Сальватор

- Ну да... Я понимаю, вы думали, что я умер... а я вот жив!

- Это вы дважды приходили сюда нынче?

- Совершенно верно. Да я десять раз готов был прийти! Вы же понимаете, насколько для меня важно, чтобы вы перестали думать, что я мертв.

- Да почему же именно сегодня?.. - машинально спросил аббат, растерянно глядя на убийцу.

- Вы что же, газет не читаете? - удивился г-н Жерар.

- Почему же? Читаю... - глухо проговорил монах, начиная понемногу осознавать, какая бездна разверзлась у его ног.

- А раз вы их читали, вы должны понимать, зачем я пришел.

Разумеется, Доминик все понимал, он стоял, обливаясь холодным потом.

- Пока я жив, - понизив голос, продолжал г-н Жерар, - эта исповедь ничего не значит.

- Ничего не значит?.. - автоматически переспросил монах.

- Да ведь священникам запрещено под страхом вечного проклятия обнародовать исповедь, не имея на то позволения кающегося, не так ли?

- Вы дали мне разрешение! - в отчаянии вскричал монах.

- Если бы я умер - да, разумеется. Но раз я жив, я беру свои слова назад.

- Что вы делаете? - вскрикнул монах. - А как же мой отец?!

- Пусть защищается, пусть обвиняет меня, пусть доказывает свою непричастность. Но вы, исповедник, обязаны молчать!

- Ладно, - молвил Доминик, понимая, что бесполезно бороться с роком, представшим пред ним в виде одной из основополагающих догм Церкви. Ладно, ничтожество, я буду молчать!

Он оттолкнул руку Жерара и двинулся в свою комнату.

Но Жерар вцепился в него снова.

- Что вам еще угодно? - спросил монах.

- Что мне угодно? - повторил убийца. - Документ, который я дал вам, не помня себя.

Доминик прижал руки к груди.

- Бумага при вас, - догадался Жерар. - Она - вон там...

Верните мне ее.

Монах снова почувствовал, как его руку обхватил железный обруч - такова была хватка у Жерара, - а пальцем другой руки убийца почти касался свитка.

- Да, документ здесь, - подтвердил аббат Доминик, - но, слово священника, он останется там, где лежит.

- Вы, значит, собираетесь совершить клятвопреступление?

Хотите нарушить тайну исповеди?

- Я уже сказал, что принимаю условия договора, и пока вы живы, я не пророню ни слова.

- Зачем же вам эта бумага?

- Господь справедлив. Может быть, случайно или в результате Божьей кары вы умрете во время суда над моим отцом.

Наконец, если моему отцу будет вынесен смертный приговор, я подниму этот документ и воззову к Господу: "Господь Всемогущий, Ты велик и справедлив! Порази виновного и спаси невинного!" На это я имею право и как человек, и как священник.

И правом своим я воспользуюсь.

Он оттолкнул г-на Жерара, преграждавшего ему путь, и пошел наверх, властным жестом запретив убийце следовать за собой. Доминик вошел к себе, запер дверь и упал на колени перед Распятием.

- Господи Боже мой! - взмолился он. - Ты все видишь, Ты все слышишь, Ты явился свидетелем того, что сейчас произошло.

Господи Боже мой! Было с моей стороны святотатством обращаться к помощи людей... Взываю к Твоей справедливости!

Потом он глухим голосом прибавил:

- Но если Ты откажешь мне в справедливости, я ступлю на путь отмщения!

XIII

Вечер в особняке Марандов

Месяц спустя после событий, описанных в предыдущих главах, в воскресенье, 30 апреля, улица Лаффит - в те времена она называлась улицей Артуа - около одиннадцати часов вечера выглядела весьма необычно.

Представьте себе, что Итальянский бульвар, а также бульвар Капуцинов вплоть до бульвара Магдалины, бульвар Монмартр - до бульвара Бон-Нувель, а с другой стороны, параллельно бульварам, всю улицу Прованс и прилегающие к ней улицы запрудили экипажи с пылающими факелами. Вообразите улицу Артуа, освещенную двумя гигантскими тисами в лампионах по обе стороны от входа в роскошный особняк; два верховых драгуна охраняют этот вход; двое других стоят на перекрестке, образованном улицей Прованс, - и вы будете иметь представление о зрелище, открывшемся тем, кто находился неподалеку от особняка Марандов в тот час, когда его хозяйка давала "нескольким друзьям" один из вечеров, на которые жаждет попасть весь Париж.

Последуем за одним из экипажей, тянущихся вереницей к особняку, и подойдем вслед за ним к парадному подъезду. Мы остановимся во дворе в ожидании знакомого, который бы нас представил, а пока изучим расположение особняка.

Особняк Марандов находился, как мы уже сказали, на улице Артуа между особняком Керутти, до 1792 года дававшим название улице, и особняком Ампиров.

Три корпуса особняка образовывали вместе с лицевой стеной огромный прямоугольник. Справа были расположены апартаменты банкира, в центре гостиные политика, а слева - апартаменты очаровательной женщины, уже не раз представленной нашим читателям под именем Лидии де Маранд. Три корпуса соединялись между собой, так что хозяин мог присматривать за всем, что делается в доме, в любое время дня и ночи.

Приемные занимали второй этаж, напротив ворот. В праздничные дни открывались все двери, и гости могли без помех пройти в элегантные будуары хозяйки и строгие кабинеты хозяина.

В первом этаже располагались: слева - кухня и службы, в центре столовая и передняя, в правом крыле - контора.

Давайте поднимемся по лестнице с мраморными перилами и ступенями, покрытыми огромным саландрузским ковром, и посмотрим, нет ли в толпе, заполнившей передние, какого-нибудь знакомого, который представил бы нас прелестной хозяйке дома.

Мы знакомы с основными гостями, как принято говорить; однако мы не настолько близко с ними знакомы, чтобы попросить их о подобной услуге.

Слушайте! Вот их уже представляют.

Это Лафайет, Казимир Перье, Руайе-Коллар, Беранже, Пажоль, Кеклин одним словом, все те, кто занимает во Франции промежуточную позицию между аристократической монархией и республикой. Это те, кто, во всеуслышанье разглагольствуя о Хартии, втайне подготовляют великое событие 1830 "года; и ежели мы не слышим здесь имени г-на Лаффита, то потому, что он в Мезоне ухаживает (с присущей ему преданностью по отношению к друзьям) за больным Манюэлем, которому суждено вскорости умереть.

Ага! Вот и тот, кто нас представит. А уж как только мы переступим порог, то пойдем куда пожелаем.