Страница 26 из 131
– Где тебя носит? – промычал через жратву. – Пообедать не дадут…
– Колесницу ко входу! Верные во дворце есть?
Эвклей покрутил головой. Промычал что-то, что наберется двое-трое, что какие-то дурни хотели устроить засаду в мегароне, спасибо, Гелло оказался под рукой – разогнали…
– Кто есть – вооружи и на защиту дворца.
Хотя кто там есть – те самые двое-трое? Смешно.
У самых моих покоев глухо зашелестело – и под ноги мне свалилось что-то белое, со встрепанными перьями. По полу покатился каменный пестик и чаша – пустая.
– Знаешь, – сказал Гипнос весело, – а ведь они задали правильный вопрос. Спросили: и чего ты с ним связался? Что он может дать тебе за твою верность такого, что не можем дать мы?! Ну, а я ответа не знал, так и ляпнул, что ты, мол, обаятельный, когда улыбаешься. А они мне: так он же ж не улыбается! А я им: ну, я еще надеюсь это увидеть… А они…
Бог сна охнул, распластав по каменному полу перемазанное ихором крыло. Крыло было еще и пощипанным: будто гусак, которого готовят к ужину.
Белые одежды на боку Гипноса были вспороты и набухали ароматной божественной кровью.
– Кто?
– Керы. А я-то как раз отдохнуть думал, у себя… Или нет, Керы – это в воздухе, во дворце – там были другие. Онир еще с ними был, сынок… – подумал и присовокупил: – зараза. Он все за чашу хватался, за чашу… вот пока отбирал у него – и получил… потом… кого окропил… на крыло поднялся… а там Керы. С вопросами своими… ты будешь мне дважды должен, Кронид!
– Сквитаемся, – проще было бы через него шагнуть, так ведь союзников по пальцам пересчитать можно, пришлось поднимать белокрылого и тащить дальше. Гипнос подволакивал ногу, зажимал рану в боку и бубнил в ухо, обдавая запахом макового настоя:
– А сыночки… чтоб им… хоть бы кто помог! Хотя Фобетор наверняка с бунтовщиками… но Морфей-то и остальные… попрятались же, небось, гады; пока не определится – кто кого – и не вылезут! Спасибо хоть – мне Керы попались еще. На Чернокрыла Эриний выпустили.
– И?
– Что – и? Голову из дворца своего высунь. Под сводами Эринии летают. Радостные такие летают, знаешь. Аж остановиться не могут – так летают… И Хаосу Предвечному хвалы возносят, что крылья целы, шеи целы, только задницы болят…
В своей спальне я сбросил Гипноса на кресло, сунул ему в руки кувшин с нектаром и бросился облачаться в доспехи.
– Отбился, значит?
– Кто – Убийца? Да на него не меньше сотни готовили – больше всего ведь боялись. Так как щенят раскидал. Первый десяток под меч, сам – на крылья, а там уже с Эриниями столкнулся – и… ну, сам посмотришь, как они летают.
Гипнос шипел, глотал нектар, поливал им сочащуюся ихором рану. Стонал под нос, что вот, связался с бешеным Кронидом, а мог бы тот же нектар у Гекаты в гостях попивать.
– Откуда знаешь про Убийцу?
– Так он меня до дворца и дотащил. Сам верных собирать будет. Только нынче все в мире верны не тебе, Аид. Ахерон… Алекто-Эриния – ее не было среди напавших на Убийцу… а больше не знаю, кто. Стигийские все с Гекатой. Мать и все боги снов… в стороне.
Умолк с довольным вздохом: полегчало. Отодрал кусок хитона голыми руками, изготовил примочку на раны. Без улыбки смотрел, как я затягиваю постромки, напяливаю наручи (где просто так, а где – завязывая узлы силой приказа). Смотрел на двузубец, на воинственные морды псов на нем…
– За подмогой посылай Чернокрыла. Ему они не смогут помешать. Разве что выход загородят, но всегда останется выход у истоков Стикса… заодно и Стикс на помощь позовет.
– Неважно.
– Думаешь – не явится или не успеет?
Явится и успеет. И зачем Танат? Хочешь позвать Стикс – воззови к водам ее реки.
– Я не буду звать на помощь.
– А я как-то спросил о тебе сестренку-Лиссу. И она с воплем полезла прятаться в сундук какой-то. Теперь понимаю: боялась того, в ком безумия больше. Что ты сделаешь с ними, когда они осадят дворец? Будешь оборонять его… с десятком союзников?!
– Нет. Встречу их лицом.
Губы приподнялись в улыбке: лови момент, Гипнос, ты же хотел это видеть? Веселая ярость пенным потоком наполняла до края: я ждал этого, это свершилось, сегодня мы узнаем, не зря ли я когда-то стиснул в кулаке жребий…
Потому что Владыки не просят о помощи державных братьев. Даже если у братьев – молнии. Или трезубец.
Далекое «вместе» отзвучало с концом Титаномахии, и Жертвенник в небесах нынче – не более чем глупое напоминание, и у каждого теперь – свой жребий…
И каждый будет решать, как именно его удерживать.
– Ты не обаятельный, – сказал Гипнос торжественно. – Ты – непреклонный.
На поверхности говорили – «бешеный». Какое теперь дело до того, что было на поверхности?!
Пальцы, горящие нетерпением – взять двузубец! ударить! – не могли найти хтоний. Его не было рядом со щитом, и на столе не было, и я же точно знал, что Гермес его не забирал? Или успел утянуть? Этот проныра…
«Разве нужна тебе невидимость, маленький Кронид? – коварно и нежно проворковала Ананка. – В этом испытании? Разве Владыки прячутся от своих врагов – нет, от глупцов, которые осмелились бунтовать против них?»
Владыки не прячутся. А вот умение хтония внушать ужас очень бы пригодилось.
Кивнул Гипносу, чтобы тот не рассиживался, и метнулся в общую спальню. Эвклей сотню раз говорил, что я разбрасываюсь шлемом направо-налево, и что я дурень, и что Посейдон со своим трезубцем даже спит в обнимку (Амфитрита ревнует и плачет), а я…
Хтоний словно обиделся: не желал находиться или откликаться на зов. Может быть, просто не слышал: я тоже начал терять слух, все заглушало ликование, разлитое в воздухе. Мир собирался в кулак – вытащить из зубов досадную щепку, Кронида – изломать, вышвырнуть навеки…
Упоенно гоготали титаны в Тартаре, сожалея, что не увидят расправы – только ее последствия.
Хлопок двери я пропустил за поисками. Почувствовал холодные руки Левки на щеках – мотнул головой. Уйди, женщина, не ко времени, мне нужно встретить их, нужно выяснить, кто я теперь…
– …мой милый… прости, прости… я не знаю, как я там очутилась, я же просто гуляла, и я знала, что нельзя этого делать, но мне очень хотелось пить… мне так хотелось пить!
Ее руки больше не скользили по доспехам, по щекам, не цеплялись за второпях наброшенный черный хламис. Она отошла, нет, ушла с дороги, чтобы не мешать мне в поисках.
Но я уже остановился. Оглянулся на нее.
Бледная, волосы развились, задыхается – бежала. На пальцах царапины – падала…
Глаза – бездонные лагуны, отчаянные, бирюзовые…
– Что…
– Они не тронули меня, никто из них меня не тронул, но я не знаю, я не помню, как я оказалась у Тартара, и потом эта речка… речушка… я знала… но мне просто очень хотелось пить. Я не понимаю почему, милый, но мне так хотелось пить…
– Ты напилась из Амелета?!
Лишь эта речушка струилась возле самого входа в Тартар.
Иногда мне казалось – это в ее ядовитых водах Танат закалял свой меч, чтобы разил надежно.
– Ты напилась из Амелета…
– Мне очень хотелось пить… мне… очень… почему-то…
Клепсидра[4] лопнула, и время, отмеренное Левке, легко вылилось на пол, впиталось в плиты. Я стоял, осознавая, что ее уже нет, хотя она все еще передо мной, а она сделала несколько шагов и положила мне руки на плечи – прежде чем у нее подкосились ноги.
– Не сердись на них, – попросила о ком-то. – Я сама… мне всегда хотелось… уйти юной.
Но ей этого не дали. Воды Амелета – Кроновой речки – уносят время, которое тебе осталось. Бог – выпьет и не заметит. Полубог или, например, нереида – умирает. От старости.
Серебристые волосы пронзила седина – почти такое же серебро, только тусклее, белее, Левка хрипела и задыхалась у меня на руках – уже не девушка, зрелая женщина, кожа потускнела, ввалились щеки, только глаза молодые…
Вокруг дворца звенели крики – рати Эреба готовы были к бунту.
Глаза у нее не старели. Рука, которая гладила мою щеку, – высохла и покрылась морщинами, пятна пошли по коже, мне хотелось сбросить ее ладонь, мне не хотелось слышать то, что она попросит в наивной уверенности, что я – бог, я могу это прекратить…