Сальватор

Я знаю, генерал, что в Опере ваше мнение - закон.

- Не краснейте, дядюшка: это ни для кого не секрет, - заметил Петрус.

- Я хочу, - продолжала г-жа де Маранд, - чтобы вы передали имя моей подруги Кармелиты во все газеты, где у вас есть знакомые... Я не говорю, что требую для нее немедленного ангажемента в Оперу: мои запросы скромнее. Но поскольку именно из вашей ложи распространяются слухи о талантах или бездарностях, поскольку именно в вашей ложе рождаются будущие знаменитости или гибнет слава нынешних звезд, я и рассчитываю на вашу искреннюю и преданную дружбу, генерал, чтобы вознести хвалу Кармелите повсюду, где вам заблагорассудится: в клубе, на скачках, в Английском ресторане, у Тортони, в Опере, в Итальянском театре, я бы даже сказала - во дворце, если бы ваше присутствие в моем скромном доме не являлось протестом и не свидетельствовало о ваших политических пристрастиях. Обещайте же мне продвинуть - удачное слово, не правда ли? - мою прекрасную и печальную подругу так далеко и так скоро, как только сможете. Я буду вам за это бесконечно признательна, генерал.

- Прошу у вас месяц на то, чтобы ее продвинуть, прелестница, два месяца - на заключение ангажемента и три - на то, чтобы о ней заговорили все. Если же она хочет дебютировать в Новой опере, на это потребуется год.

- О, она может дебютировать где угодно. Она знает весь французский и итальянский репертуар.

- В таком случае через три месяца я приведу к вам подругу, покрытую лаврами с головы до пят!

- И разделите с ней свою славу, генерал, - прибавила г-жа де Маранд, сердечно пожимая старому графу руки.

- Я тоже буду вам очень благодарна, генерал, - послышался нежный голосок, заставивший Петруса вздрогнуть.

- Ничуть не сомневаюсь, княжна, - отозвался старик, из вежливости продолжая называть графиню Рапт так, как к ней обращались до ее замужества; отвечая Регине, что не сомневается в ее благодарности, старик не сводил глаз с племянника.

- Ну что же, - спохватился он, вновь обратившись к г-же де Маранд, вам осталось, графиня, лишь оказать мне честь и представить меня своей подруге как самого преданного ее слугу.

- Это будет несложно, генерал: она уже здесь.

- Да ну?

- В моей спальне!.. Я решила избавить ее от скучной обязанности согласитесь, что всегда скучно для молодой женщины проходить через эти бесконечные гостиные, всюду себя называя.

Вот почему мы здесь собрались в тесном кругу; вот почему на некоторых из моих приглашений стояло: "десять часов", а на других: "полночь". Я хотела, чтобы Кармелита оказалась в окружении снисходительных слушателей и близких друзей.

- Благодарю вас, графиня, - молвил Лоредан, сочтя, что это удобный предлог, чтобы принять участие в разговоре. - Спасибо за то, что включили меня в число избранных. Однако я обижен: неужели вы считаете, что я настолько мало значу, если не пожелали поручить свою подругу моим заботам?

- Знакомство с вами, барон, может скомпрометировать очаровательную двадцатилетнюю девушку, - возразила г-жа де Маранд. - Кстати, Кармелита настолько хороша собой, что одно это будет для вас достаточной рекомендацией.

- Время выбрано неудачно, графиня. Смею вас уверить, что в настоящую минуту лишь одна красавица имеет право...

- Прошу прощения, сударь, - прервал барона кто-то негромко и очень вежливо, - мне нужно сказать два слова госпоже де Маранд.

Лоредан, насупившись, обернулся, однако, узнав хозяина дома, с улыбкой протягивавшего к супруге руку, стушевался.

- Вы хотели что-то мне сказать, сударь? - спросила г-жа де Маранд, нежно пожимая руку мужа. - Я вас слушаю!

Обернувшись к графу Эрбелю, она прибавила:

- Вы позволите, генерал?

- Счастливец, кто имеет такое право!.. - мечтательно произнес в ответ граф Эрбель.

- Что ж вы хотите, генерал! - рассмеялась г-жа де Маранд. - Это право повелителя!

И она неслышно покинула кружок, опираясь на руку мужа.

- Як вашим услугам, сударь.

- По правде говоря, не знаю, с чего начать... Видите ли, Я совершенно забыл об одном деле, но, к счастью, только что чудом о нем вспомнил.

- Говорите же!

- Господин Томпсон, мой американский компаньон, рекомендовал мне молодого человека и его юную супругу из Луизианы, у них ко мне аккредитив... Я приказал передать им приглашение к вам на вечер, а сам запамятовал, как их зовут.

- Так что же?

- Надеюсь, что вы с вашей проницательностью распознаете среди приглашенных эту пару и со свойственной вам любезностью примете тех, кого рекомендовал мне господин Томпсон.

Вот, мадам, что я имел вам сказать.

- Положитесь на меня, сударь, - с очаровательной улыбкой отозвалась г-жа де Маранд.

- Благодарю вас... Позвольте выразить вам свое восхищение. Вы, как всегда, неотразимы, графиня. Впрочем, нынче вечером -вы особенно прекрасны!

Галантно приложившись к ручке супруги, г-н де Маранд подвел Лидию к двери в спальню. Она приподняла портьеру со словами:

- Ты готова, Кармелита?

XV

Представления

В ту минуту, как г-жа де Маранд вошла в спальню, спрашивая: "Ты готова, Кармелита?" - и уронила за собой портьеру, в гостиной лакей объявил: - Его высокопреосвященство Колетти.

Воспользуемся несколькими мгновениями, пока Кармелита отвечает подруге, и бросим взгляд на его высокопреосвященство Колетти, входящего в гостиную.

Читатели, вероятно, помнят имя этого святого человека, прозвучавшее однажды из уст маркизы де Латурнель.

Дело в том, что монсеньор был исповедником маркизы.

Его высокопреосвященство Колетти был в 1827 году не только в милости, но и пользовался известностью, да не просто пользовался известностью, а считался модным священником. Его недавние проповеди во время поста принесли ему славу великого прорицателя, и никому, как бы мало набожен ни был человек, не приходило в голову оспаривать ее у г-на Колетти. Исключение, пожалуй, представлял собой Жан Робер; он был поэт прежде всего и, имея на все особый взгляд, не переставал удивляться, что священники, располагавшие столь восхитительным текстом, каким является Евангелие, как правило, отнюдь не блистали красноречием, словно их не вдохновляла эта священная книга. Ему случалось завоевывать - и с успехом! - в сто раз более непокорных слушателей, чем те, что приходили укреплять свой дух на церковные проповеди, и казалось, что, доведись ему подняться на кафедру священника, он нашел бы гораздо более убедительные и громкие слова, чем все слащавые речи этих светских прелатов, одну из которых он нечаянно услышал, проходя как-то мимо. Тогда-то он и пожалел, что не стал священником: вместо кафедры у него в распоряжении был театр, а вместо слушателей-христиан - неподготовленная аудитория.