевиками.

Говорят, Агранов лично надоумил Самого перевести Артузова в штаб РККА. Как и следовало ожидать, бывший начальник Иностранного отдела увёл за собой из ГБ лучших людей, забрал контакты с важнейшими агентами, включая самого ценного под оперативным псевдонимом Брайтенбах. Формально Артузов ещё несколько месяцев сидел на двух стульях, в армейской разведке и НКВД, натаскивал Слуцкого, но… Преемнику элементарно не хватило организационного таланта предшественника.

Агранов это знал. Затребовал доклад о результатах работы Иностранного отдела, иными словами – отчёт об успехах ИНО, не меньших, чем во времена Артузова. Когда Слуцкий после очередного разноса робко указал, что особых достижений ждать неоткуда, Агранов рассвирепел.