Страница 2 из 17
Потом к нам присоединился киевлянин Юрко, который, как оказалось, добирался в Аликанте из Торревьехи на автобусе и потому слегка опоздал. С ним мы познакомились за пару недель до этого на вечеринке, устроенной в городке Denia местными украинцами – бывшими плотниками, сантехниками и строителями, приехавшими в Испанию несколько лет назад нелегально по туристическим визам и создавшими здесь Ассоциацию русскоязычных риелторов (тогда на мове никто из них не говорил). Юрко, видимо, тоже был из них, но оказался неглуп, с деньгами, мог влезть в жопу без мыла и так очутился с нами за одним столом в «Портале».
Между закусками и горячим я кратко ввел собравшихся в курс того, что происходило в России последние полгода и чему свидетелем был сам. А между горячим и десертом рассказал, чего добилась-таки российская оппозиция в результате своих массовых выступлений в этот период. Поясню. В декабре 2011 года в Москве и по всей России прошли акции протеста. Люди были недовольны результатами выборов в Госдуму, законом о политических партиях, фактически лишающим граждан права создавать такие партии и реально участвовать в политической жизни страны, деятельностью Центральной избирательной комиссии под руководством Чурова, работой правительства Путина и президента Медведева.
В одной только Москве в протестных акциях участвовали более ста тысяч человек. И даже я, никогда не принимавший участия в подобных мероприятиях, решил выступить на Охотном Ряду, у памятника Карлу Марксу, 10 декабря 2011 года, где в тот день собрались самые оголтелые и непримиримые оппозиционеры – в основном сторонники писателя Лимонова. Модератором митинга, как сейчас принято говорить, был другой известный писатель – Захар Прилепин. Тут же рядом находился и третий – Сергей Шаргунов. Не помню, но, кажется, он тоже взял слово.
В целом все участники этого митинга и сам Лимонов требовали того же, что и остальные участники протестных акций, но еще уговаривали собравшихся не покидать Охотный Ряд и площадь Революции, не уходить на Болотную площадь, куда их влекли лидеры либеральной оппозиции. Но тысячи собравшихся, включая патриотов и националистов, все же пошли стройными рядами за украшенными белыми шарфами Борисом Немцовым, Геннадием Гудковым, Сергеем Пархоменко и Алексеем Венедиктовым. Последний был к тому же в яркой красной куртке.
Мы разочарованно смотрели, как овцы покорно шли за своими гордыми козлами подальше от Кремля, Государственной Думы и ЦИКа на площадь под красноречивым названием Болотная. А когда колонны протестующих с флагами и транспарантами скрылись с глаз, ничтожное меньшинство протестующих, оставшихся на площади Революции во главе с Лимоновым, тоже разбрелись и разъехались кто куда. Шаргунов нерешительно сообщил, что ему тоже надо бы на Болотную, где он заявлен в качестве выступающего. Надо так надо. И я, усадив его в свою машину, куда залезли еще несколько человек, включая известного кинорежиссера Александра Велединского, повез их на Болотную. До сих пор удивляюсь, как мой черный грязный бумер пропустили совершенно растерявшиеся в тот день менты, и мы промчались мимо них по Охотному Ряду и Лубянке, Новой площади и Старой, Варварке и далее по Большому Москворецкому мосту. После этого Шаргунов, протискиваясь сквозь толпу, поспешил к сцене, а мы с Велединским стали бродить среди толпы, наблюдая за самыми яркими персонажами. Надо признать, городских сумасшедших и фриков там было много. И как обычно на подобных мероприятиях, тон задавали женщины – некрасивые и часто совершенно безумные с виду.
Следующий митинг оппозиции был назначен на 24 декабря, еще дальше от стен Кремля – на проспекте Сахарова, но я туда уже не пошел, о чем заранее сообщил приглашавшим меня людям. «Не вижу смысла, – сказал я. – А суть я понял». Некоторых моих друзей это обидело, но митинг и впрямь не собрал такого большого количества людей, как 10 декабря, хотя на этот раз со сцены зажигал Алексей Навальный (во время первого митинга он сидел в каталажке, получив в очередной раз несколько суток ареста) и среди митингующих был даже путинский любимец – его бывший министр экономики Алексей Кудрин.
Потусовавшись, попев со сцены песни и попив за сценой коньячку, лидеры либеральной оппозиции решили устроить перерыв в протестном движении до февраля-марта следующего 2012 года, так как приближались новогодние и рождественские каникулы, а у большинства из них уже были взяты билеты и путевки в далекие теплые страны. В феврале протестные настроения вполне ожидаемо спали, к лету сойдя на нет.
Тем не менее их дело не пропало даром! 4 апреля вступили в силу срочно подготовленные изменения в закон о политических партиях, который действовал с 2001 года. Теперь по новым правилам минимальная численность членов партии была снижена с 45 000 до 500 человек.
Кроме того, вместо ежегодного финансового отчета перед ЦИК и Минюстом партии впредь должны отчитываться только перед Центральной избирательной комиссией и лишь один раз в три года.
– И все-таки эти изменения, – сказал я присутствующим, – недостаточны и могут удовлетворить лишь самых наивных либо тех, кто и не собирался заниматься никакой политической деятельностью, создавая свою партию.
Да, требование о 45 000 членов было откровенным издевательством «Единой России» над своими потенциальными политическими противниками. Но и 500 человек партийцев немало. Ленин в первые годы РСДРП мог об этом лишь мечтать. Хотя сейчас, в век Интернета и соц-сетей, собрать по стране пятьсот сторонников для многих партий не так и сложно, но с какой стати? С какой стати сообщать данные об этих людях в Минюст, а значит, в полицию и ФСБ? Но и этого мало! Оказывается, надо представить в Минюст сведения не менее чем о 10 членах оргкомитета! Да еще и указать порядок использования в партии денежных средств и иного имущества! Партия, которая ставит перед собой задачу политической борьбы с правящим режимом, сама сообщает этому режиму о своих членах и докладывает ему о своих финансах! Представьте себе, как Ленин и Савинков идут в Охранное отделение со списками членов своих партий и с выписками из банковских счетов!
– Ну, тогда и партий-то в России не было, – блеснул знаниями наш начитавшийся книжек коллектор-отшельник.
– А какая разница: были – не были? – взмахнул руками Сурен. – Сейчас все эти партии какие-то… лживые. Вертятся, вертятся… Жириновский талантливый, конечно, человек…
Тормоз согласно кивнул.
– Но, – продолжил Сурен и поднял указательный палец, призывая всех к вниманию, – приезжал к нам и говорил: «Я за армян, люблю хаш, то да се…» А на следующий день ехал к казакам и говорил: «Я за вас, армян надо гнать». Хорошо, да? – крупные маслины его глаз заблестели.
– Сурик-джан, не рви сердце, – попытался успокоить его Бурят. – Это все политика.
Сурен Авакович перевел взгляд на меня.
– Ты правильно в прошлый раз сказал: народу надо говорить правду. И места под солнцем хватит всем. А этот еще… Ну, небритый такой… справедливость, бла-бла-бла…
– Миронов, – подсказал Бурят, – десантник…
– Вот! – снова взорвался Сурен. – Чего он говорит этот ваш десантник? Ты понимаешь? Я не понимаю… Он за Путина, но против правительства. А кто руководит этим правительством, а? Во рту каша, в голове тараканы… Язык, что ли, от страха прикусил, когда с парашютом прыгал?
– А в «Единой России» лучше? – возразил Тормоз. – Сплошь лизоблюды.
– Так, – рассмеялся я, – остались одни коммунисты. Кто о них чего-нибудь скажет?
Решили ничего не говорить, а заказать коньяку.
– По чуть-чуть, на посошок, – заметил Арам.
– В общем, – сказал я, – надо что-то делать. Вчера было рано, завтра будет поздно. Надо сейчас! Пока у них там, в России, эйфория и идет массовая регистрация всяких партий, создавая видимость многопартийности и демократии, мы должны привести их в чувство, создав здесь – демонстративно, в изгнании – российскую партию без всякой регистрации. Партию сибаритов! Российскую сибаритскую партию, членами которой будут русскоязычные граждане всех стран мира. Партию, которая может стать основой будущего Сибаритского Интернационала. Написание Манифеста, Программы и Устава партии я беру на себя.