Страница 19 из 51
– Да, начальник. – Одноглазый подобострастно отдал честь.
Едва Эльмо отвернулся, рука колдуна изобразила непристойный жест.
– Сдвинь доски, Пузо, – предложил я. – Одноглазый, тебе сдавать.
Тот не обругал меня, не пригрозил превратить в тритона. Он застыл, немой, как смерть.
– Эльмо!
Эльмо встал перед Одноглазым и заглянул ему в зрачки, потом щелкнул пальцами возле носа. Одноглазый не отреагировал.
– Что с ним, Костоправ?
– Думаю, в том борделе что-то происходит.
Не шелохнувшись, колдун простоял минут десять. Потом остекленевшие глаза закрылись, и он обмяк, словно мокрая тряпка.
– В чем дело?! – рявкнул Эльмо.
– Дай ему слегка очухаться! – не выдержал я.
Одноглазый наконец заговорил:
– Мятежники захватили Зуада, но тот успел связаться с Хромым.
– И что?
– Этот подонок спешит на выручку.
Эльмо побледнел:
– Сюда? В Весло?
– Угу.
– Вот дерьмо!
Воистину дерьмо. Хромой слыл самым гнусным из Взятых.
– Думай быстрее, Эльмо. Он проследит цепочку событий и выйдет на нас… Миляга здесь – лишнее звено.
– Одноглазый, отыщи старого пердуна. Блондин, Штиль, Лодырь, есть работенка.
Эльмо объяснил им, что делать. Лодырь ухмыльнулся и погладил свой кинжал. Вот же кровожадная сволочь!
Я не в силах достоверно описать тревогу, вызванную словами Одноглазого. Мы знали Хромого только по рассказам, но эти рассказы неизменно бывали мрачными. Едва ли покровительство Душелова – реальная защита против другого Взятого.
Эльмо толкнул меня в бок:
– Опять на него нашло.
И точно – Одноглазый застыл. Но вскоре он рухнул и забился в судорогах с пеной у рта.
– Держите его! – приказал я. – Эльмо, дай твою дубинку.
На Одноглазого навалились шестеро. Хоть он и коротышка, но заставил их попыхтеть.
– Зачем тебе дубинка?
– Вставлю между зубами, чтобы не откусил язык.
Ох и страшно же он голосил! Ничего подобного мне еще не доводилось слышать, а ведь раненые способны на самые дикие звуки – поверить невозможно, что человеческое горло способно их издавать.
Припадок длился лишь несколько секунд, и после очередного неистового рывка Одноглазый затих, не приходя в сознание.
– Что с ним сейчас, Костоправ?
– Не знаю. Может, выбился из сил.
– Угости-ка Одноглазого его собственным супчиком, – предложил кто-то. – Это ему не повредит.
Принесли оловянную чашку, я велел усадить колдуна и с трудом перелил ее содержимое ему в рот. Одноглазый моментально очухался.
– Отравить меня вздумали? Фу! Это что за гадость? Кипяченая жижа из сточной канавы?
– Твое снадобье.
– Ну, что скажешь? – вмешался Эльмо.
Одноглазый сплюнул, схватил ближайший мех с вином, надолго присосался, прополоскал рот и еще раз сплюнул.
– Душелов зашевелился, вот что скажу. Уф! Бедняга Гоблин, представляю, как ему досталось…
Мое сердце стало пропускать каждый третий удар, в желудке появилось гнездо шершней. Сперва Хромой, теперь Душелов.
– И чего надо Душелову? – спросил Эльмо.
Он тоже нервничал, что бывало с ним нечасто.
– Услышал, что Хромой разбушевался, и захотел выяснить, в чем дело. Сперва связался с Гоблином, но тот знал лишь, что мы поехали сюда. Тогда Душелов забрался ко мне в башку.
– И его поразило, сколько там пустого места. Теперь он знает все, что известно тебе?
– Да. – Одноглазого это обстоятельство явно не радовало.
– Ну? – произнес Эльмо, выждав несколько секунд.
– Что «ну»? – Колдун спрятал ухмылку, поднеся ко рту мех с вином.
– Проклятье! Что он сказал-то?
Одноглазый хихикнул:
– Сказал, что в целом одобряет наши действия. Плохо только, что мы себя ведем как быки в период гона. Поэтому нам будет оказана помощь.
– Какая именно? – Эльмо говорил таким тоном, словно знал, что ситуация вышла из-под контроля, только не мог понять, когда именно.
– Он к нам кое-кого послал.
Эльмо расслабился. Я тоже решил, что можно не волноваться, пока сам Душелов держится далеко от нас.
– И скоро этот кое-кто будет здесь? – спросил я.
– Может, скорее, чем нам хотелось бы, – пробормотал Эльмо. – Оставь-ка вино, Одноглазый. Тебе нужно следить за Зуадом.
Колдун что-то проворчал и погрузился в легкий транс, – это означало, что он мысленно где-то шарит. Так он сидел довольно долго.
– Ну, какие новости? – прорычал Эльмо, когда Одноглазый вышел из транса.
Все это время он озирался, словно ждал, что перед ним прямо из воздуха вынырнет Душелов.
– Не дергайся. Зуада спрятали в полуподвале примерно в миле отсюда.
Эльмо не находил себе места, словно мальчик, которому отчаянно хочется писать.
– Да что с тобой? – не выдержал я.
– Скверное предчувствие, Костоправ. Самое обыкновенное скверное предчувствие. – Его бегающие глаза внезапно замерли. – И я прав. Проклятье! Как же я прав!
Он казался высотой с дом и шириной в половину дома. Облаченный в нечто ярко-красное, выцветшее, побитое молью и потрепанное, он перемещался по улице странным образом – то рывками, то медленно. Жесткие седые волосы стояли дыбом. Густой куст всклокоченной и заляпанной грязью бороды почти целиком скрывал лицо. Мертвенно-бледная рука, сплошь в печеночных пятнах, сжимала посох такой красоты, что прикосновение владельца как будто оскверняло его. Посох имел форму женской фигуры, чрезвычайно вытянутой в длину, зато безупречной во всех прочих отношениях.
– Говорят, во времена Владычества это была реальная женщина, которая его обманула, – прошептал кто-то.
Если и в самом деле было так, то женщину не стоит винить, – достаточно получше приглядеться к Меняющему Облик.
Меняющий – самый близкий союзник Душелова среди Взятых. Его ненависть к Хромому гораздо сильнее, чем у нашего патрона.
Подойдя к нам на несколько футов, он остановился. Глаза пылали безумным огнем, заглянуть в них было не просто страшно – невозможно. Мне и сейчас не вспомнить, какого они цвета. Хронологически он был первым королем-волшебником, которого Властелин и его Госпожа соблазнили, подчинили, а потом и поработили.
Одноглазый, весь дрожа, шагнул ему навстречу.
– Я колдун, – сказал он.
– Ловец мне говорил. – Голос Меняющего был слишком низким, раскатистым и громким даже для человека его размеров. – Докладывай.
– Я выследил Зуада. Это все.
Меняющий вновь обвел нас взглядом. Кое-кто побледнел, и великан улыбнулся сквозь заросли на лице.
В отдалении, где улица изгибалась, уже собралась кучка городских зевак. Веслу пока не доводилось видеть никого из великих слуг Госпожи, так что сегодня городу повезло: его осчастливили своим присутствием сразу двое, причем самых чокнутых.
Взгляд Меняющего коснулся меня, и на мгновение я ощутил холодное презрение Взятого. Я был лишь букашкой у него под ногами.
Вскоре он отыскал того, кто был ему нужен. Гигант двинулся вперед. Мы расступились, как расступаются в зоопарке павианы перед вожаком стаи. Меняющий несколько минут разглядывал Ворона, потом пожал огромными плечами и вдруг коснулся торцами своего посоха груди раненого.
Я ахнул. Кожа Ворона сразу порозовела, он перестал потеть. Лицо расслабилось, когда стихла боль. Раны превратились в ярко-красные шрамы, которые за считаные минуты стали белыми, словно зажили давным-давно. Восхищенные и изумленные, мы обступили Ворона тесным кругом.
К нам подбежал вернувшийся Лодырь.
– Эй, Эльмо! Мы все сделали. Что тут такое? – Он взглянул на Меняющего и пискнул, словно пойманная мышь.
Эльмо пришел в себя и стал прежним сержантом:
– Где Блондин и Ступор?
– Избавляются от тела.
– От тела? – переспросил Меняющий.
Эльмо объяснил. Меняющий хмыкнул:
– Этот Миляга станет краеугольным камнем нашего плана. Ты. – Он ткнул в Одноглазого пальцем толщиной с колбасу. – Где эти двое?
Как и можно было предсказать, Одноглазый отыскал их в таверне.