Двойники

7.4.

Через несколько секунд толпа влетела за ним в кабинет. Кто-то сказал "он здесь", после чего в шкаф тихонько постучали. Ян молчал. Почти парализованный страхом, он залез в угол и схватился за дверцу.

- Наверное, у него приступ мизантропии, - воскликнул кто-то, и в ответ захохотали.

- Или ему просто захотелось уединения!

Снаружи снова засмеялись, а потом с глухим стуком по полу что-то покатилось, вызвав ещё один взрыв хохота. Ян догадался, что это упала искусственная голова начальника из отдела регистрации. От смеха она соскочила с плеч, и теперь её подняли и прикрепляют обратно. Почему нет? Ведь манекен был в зале суда. Логично предположить, что здесь собрались все, кого он видел в Министерстве.

Неужели все, разочарованно прошептал Ян. И чьё присутствие удивительнее - Министра, манекена, головы из суфлёрской тумбочки или ещё кого-то?

Будто для подтверждения своих мыслей он услышал клерка, сидевшего за ненастоящей дверью. Сейчас его речь звучала звонко и счастливо.

- И полиция тоже здесь, ­- сказал Владислав, - охраняет закон. Если считаете, что ваши права нарушены, то после исполнения приговора можете подать заявление или жалобу.

Опять раздался смех.

- Любопытно узнать, что он там представляет, - послышался ехидный голос предводителя отдела проверок.

- Он не может вообразить происходящего, - ответил Борис, - поскольку сильно ограничен здравым смыслом, а мы находимся далеко за его пределами.

- Что нам теперь делать, - сказал Эрнст. - То есть, понятно, что, но надо придумать способ реализации постановления суда. Он не должен оказаться чересчур кровавым, потому что тогда мы две недели будем плохо спать и мысленно возвращаться к событиям, ошибочно считая воспоминания муками совести, а то и сомнениями в правильности поступка.

- Две недели?! - ахнула толпа.

- Согласно инструкции, - пожал плечами Эрнст. - Как и все добропорядочные люди, мы боимся скорее не убийств, а крови, криков, фотографий в газетах. Без них, конечно, всё хорошо. Психология, если кто не знает, точнейшая из наук.

- Да, жестокость не подходит, - разочарованно воскликнул кто-то. - Две недели неприятных снов - явный перебор! Необходимо изобрести нечто гуманное, разумеется, только с виду.

Затем прозвучал другой голос. Знакомый, но кому он принадлежал, Ян понять не смог.

- Извините, а не можем ли мы поступить с ним как с занявшим последнее место на конкурсе самодеятельности? Не пропадать же добру! А за окошко бросим его удостоверение, они достаточно похожи.

- К сожалению, нет, - ответил кто-то. - Нам, законопослушным гражданам, надо держаться изменчивых границ правового поля. Этот человек совершил много ужасного, но в самодеятельности не участвовал. Интересно, жалеет ли он, что был так чужд романтики и поэзии. Ведь успех не главное, обществу нужны не только победители.

- Не волнуйтесь, впереди ещё немало конкурсов, голодными мы не останемся, - ободряюще добавил голос.

- Нет, вы не правы! Этому есть серьёзные юридические аргументы. Мы не погрешим против истины, если будем считать самодеятельностью всю работу Министерства, в которой он оказался аутсайдером. Неужели она не напоминает жуткий цирк? Разве мы не похожи друг на друга, как размалёванные комические актеры? Разве у власти не близкие к руководству ничтожества? Настоящих имён у нас, кстати, нет, и это тоже прекрасно! Если кто-то под хохот зрителей упадёт с канатов, его место сразу займёт другой, такой же, и значит, с точки зрения постороннего наблюдателя мы бессмертны. Несомненно, это не мешает нам гордится собой и Министерством, и даже напротив, очень тому способствует. Если есть надежда, то она в клерках второго класса! Лишь иногда, во сне, мы видим свои роли иначе, и приходится успокаивать себя. Чтобы не выступать на конкурсе, говорим мы, хватит и желания, но где его взять? В нас его не вложили! Что с этим делать? Какой с нас спрос? Зато нам дали другие желания, в частности те, обоснование которым мы сейчас и подыскиваем. Возражать им бесполезно, потому что все решения принимаются где-то глубоко в подсознании, куда нам запрещён доступ, и услышав из-за двери строгий голос, остаётся лишь развести руками и спешить исполнять то, что велено. А потом мы просыпаемся, идём на работу, разговариваем с людьми, и наяву сомнения быстро исчезают, ведь они появляются только от одиночества, а во сне мы одиноки и беззащитны перед собой. Но человек в шкафу покинул общество! Можем ли мы его простить? Нет, ни за что! Мы любим того, кто управляет нами, наказывает нас, отправляет на расстрел или хотя бы в тюрьму, но не тех, кто в стороне. Как хороша была бы жизнь без них! Нет, с конкурса уйти ему не позволим. В крайнем случае, проведём ещё один прямо здесь. Нас много, мы настроены творчески, а слой цивилизации тонок. Пусть каждый выразительно прочитает по стихотворению, и если от этого он не сойдёт с ума и не вылезет, я последовательно съем свою шляпу.

Прозвучали аплодисменты.

- Вы правы! - сказал кто-то. - Как мы сразу не догадались! Но, полагаю, читать стихи не стоит, останемся гуманистами. И всё-таки, как приступить к реализации решения суда и подведению итогов конкурса? Жаль, что нет такого механизма для исполнения приговора, который можно включать из тихого отдалённого кабинета, ведь тогда мы эмоционально не свяжем поворот рубильника и его последствия. И не думаю, что этот человек обидится на нас! Он должен понимать, что мы не душегубы, а обыкновенные приспособленцы, которым нужно кормить свои семьи. Ну и себя, конечно, тоже. Разве мы не люди?

И тут заговорил кто-то ещё.

- Я предлагаю использовать канцелярские ножницы. Все к ним привыкли, они выглядят безобидно, а значит и безобидно то, что ими делаешь. Мы разрезаем бумагу каждый день, и ничего, никаких особых переживаний.

- Замечательная идея! Так и сделаем!

Раздался смех, жуткие вопли, по шкафу застучали, кто-то потянул за дверцу, и она медленно приоткрылась, хотя Ян вцепился в неё что было сил. Он попробовал ухватиться получше, задел доску с тыльной стороны шкафа, и та свалилась, обнажив отверстие в стене. Оттуда потянуло затхлым холодным воздухом, и Ян без раздумий кинулся в темноту.

Согнувшись, он пробежал несколько метров по тоннелю, затем упал в невидимую дыру, покатился по наклонному полу и ударился о тонкую деревянную перегородку. От удара она проломилась, и он очутился в другом шкафу, таком же пыльном и заброшенном.

Ян распахнул дверцу и понял, что попал в свой кабинет, в тот самый пустой шкаф, вылез и зажёг лампу. В коридоре было тихо, наверное, никто пока не догадывался, где он.

И вдруг входная дверь заскрипела. Ян содрогнулся, но в комнату заскочил Адам и приложил палец к губам.

- Не шумите, - прошептал он. - Они вас потеряли.

- Предатель, - сказал Ян. - Вы привели меня в ловушку.

- Я не мог такого предположить! - воскликнул Адам. - Думал, всё будет гораздо мягче и кое в чём вас наконец-то убедит. Откуда мне знать, что суд пройдёт в кабинете, избежавшем инвентаризации?

Потом разочарованно вздохнул.

- Я забыл, что все суды проходят только там. Надо срочно менять отдел, я отупел от такой работы.

Он что-то нащупал в боковом кармане сюртука, достал и недоумённо поднёс к глазам. Канцелярские ножницы. Адам выругался и швырнул их на пол.

- Ненадолго поддался общему возбуждению, - сказал он и, извиняясь, развёл руками. - Толпе трудно сопротивляться. Меня можно понять!

Затем с минуту молчал.

- Но сейчас-то вам всё ясно? - после паузы спросил он.

- Нет, - упрямо ответил Ян.

- Неужели остались сомнения в том, что может произойти абсолютно всё, и на это не нужно обращать внимание? Если б вы так сделали, ничего бы не случилось. Но теперь пора думать, как избежать немедленного исполнения решения суда. Считаю, необходимо подать апелляцию, затянуть время, а там будет видно. Ничто так не успокаивает обезумевшую толпу, как грамотно написанная апелляция. Ритуальный каннибализм следует обжаловать установленным порядком. В приговоре наверняка есть процессуальные нарушения, и у нас хорошие шансы. И ещё, мой совет, говорите с ними спокойным голосом и ни в коем случае не бегите, это пробуждает в них инстинкты. Они сейчас крайне взвинчены, часто в таком состоянии из-за любой мелочи кидаются на кого-нибудь из своих и начинают бить, и тогда надо к ним присоединиться, демонстрируя, что вы такой же тихий обыватель. Чтобы мирно договориться, нужно поступать как-то так. А насилием ничего не добьёшься! Главное, не смотрите на них свысока, они могут забыть всё и в сущности если и бывают незлобны, то только из-за короткой памяти, но такое точно запомнят. Будьте снисходительны к ним! Они, конечно, вас ненавидят, но ведь делают это по закону! Подобное поведение обыкновенно в стае обезьян, хотя есть и важные отличия. Здесь, например, не одна переадресованная агрессия. Высшая форма дисциплины - даже не наброситься на кого-то по велению начальника, а искренне его возненавидеть. К тому же, как вы понимаете, агрессии без обвинения не бывает, почему бы не попытаться оправдать себя, для чего и нужен суд. Если сильно ненавидеть кого-то, то сложно допустить, что он не относится к тебе также, и тогда твоя собственная ненависть выглядит как самозащита. И да, совсем забыл, они так себя ведут, потому что обмануты. Кем? По всей видимости, друг другом. По очереди. Они люди хорошие, но доверчивые. Так бывает! Согласитесь, поверить в то, что каннибализм - норма, очень легко. Нет, не все этим довольны. Некоторые интеллектуалы не приветствуют поедание себе подобных. Их опасения, надо признать, не беспочвенны. Но что они предлагают взамен? Да ничего! Конструктивной программы пока не видно. Лишь огульная критика. Нигилизм! Мизантропия! Дешёвый пиар! Многие из них осознали просчёты и пошли на диалог. На праздничный фуршет то есть. Прячась в шкафу, слышали интеллигентное улюлюканье? Это они.