Сальватор

- Ваше величество! - вскричал аббат, сделав два шага вперед. - Еще есть время, королю достаточно молвить одно слово.

- Даю вам два месяца, господин аббат, - проговорил король в прежнем высокомерном тоне, словно устыдившись и раскаиваясь в собственной слабости. - Но ваш отец должен подать кассацию, слышите?! Мне случается порой снисходительно относиться к бунту против королевской власти, однако я не простил бы недовольства по отношению к правосудию.

- Государь! Не угодно ли вам предоставить мне возможность по возвращении предстать пред вами в любое время дня и ночи?

- Охотно! - согласился король.

Он позвонил.

- Запомните этого господина, - приказал Карл X вошедшему лакею, - когда бы он здесь ни появился, прикажите проводить его ко мне. Предупредите челядь.

Аббат поклонился и вышел, ликуя от переполнявших его радости и признательности.

XXVII

Отец и сын

Все цветы надежды, что медленно прорастают в сердце человека и приносят плоды лишь в определенное время, распускались в душе аббата Доминика, по мере того как он удалялся от короля и приближался к своим согражданам простым смертным.

Припоминая слабости несчастного монарха, он полагал, что человек этот, согбенный под тяжестью прожитых лет, добросердечный, но безвольный, не способен стать серьезным препятствием на пути великой богини, наступающей с тех пор, как человеческий гений воспламенил ее факел, - богини, что зовется Свободой!

И, странное дело, - это, впрочем, свидетельствовало о том, что, несомненно, он твердо знал, чем ему следует заняться, - все его прошлое вдруг прошло перед глазами. Он стал вспоминать малейшие подробности своей жизни после семинарии, свои необъяснимые колебания в тот момент, когда он произносил обет, внутреннюю борьбу, когда был рукоположен в сан. Но все победила тайная надежда; подобно огненному столпу Моисея, она указывала ему путь и говорила, что поприще, на котором он мог бы принести наивысшую пользу своему отечеству, - религия.

Подобно путеводной звезде волхвов, его совесть сияла и указывала ему верный путь. На одно мгновение непогода закрыла его небосвод и он едва не сбился с пути. Но скоро он снова прозрел и пустился в дорогу, ежели и не с полным доверием, то с непреклонной решимостью.

Доминик с улыбкой ступил на последнюю ступеньку дворцовой лестницы.

Какой затаенной мысли он мог улыбаться в столь затруднительном положении?

Но едва он вышел на двор Тюильрийского дворца, как увидел доброжелательное лицо Сальватора: тот с лихорадочным беспокойством поджидал аббата, беспокоясь за исход дела.

Одного взгляда на несчастного монаха, оказалось достаточно, чтобы понять, чем закончился его визит к королю.

- Отлично! - молвил он. - Вижу, король удовлетворил вашу просьбу и предоставил отсрочку.

- Да, - кивнул аббат Доминик. - В глубине души это прекрасный человек.

- Вот что меня отчасти с ним примиряет, - продолжал Сальватор. Благодаря этому я готов вернуть свою благосклонность его величеству Карлу Десятому. Прощаю ему слабости в память о его врожденной доброте. Надо быть снисходительным к тем, кому не суждено слышать правду.

Внезапно переменив тон, он продолжал:

- Сейчас возвращаемся в Консьержери, не так ли?

- Да, - только и ответил аббат, пожимая другу руку.

Они сели в проезжавший по набережной свободный экипаж и скоро были на месте.

У ворот мрачной тюрьмы Сальватор протянул Доминику руку и спросил, что тот намерен делать после встречи с отцом.

- Я тотчас покину Париж.

- Могу ли я быть вам полезен там, куда вы отправляетесь?

- Под силу ли вам ускорить получение паспорта?

- Я помогу вам получить его незамедлительно.

- В таком случае ждите меня у себя: я зайду за вами.

- Нет, лучше я буду ждать вас здесь через час, вы найдете меня на углу набережной. В тюрьме разрешено оставаться лишь до четырех часов, сейчас три.

- Стало быть, через час, - повторил аббат Доминик и еще раз пожал молодому человеку руку.

Он исчез под мрачными сводами.

Пленника препроводили в камеру, где когда-то сидел Лувель и где было суждено оказаться Фьеши. Доминик без затруднений проник к отцу.

Господин Сарранти сидел на табурете. При виде сына он поднялся и шагнул ему навстречу. Тот поклонился с почтительностью, с какой приветствуют мучеников.

- Я ждал вас, сын мой, - сообщил г-н Сарранти.

В его голосе послышался упрек.

- Отец! - отвечал аббат. - Не моя вина в том, что я не пришел раньше.

- Я вам верю, - взяв его руки в свои, отозвался пленник.

- Я только что из Тюильри, - продолжал Доминик.

- Из Тюильри?

- Да, я виделся с королем.

- С королем, Доминик? - удивился г-н Сарранти, пристально вглядываясь в сына.

- Да, отец.

- Зачем вы к нему ходили? Надеюсь, не для того, чтобы добиться отмены приговора?

- Нет, отец, - поспешил сказать аббат.

- О чем же вы его просили?

- Об отсрочке.

- Отсрочка?! Зачем отсрочка?

- По закону вам положено три дня для подачи кассационной жалобы; если ничто не заставляет суд поторопиться с приговором, рассмотрение дела может занять от сорока до сорока двух дней.

- Так что же?

- Я попросил два месяца.

- У короля?

- Да.

- Почему два месяца?

- Мне необходимо это время, чтобы добыть доказательства вашей невиновности.

- Я не стану подавать кассацию, Доминик! - решительно заявил г-н Сарранти.

- Отец!

- Нет, это решено окончательно, я запретил Эмманюэлю кассировать от моего имени.

- Отец, что вы говорите?

- Говорю, что отказываюсь от какой бы то ни было отсрочки; раз меня осудили, я хочу, чтобы приговор был приведен в исполнение; я дал отвод судьям, но не палачу.

- Отец, выслушайте меня!

- Я хочу, чтобы меня казнили... Спешу покончить с земными мучениями и людской несправедливостью.

- Отец, - печально прошептал аббат.

- Я знаю, Доминик, все, что вы можете сказать по этому поводу; я знаю, в чем вы вправе меня упрекнуть.

- Высокочтимый отец! - краснея, произнес Доминик. - Я готов умолять вас на коленях...

- Доминик!

- А что если б я вам сказал: в глазах людей вы будете непричастны к преступлениям и столь же чисты, как Божий свет, что пробивается сюда сквозь прутья этой тюремной решетки...