Антоновские яблоки

Но меня не оставляло беспокойство, более того, с каждой минутой оно всё усиливалось. А когда ещё выяснилось, что Антонова забыла забрать у Глеба свой сотовый, я окончательно упала духом. Антонова без телефона никуда, и раз уж она до сих пор его не хватилась, то…

В общем, неизвестно, сколько бы я ещё изводила себя подобными мыслями, если бы Светка не соизволила вернуться.

– Легка на помине, – буркнула я, испытав облегчение и приступ злости на легкомысленную подругу одновременно. Я ещё много чего собиралась сказать, да только Антонова неожиданно навалилась на меня и зарыдала.

– Майя, если бы ты знала, что случилось!

– Что? – на всякий случай спросила я.

– Случилось непоправимое, – расплывчато ответила Антонова и, покосившись на развесившего уши Глеба, добавила: – Я не могу рассказывать при ребёнке. Мне стыдно.

Глеб, предчувствуя, что весь душераздирающий рассказ пройдёт мимо него, моментально упал духом.

– Так нечестно, – обиженно протянул он, но мы с Антоновой, пропустив его замечание мимо ушей, прямиком отправились на кухню для приватного разговора.

– Что же я натворила, Майя, что же натворила! – принялась рыдать Антонова, едва я успела закрыть дверь.

– Ну, и что ты натворила?

– Я изменила Тимуру, – страшным голосом ответила Антонова.

– Изменила?

– Да. С мужем.

От её заявления у меня моментально потеплело на сердце.

– Так, значит, вы помирились? – с надеждой в голосе спросила я.

– Да мы и не ссорились, – отмахнулась Антонова. – По крайней мере, Игорь так считает. Но, Майя, разве дело в этом? Ты представляешь, как мучается сейчас моя совесть?

– Ума не приложу, откуда она у тебя взялась. Когда ты изменяла мужу с Тимуром, то о совести и не заикалась.

– Ну что ты сравниваешь? – отмахнулась Светка. – Тимур – любимый мужчина, а Игорь… – Антонова на секунду задумалась.

– Что – Игорь? – поинтересовалась я.

– А Игорь – муж. Но тебе этого не понять.

Мегера Антонова. Когда ей нечего сказать, она всегда напоминает мне о том, как мне не везёт с мужчинами и как плохо я в них разбираюсь. Как будто она много понимает! Меня, по крайне мере, не травят с такой регулярностью, как её. Вот.

– Всё началось спонтанно и совершенно для меня неожиданно, – принялась излагать подробности своей так называемой измены Антонова. – Едва только я закрыла за соседкой дверь, как Игорь…

– Подожди-ка, – я встрепенулась. – Опять соседка?

– Да, – кивнула Антонова. – Заходила узнать, как дела. Ей, видите ли, льстит, что она оказалась замешана в самом настоящем покушении на убийство, вот она и ждёт продолжения.

– Тебе не кажется, что она слишком часто делает к вам визиты?

– Она и раньше заскакивала, – ответила Антонова, переполненная воспоминаниями недавнего свидания с Игорем и совершенно неспособная мыслить адекватно.

– Это очень подозрительно, Света, что она стала так часто наведываться. Она, между прочим, из-за тебя лишилась собаки. Я бы на её месте вообще к тебе больше не сунулась.

– Но она, в отличие от тебя, чуткий и отзывчивый человек, хоть и блондинка, – едко заметила Антонова. – И её, как человека порядочного, не может не беспокоить моя судьба.

– Ладно, черт с ней, – поспешила я прекратить разговор о назойливой соседке. – Лучше расскажи, что у вас было с Игорем. Ты остановилась на том, что закрыла за соседкой дверь, а Игорь… что-то там сделал.

Мы услышали взволнованное сопение за дверью, и обе улыбнулись.

– Всё сделал, – ответила Антонова, лукаво подмигнув мне, и тут же крикнула: – Глеб Викторович, можете больше не прятаться, мы вас всё равно засекли.

Глеб с понурым видом открыл дверь кухни и зашёл. Сделав вид, что нас не замечает, сын поставил на огонь чайник и принялся искать чистую кружку.

– В общем, так, Козлова, – тяжело вздохнула Светка. – Эту ночь меня будут мучить угрызения совести. Но это я как-нибудь переживу. А завтра поеду к Тимке и во всём признаюсь.

– В чём признаешься? – уточнила я.

– В том, что люблю, что хочу быть его женой и всё такое.

– А я-то думала, ты хочешь рассказать о своей измене.

– Бог с тобой, Козлова, – испуганно прокричала Светка. – Я ещё не настолько сумасшедшая.

– Настолько, – еле слышно пробормотал мой сынок, будто бы ни к кому конкретно не обращаясь.

Не дождавшись, когда чайник закипит, Глеб налил воды в кружку и поспешил убраться вон из кухни.

– Чего это он? – шёпотом спросила Антонова. – Обиделся?

Я пожала плечами, и в этот момент мы с Антоновой услышали из коридора:

– Не будь ты сумасшедшей, уже давно вернулась бы к дяде Игорю.

VII 

Антонова вскочила ни свет, ни заря и тут же принялась наводить марафет. Видимо, опасаясь, как бы любовник чего не догадался, Светка решила замаскировать чувство вины под толстым слоем макияжа.

– Нравится мне твоя работа, – призналась я за завтраком, когда мы все трое собрались на кухне.

– Странно, обычно люди, узнав, что я работаю учительницей, начинают мне сочувствовать: мол, тяжело с детьми, да и зарплата маленькая.

– У меня тоже маленькая, однако, я пашу с утра до вечера пять дней в неделю, а ты часок-другой отсидишь, чайку похлебаешь и домой чешешь. Ну, просто райская жизнь.

– Да уж, – фыркнула Антонова. – Кому-то эта моя райская жизнь поперёк горла стоит. Так и норовят меня травануть этим же самым чайком, которому ты так завидуешь.

– Я не завидую. Просто не понимаю, почему одним всё достается: и деньги с неба сыплются, и мужики лентой вьются, а другим – фигушки.

– Зато у тебя сын умничка, – отрезала Антонова и посмотрела на Глеба.

Глеб на её слова никак не отреагировал. По его лицу было видно, что он всё ещё обижается. На кого – не ясно, скорее, на нас обеих. За что – тоже непонятно. Я решила выяснить, в чём дело.

– Ни в чём, – сухо ответил сын. – Я просто понял, что вы меня используете.

– Какие громкие слова, – подивилась Антонова.

– Да, – подтвердил Глеб, нахмурившись. – Я вам жизни спасаю, а вы, – он презрительно шмыгнул носом, – закрываетесь от меня и шепчетесь. Всё, надоело. Больше вам помогать не буду.

Признаться, меня его заявление порадовало, хотя, наверное, должно было огорчить. Чем меньше Глеб будет совать нос в чужие дела, тем лучше. Здоровее будет, и мне как-то поспокойнее.

Покончив с завтраком, мы все трое распрощались. Точнее, распрощались мы с Антоновой, а Глеб в гордом молчании отправился в школу. День прошёл по обыкновению спокойно (по крайне мере, у меня), а вечером мы вновь встретились у меня дома. Антонова вплыла в мои убогие пять кухонных квадратов, источая смесь ароматов салона красоты, и изящно выгнулась, демонстрируя свою свежеостриженную шевелюру, розоватый оттенок кожи, слегка передержанной в солярии, и наглую физиономию, совсем недавно побывавшую в руках косметолога.

Я-то думала, Антонова делами занимается, за жизнь свою никчемную трясется, а она по парикмахерским шляется и как ни в чем не бывало экспериментирует с имиджем.

Очаровательная женская логика.

– Оригинально, – неопределенно сказала я, созерцая неизмеримо длинную и косо срезанную челку подруги, напрочь лишившую света ни в чем неповинный левый глаз.

– Нравится? – поинтересовалась Антонова и сунула мне под нос свои дерзко алые ногти. – Еще вот маникюрчик сделала и педикюр тоже, – и она поспешно принялась стягивать с ног белые носочки, видимо, преисполненная решимости продемонстрировать свои розовые пятки, но я испуганно замахала руками.

– Потом покажешь, – быстро сказала я.

Глеб, который до сего момента резал лук и ревел в гордом молчании, бросил нож в сторону и придвинулся к Антоновой, приготовив к критическому осмотру свой придирчивый глаз.

– Ого! – не без издёвки присвистнул он, оглядев крёстную. – Обкромсала кудри, – констатировал сын. – Закрыла фингал под глазом и теперь думаешь, что никто не догадается, что твой новый дружок тебя лупит. Или это дядя Игорь? Пронюхал, что ты ему рога наставляешь, и дал чертей? – Глеб ухмыльнулся. – Давно уже пора. Заслужила.