Тупой Мудак

Львова Лариса Анатольевна

Тупой Мудак

Насквозь мокрые кроссовки казались булыжниками, привязанными к ступням. Женька Славгородский по прозвищу Гений, бывший студент художественного училища, в мрачном настроении шагал под проливным дождём к парковому павильону, который стал заброшкой ещё в прошлом веке. Город за три с лишним столетия расползся вдоль реки, перебрался через неё, оставив позади себя пустыри, лесочки, поднявшиеся на месте скверов, "благородные" и не особо развалины.

Женьке уже неделю негде было ночевать. Он задолжал серьёзным людям, и они желали получить хоть что-то, даже если бы пришлось грохнуть Женьку в назидание другим.

Впереди, в дождливом сумраке, забелел остов павильона. Время и местные варвары давно освежевали постройку. Но Гений находил в ней необъяснимую прелесть. А если учесть, что останки советского барокко служили ему укрытием от очень, очень гнусной реальности, то развалины были бесценны.

Бомжи обходили заброшку стороной. При всей неразборчивости они были весьма щепетильны в выборе ночлега. А этот парк слыл весьма негостеприимным местом. Или гостеприимным наоборот: именно в нём после таяния снегов находили больше всего "подснежников", в том числе и бродячих животных. Как будто они стягивались к павильону, чтобы умереть. Да и многих жертв насильственных преступлений обнаруживали у руин. Бомжи могли бы считать их своей вотчиной. Однако не считали. И Гению это было на руку.

Ливень стих, и ненастье внезапно кончилось, точно кто-то в гневе разметал обложные тучи. Выглянуло солнце, плеснуло на сырую землю раскалёнными докрасна лучами. Запарило. По-настоящему банная жара заставила частить Женькино сердце.

Он остановился, едва сдерживая дыхание от какой-то адовой красоты. Меж тёмных громадин тополей возникла дымка. Закат, оказавшись в ловушке арочных оконных проёмов, зажёг в них багровое пламя.

В голове закрутились мысли про кровавое зарево, про дурную славу этих мест. Но Гений сплюнул на траву и зашагал дальше. Если обоснуется у друзей в городе, сменит кроссовки на белые тапочки. В лучшем случае. А здесь он провёл пять ночей на почти целом матрасе под местами уцелевшей крышей. И ничего не случилось.

Женька распалил жаровню, когда-то кем-то оставленную в павильоне, вскипятил воду в кастрюле с оббитой эмалью. Заварил "Ролтон", извлёк из рюкзака банку пива, которую пожертвовал дружок совсем не из лучших побуждений -- на тебе, только отцепись со своими проблемами.

Последний луч мигнул на стене и погас. Гений засмотрелся на угли, на сумрак за пустыми окнами.

Лапша и пиво закончились гораздо быстрее, чем этого требовали желудок и душа.

Одиночество, помноженное на бездомность, породило какое-то странное чувство, словно Женька завис над пропастью. Миг -- и его кости раздробятся после падения, жуткого в своей стремительности, и удара о дно. Вообще-то вся его жизнь была таким падением.

Из тёмного угла послышался шорох. Женька не из трусливых, но вздрогнул. Швырнул на звук пустую банку. Она звонко цокнула о камень и покатилась по полу. Здесь никого и ничего нет. И быть не может. Под ложечкой шевельнулось что-то холодное: а вдруг?.. Но расклад таков: боишься -- иди к заимодавцам в лапы. Остаёшься - не бойся.

Однако пора на боковую. Гений отложил думы и переживания на утро одного из следующих дней и завалился спать. Сразу отключиться не удалось. Сквозь дрёму привиделось нечто странное.

На арочных окнах колыхался тюль. Откуда здесь занавески? А они всё надувались пузырём и опадали, словно чей-то вдох-выдох.

"Нет, это не ветер", - решил Женька.

Кто же дышит из непроглядной ночи прямо в его убежище?

Прозвищем Женьку наградили не зря. Воображение, которое не смогли обуздать преподаватели художественного училища, и страсть к копанию во внутренностях мира тотчас создали образ Гигантского Рыла. Вот сейчас язык, мокрый от слюны и разящий зловонием, отодвинет тюль, вползёт в павильон, подберётся к Гению и зацепит его. Женька налипнет на синюшные сосочки и тёмные бороздки, побарахтается и затихнет, позволив утянуть себя в пасть.

Женькина челюсть задрожала, а изо рта вырвалось "ава-ва-ва". Но он прекрасно помнил, что если ему явится кто-то вроде Тупого Мудака, Безликой, Кошачьей Морды, то нужно просто "отпустить" воображаемое, как бы отодвинуть его от себя и представить, как пугающая картинка тает, растворяется, исчезает.

Гений так и поступил. И призрачное Гигантское Рыло покинуло его голову. Исчезли и тюлевые занавески. Ночь стала ночью, а Женька -- бесприютным, безработным, загнанным бедолагой. Но при ясной башке и без глюков перед глазами.

Однако снаружи павильона кто-то был! Гений знал это так же точно, как то, что неплохо бы затаиться, а не испытывать судьбу на предмет получения премии Дарвина*. Но все Женькины поступки были противоположны знаниям.

Он тихонько поднялся и в одних носках, стараясь не зацепить крупный мусор, направился к пустому проёму. Остановился возле обломанного мраморного подоконника.

Так и есть -- пока что невидимого посетителя заброшки выдало шумное дыхание и странные звуки вроде всхлипов. "По ходу, девчонка", - решил Гений.

И что теперь делать? С голодухи в Женькином паху было так же грустно, как и в желудке. Так что вариант "согреем друг друга этой ночью", скорее всего, отпадал. А вот быть застигнутым вместе с гостьей её преследователями -- более реально.

Он значительно кашлянул.

Под окном ахнули и заскулили.

Точно, девчонка.

Женька перегнулся через остатки подоконника.

Луна фонтанировала анемичным светом, который, долетая до земли, рассеивался, тускнел и превращался в чернила. Но Женька разглядел два колечка на руках незнакомки, которыми она прикрывала голову.

- Эй, не боись, - негромко сказал Гений, и девчонка вздрогнула. - Давай сюда, здесь никого, кроме меня.

Он сам не понял, почему предложил влезть в окно, хотя можно было спокойно войти либо в пустой дверной проём, либо в дыру развалившейся стенной кладки.

А девица оказалась лёгкой на подъём -- мгновенно подскочила, подошла к окну, поставила босую ногу на выступ, уцепилась за руины. Через миг перед Гением предстала её мордашка. Очень даже симпатичная, кабы в свете луны её губы не были черны, а вокруг глаз не залегали такие же тени.

Женька поглядел на хрупкие ключицы, костлявые руки, ввалившиеся щёки незнакомки и окончательно решил, что он сегодня точно обойдётся без секса. И вообще проявит великодушие -- места для ночёвки много, и запасная бутылка воды имеется.

Он подхватил девчонку под мышки, помог взобраться на подоконник. Она была холодной и скользкой, как рыба. Когда завернулся подол, обнажились голубовато-жёлтые бёдра с тёмными следами пальцев.

"Чёрт, её не так давно хорошенько отодрали. Только жертвы изнасилования мне здесь не хватало", - подумал Гений и сразу же пошёл к своему матрасу, незаметно вытирая руки о штаны. Не то чтобы он был брезгливым ненавистником жертв половых преступлений, но вот поди ж ты -- недавнее сочувствие к девахе сразу улетучилось.

Девчонка слезла с обломков и робко пристроилась под ними же. Обхватила руками предплечья и затряслась.

- Пить хочешь? - сурово спросил Женька.

Незнакомка, уткнув острый подбородок в грудину, еле заметно кивнула.

Гений достал бутылку, хотел уже бросить её девчонке, но раздумал, налил воды в сто раз использованный пластиковый стакан, поставил возле несчастной и снова уселся на хозяйское место.

Она взяла стакан и чуть было не выплеснула половину -- её рука просто ходила ходуном. Но напилась, пролила совсем немного. Её светлое платье, не по погоде лёгкое, порозовело на груди.