Страница 6 из 8
Порядок и красота
Литературное наследие Бернарда невелико. Он написал гораздо меньше, чем многие другие. Впоследствии его переписывали, перепечатывали, читали на Западе неустанно и повсюду. Доказательство тому – бесчисленные рукописи, которые сохранились вопреки всем разрушениям и опасностям, издания и переводы, которые появляются постоянно. Откуда такой успех? Объяснение только одно: качество его трудов – и по содержанию, и по форме выражения. Бернард – поэт, художник, музыкант и мыслитель. Все эти таланты сочетаются в его стиле, отразившем его образ мыслей и вкус.
Бернард – прирожденный писатель. Если верить Беранже, он писал стихи уже в юности. Готфрид Оксеррский, в начале пятой книги «Первого Жития» уверяет, что он писал до самого конца жизни и диктовал даже на смертном одре. Он находил радость в том, чтобы пробовать свои силы в совершенно разных литературных жанрах: сатире, портрете, сентенции, притче, богослужебном тексте, агиографической легенде, послании, проповеди, трактате, комментарии на библейские тексты. Однако его труды следует читать с учетом специфики, присущей каждому из них. Его современники делали это более непринужденно, чем мы, поскольку теснее были связаны с литературной традицией античности. Например, «Апологию» не нужно воспринимать как исторический документ, осведомляющий нас о клюнийских монашеских правилах, которые он обличает. Это, скорее, памфлет, написанный, чтобы принести пользу монахам Клюни, «пожурив» их. Поэтому в нем есть ирония, преувеличение. Шутка может иногда переходить границы хорошего вкуса (хотя в данном случае этого нет), но она вполне законна. Суметь после стольких других авторов с таким талантом и так по-новому осветить тему комической трапезы – застолья клюнийских монахов, дегустирующих вина и изысканные блюда, – вовсе не значит описать их истинное меню. Автор хотел бы напомнить о требованиях воздержания, заставив читателей улыбнуться. Монахи многих монастырей, не принадлежавших к цистерцианской ветви, пожелав иметь этот сатирический шедевр, должны были испытать благодарность к его создателю, который сумел принести им некоторую разрядку и вместе с тем преподать урок духовной жизни.
Как же конкретно писал Бернард свои труды? У него были секретари и переписчики, которые занимались в особенности его личными письмами. Во всем остальном он не ограничивался общими указаниями, а диктовал слово в слово. Это касается, в первую очередь, проповедей, которые были опубликованы при его жизни. На самом деле он их не произносил, и если в них содержатся ссылки на обстоятельства и обращения к слушателям, то только потому, что этого требовал жанр. К этому писательскому труду Бернард готовился, о чем упоминает в начале своей первой проповеди на праздник Всех Святых – praeparavi, – и сравнивает это предварительное размышление с медленным приготовлением на духовном огне. Но, по меньшей мере в одном случае, он говорит, что сначала он обменялся мыслями в разговоре (conferendo) с двумя собеседниками, одного из которых и попросил его записать. Готфрид Оксеррский сообщает также, что он записывал на восковых дощечках слова откровения, которые получал от Бога. Затем наступал момент создания текста. Заранее продуманный план нужно было облечь плотью мыслей и слов и придать им завершенный вид.
Этот процесс включал в себя две одновременных операции, о которых мы можем говорить лишь последовательно: сочинение и собственно написание. Первым требованием литературного произведения было сочетание, взаимное расположение частей (dispositio), чему учили образцы и мастера литературного дела. «Подобно тому как пишущий располагает все в соответствии с определенными требованиями, – объясняет святой Бернард, – так и дела Божии сообразны определенному порядку». Такая аналогия свидетельствует и о строгости, и о гибкости его творческого метода: Божественный порядок свободен – и порядок святого Бернарда тоже допускает фантазию. Но даже и тогда он остается реалистом. Он соблюдает все приемы, которым обучился у риторов и авторов «поэтических искусств»: подход к избранной теме, исходя из некоего общего утверждения; переходы, извинения в случае отступлений, возврат к первоначальной идее; предпочтение, отдаваемое искусственному порядку; напоминание уже сказанного, если это полезно; вывод, обобщающий все предшествующее, и, если это уместно, объявление темы следующей проповеди. Святой Бернард не пустословит. Он пишет, сочиняет. Он совершенно свободно обращается с методами, которыми владеет, но он действительно ими владеет. То он комментирует разные предлоги, которые предшествуют дополнению: cum, in, a, pro, de, sub… То пускается в рассуждения по поводу разных приставок одного и того же слова, как в 72-й проповеди на Песнь Песней, которая представляет собой своеобразную симфонию на тему истории Божественного дела спасения. В качестве ключевого слова он выбирает глагол spirare, создавая своеобразное крещендо, ведущее от дня сотворения (dies inspirans) ко дню славы, который мы ожидаем (dies adspirationis), через дни греха (dies conspirans) и духовной смерти (dies expirans), новой жизни (dies inspirans) и пасхального преображения (dies respirans). Каждый из этих терминов находится в окружении слов, начинающихся с того же префикса.
Многие страницы святого Бернарда можно свести к логическим схемам, к синоптическим таблицам в две или три параллельных колонки, где идеи и звуки имеют строгое соответствие. Весь его труд «О размышлении», особенно пятая книга, в этом смысле – подлинно мастерское дело. То же самое можно сказать о 39-й проповеди на Песнь Песней, в которой речь идет о коннице фараона: шесть других выдержек из текстов Бернарда развивают ту же тему в соответствии с различными замыслами; здесь же ему удалось освободиться от всего, что могло бы восприниматься как жесткость и чрезмерная настойчивость в воспроизведении элементов уже усвоенной символики. Он оставляет место для творческого воображения читателя. Все происходит так, как если бы Бернард заранее видел всю свою книгу или весь текст проповеди в целом как большую картину; как если бы он видел место, которое там должна занимать каждая идея, каждая фраза и почти что каждое слово.
Второе действие, присущее акту литературного творчества, – собственно написание. Оно тоже требует сильнейшей сосредоточенности ума. Каждое выбранное слово одновременно точно, гармонично и созвучно контексту. Язык Бернарда чаще всего – язык библейский, и в зависимости от ключевого слова каждой части он обычно заимствован у святого Павла или у святого Иоанна, из Песни Песней или из другой книги Священного Писания. Он может носить как умозрительный, так и несколько юридический характер. Но это всегда язык латинского христианского мира, а не светская речь; он несет на себе явственную печать монашества. Насыщенность слов сочетается с их музыкальностью. Устное произнесение текста во многом – дело слуха. Бернард стремится создавать звуковые впечатления, если они не возникают сами собой. Так, например, когда он восхваляет победу и добродетель святого Виктора, его текст изобилует слогами, начинающимися с v; в другом месте тон задают взрывные согласные. Игра слов и звуков, аллитераций, окончаний, рифм, строф создают ритм каждой фразы и каждой страницы. Случается, что целые параграфы расположены в виде верлибра, с куплетами, рефренами, повторами. Однако все эти искусные приемы обнаруживаются лишь при очень внимательном чтении. Тексты Бернарда созданы не для чтения, а для изучения, анализа. Некоторые исследователи начали находить у него даже «игру чисел» и криптограммы в тех местах, где число слогов напоминает слово, которое косвенно намекает на какой-то текст; или расположение черт и линий образует фигуру, символизирующую мысль, которая выражена фразами.
Так, уже первоначальный вариант текстов Бернарда представляет собой произведение искусства. Но он не удовлетворяет требовательного автора: Бернард перечитывает, вновь вслушивается, диктует исправления, совершает emendatio, которое рекомендовалось в то время литературной традицией. Он меняет только детали; редко бывает, чтобы он полностью переписал страницу или фразу. Но, меняя слово, слог, букву – подобно тому как мы исправляем письменную работу, – он вносит в уже совершенный текст новые оттенки. Варианты последовательных и собственноручных редакций его текстов в том виде, в каком они сохраняются в рукописях, позволяют проследить работу автора и оценить усовершенствования, которым он подверг свой стиль. В течение последних пяти лет этот немолодой аббат, верный муж Церкви, займется тем, что сам, строка за строкой, будет редактировать основные свои тексты для того, чтобы подготовить новое издание. Он хочет оставить последующим поколениям труды, красота которых была бы достойна Божественных тайн.