Воровка (ЛП)

Это требовало полной интеграции. Без возврата.

И он не был готов просить Марисоль об этом… потому что ее бабушку, самую главную ответственность Солы, преданную, богобоязненную католичку придется сбросить на повороте… либо увлечь в их мир.

А этого не случится. Даже если Марисоль сможет подстроиться под реальность, ее бабушка придерживалась традиций и четких установок, и ее Богу здесь не место.

Эссейл не посмеет разрушить жизнь этой замечательной женщины.

– У тебя еще одна минута, – заявила Марисоль, – а потом я беру ключи от машины…

– Я употреблял кокаин почти год, – Эссейл сделал глубокий вдох. – И под употреблением я имею в виду… я закидывался каждую ночь по несколько доз. Марисоль, я был конченым наркоманом. Я не горжусь собой, и да, я употреблял, даже когда был с тобой.

Она вскинула брови.

– Я не видела тебя с наркотиками.

– Стал бы я занюхивать дорожку у тебя на глазах. Я хотел, чтобы ты… по–прежнему хочу… считала меня достойной парой для себя. А подобное поведение не способствует имиджу.

– Ты… ты вкалывал внутривенно?

– Нет, я никогда не использовал иглы.

Она, казалось, испытала облегчение.

– Я… я знала, что ты продавал наркотики.

– Но ты не знала, что я был своим же клиентом. – Эссейл сосредоточился на ее носках, потому что боялся того, что может увидеть в ее взгляде. – Когда носишь модные шмотки и живешь в подобном доме, скрыть наркозависимость легче, чем наркоману, который живет в переулке в картонной коробке. Но реальность такова, что и я, и бездомный приходим к одному отвратному результату.

– Ты прошел детокс, – пробормотала она.

– Да. Три месяца назад я обратился в клинику за детоксикацией под присмотром медиков. К несчастью, мой… – он указал на голову, – мой мозг не справился. У меня были психозы.

– Почему твои кузены не сказали правду?

– Ты бы приехала, если бы узнала, что я умираю от сумасшествия? – Он хотел прикоснуться к Соле, но остался на месте, потому что не хотел давить на нее. – Мне очень жаль, что тебя обманули, и я уверен, что только благодаря тебе, тебе одной я смог выбраться из клиники. Но нельзя было лгать тебе. Это неправильно.

Марисоль открыла рот, но заговорила не сразу.

– Почему ты просто не рассказал мне?

– Я не мог нормально думать. И, что более важно… мне было стыдно. Наркозависимость – это ужасная, мерзкая болезнь, и я не хотел, чтобы ты знала, что я был настолько слаб, что уступил ей.

Сола посмотрела на потолок. Снова сфокусировалась на Эссейле.

– Значит, ты не умираешь.

– Нет, не умираю. Не больше, чем любой, кто живет и стареет. – Он покачал головой. – И, прошу, знай, что я сожалею. Искренне сожалею.

Прошло много времени, прежде чем она направилась в его сторону, и сначала Эссейл решил, что она собирается покинуть комнату, чтобы собрать вещи и взять бабушку. Но потом она остановилась перед ним.

Пальцем заставила его поднять подбородок и посмотрела ему в глаза, и Эссейл молился, чтобы она нашла в его взгляде то, что искала.

– Я рада, что у тебя все будет хорошо, – сказала Марисоль спустя долгую паузу.

Ты останешься? – хотел он спросить, когда его руки невесомо легли на ее бедра. Ты останешься со мной?

Он оставил вопросы при себе. Он слишком боялся слышать ответы.

Бог был таким странным.

Стоя перед Эссейлом, Сола подумала о том, что, наверное, стоило иначе выразиться, хотя фраза была к месту. В конце концов, она молилась на вечерней службе о подобной внезапной новости в череде плохих, надеялась на подобный невероятный исход.

Но вместо того, чтобы прыгать от восторга, она была в смятении и чувствовала себя преданной. Часть ее твердила, что нужно снять корону и понять логику Эссейла и его кузенов. Но другая половина считала, что ей манипулировали.

– Ненавижу, что ты поставил меня в такое положение.

Он кивнул.

– Я тоже ненавижу себя.

– Похоже, мне стоит вернуться домой.

– Твой дом не в Майами, и ты это знаешь.

– Но и не в Колдвелле, – парировала она. – Я прожила здесь десять лет, и знаешь что? Все они были отстойными. А это многое говорит, если сравнить с предыдущим десятилетием.

– Твой дом – это твоя бабушка. Твой дом там, где она.

Будь ты проклят, подумала Сола. За то, что так хорошо меня знаешь.

– Марисоль, я отошел от дел. Я также свободен, как и ты. И я бы хотел начать новую главу… где угодно. Майами, Колдвелл, другой материк. Как и у тебя, мой дом – это человек, а не конкретный почтовый индекс.

Он смотрел на нее, его взгляд был уверенным и полным печали.

– Значит, твой дом – с твоими кузенами. – Она сделала шаг от него. – Где они, там ты…

– Не глупи. Они тут ни при чем.

– Следи за словами. Ты не в том положении, чтобы наезжать.

– Я могу защитить тебя. Безопасней всего со мной и моими кузенами, и тебе это известно.

Сола посмотрела на него, прищурившись.

– Я вполне справлялась без чужой помощи.

– Готова поставить свою жизнь на это? Жизнь бабушки? Чем нас больше, тем лучше.

– Ты действительно хочешь, чтобы я осталась с тобой, руководствуясь собственной выгодой?

– Мне все равно.

Она покачала головой.

– У тебя нет гордости.

– Нет. Совсем нет. Нет, когда дело касается тебя.

Сола подошла к шторам, которые он не позволил ей раздвинуть. Господи, она словно жила в доме, полном вампиров, все щели заткнуты, не пропуская солнечные лучи. С другой стороны, таковы наркоторговцы. Ночные совы, по большей части.

Смотря на непроницаемую ткань – ведь сквозь нее не получится – она попыталась представить ситуацию, в которой они переезжают всей стаей, Эссейл, ее бабушка, два кузена, Маркус и она сама.

Повернувшись к нему, Сола долго смотрела на Эссейла, взвешивая все за и против. Он был прав, сила в числе. И он по–прежнему был очень слаб, рубашка висела на его хрупком теле, и была заправлена в чересчур свободные брюки из твила.

В мыслях она слышала его слова о том, что он стыдится. Потом она вспомнила, как он впервые открыл глаза, и она увидела лишь красные белки…

Столько страданий.

– Ты завяжешь с наркотиками? – требовательно спросила она, гадая, сможет ли она поверить его ответу.

– Да. Марисоль, клянусь своей жизнью. Я больше никогда не буду употреблять наркотики… я слишком хорошо усвоил этот урок.

Дерьмо, подумала Сола.

Она пожала плечами спустя, казалось, целую вечность.

– Поймаю тебя на лжи или с кокаином, и уйду. Я не стану делать поблажки, придумывать тебе оправдания, или притворяться, что уходя, захочу оглянуться назад. У тебя всего один шанс. Мы поняли друг друга?

Поднимаясь, он тут же кивнул.

– Я понимаю и принимаю твои условия.

– И она заставит тебя принять веру. Моя бабушка не шутит… И тебе придется выучить испанский и/или португальский. Она научит тебя, нравится тебе это или нет.

– Марисоль…

Когда голос Эссейла дрогнул, она подошла к нему и обняла исхудавшее тело. Он прошел через ад, и медицинский персонал определенно считал, что он не выкарабкается… Сола хотела знать правду изначально, но он был прав, она бы вряд ли приехала, если бы речь шла о том, что он не справляется с наркозависимостью или сходит с ума.

И было неприятно признаваться в этом. Вроде как рак – благородная болезнь, а если биохимические реакции твоего организма сговорились с наркотиками и привели к могиле, это было недостойно сочувствия, поддержки и понимания.

– Мне жаль, – выдохнул Эссейл в ее волосы.

– Мне тоже. И я люблю тебя.

Ощущая дрожь, прокатившуюся по его телу, она почувствовала, что поступила правильно: он испытывал облегчение, потому что так же сильно не хотел терять ее, как и она – его.

– Я хорошо позабочусь о тебе и твоей бабушке, – сказал он хрипло.

Отстранившись, Сола серьезно посмотрела ему в глаза.

– Эта улица – двухсторонняя. Я – не дама в беде, которая нуждается в спасении. Я – партнер, который тоже поможет тебе выжить. Если за мою голову назначили цену, значит, семья Бенлуи точит зуб и на тебя. Я тоже нужна тебе.