Эшвин (ЛП)

Одного раза было бы достаточно. Нет, даже одного было слишком много, потому что не было никакой реальной причины подталкивать неопытную женщину так далеко. Ее лоно плотно сжималось вокруг одного пальца, обеспечивая достаточно трения, чтобы доставить ей удовольствие. Он мог бы логически объяснить второй палец, признавая ее пристрастие к интенсивным ощущениям.

Три были просто чистым эгоизмом.

Это был слишком эгоистично — смаковать, как она реагировала на мягкое давление, чтобы упиваться тем, как она утопает в ошеломляющем экстазе. Чтобы опосредовано жить через ее неконтролируемую способность чувствовать так сильно, так безрассудно.

Кора была его отражением, его противоположностью, за исключением тех моментов, когда ее ощущения были так интенсивны, что девушку не волновало, придет ли следующее мгновение в виде удовольствия или боли, до тех пор, как оно не наступит.

И когда она кончала…

Его пальцы замерли внутри распухшего лона, но ее мышцы продолжали сжиматься, стискивая его в содрогании. Она была влажной и возбужденной — два поддающихся количественной оценке конкретных факта. Третий факт: его член было каменно-жестким с тех пор, как первое же прикосновение ее кожи вызвало острую боль, пронесшуюся по его нервам.

Разрозненные, не связанные между собой факты.

Эшвин держал их в голове, осторожно разделяя в своем сознании, когда аккуратно вытащил пальцы из ее лона, и начал успокаивать мяукающие всхлипывания нежным прикосновением руки. Соединение этих фактов было бы опасно, потому что Эшвин знал, какое в итоге получится математическое уравнение из всего этого, и как это сработает. Он уже трахал Кору более тщательно, чем требуется любой девственнице.

Он не представлял себе, какое интенсивное облегчение можно получить от скольжения в желанном теле, толкая ее от сонливой дезориентации обратно к безумной потребности.

Вместо этого Эшвин прижал девушку к своей груди. Голова в изнеможении откинулась назад к его плечу, в выражении лица все еще скользило ошеломление. Мужчина крепче притянул Кору к себе, и, передвинувшись к изголовью, прислонился затылком к простой деревянной спинке постели.

Она… идеально подходила для его коленей. Маленькая головка легко помещалась под подбородком, белокурые пряди волос щекотали его горло. Девушка издала легкий мяукающий звук и обняла его мощную шею.

Доверчивая. Милая.

Он привык к едкому ощущению чувства вины, вызванному наивной верой в него, но было все труднее сдерживать Кору, когда она была такой. Обнаженной, в прямом и переносном смысле. Крайне уязвимой и беззащитной.

Он хотел уничтожить все, что ей угрожало!

Он угрожал ей.

Девушка шевельнулась в его руках, и Эшвин ослабил объятия достаточно, чтобы позволить ей развернуться и оседлать его бедра. В ее взгляде больше не было ошеломления. Ее врожденная нежность сменилась чем-то более хищным, и покалывание боли, когда он положил руки на ее голые бедра, было таким же предупреждением, как и ментальный блок при изменении физического состояния.

Неопытная, но не невинная.

Нет, женщина, смотревшая на него сверху вниз неожиданно полными решимости голубыми глазами, могла быть неопытной, но она была далека от невинности.

Кора точно знала, чего она хочет.

Эшвин не знал.

Никто никогда не смотрел на него так раньше.

— Такой суровый. — Koрa погладила руками по плечам и поцеловала уголок его рта. — Расслабься.

Он почти не чувствовал боли. Это просто было спрятано глубоко в нем, заряженное ощущение, мало чем отличающееся от статического электричества.

— Я не обучен расслабляться.

— Даже здесь? — Ее руки спустились ниже, и Кора снова прикоснулась к его губам, затягивая и углубляя поцелуй. — Со мной?

Тонкие пальцы коснулись пряжки ремня.

Эшвин чувствовал себя более расслабленным, когда балансировал на краю высотного здания во время бури.

— Ты голая. И ты расстегиваешь мой ремень.

Металл щелкнул, и Koрa медленно улыбнулась.

— Да.

Он должен был вернуть контроль над этой ситуацией. Стоять на краю здания было более безопасным, для сравнения.

Если Koрa собьет его с баланса…

— Мы не должны, — тихо сказал Эшвин, перехватывая любопытные ручки. — Тебе будет больно.

Она кивнула.

— Моя боль причинит тебе вред. Я понимаю.

Пауза.

— Можешь ли ты довериться мне?

Да! Он был слишком дисциплинированным, чтобы слово вырвалось без логического осмысления, но он сознательно хотел этого. Когда Кора смотрела на него, так нежно, он осознавал это — то, что она видела именно его. Она всегда была единственной, кто, казалось, видел именно его. Поэтому он будет стоять на краю здания, если она его попросит.

И он сдался.

Эшвин медленно опустил руки вдоль тела.

— Да. Я доверяю тебе.

— Хорошо. — Кора прикоснулась своим лбом к нему. — Я никогда бы не предала тебя, Эшвин. Ни за что!

Он ждал возвращения чувства вины, но ее проворные пальцы, пальцы хирурга, уже расстегнули его штаны. Ни одна субъективная эмоция не могла конкурировать с мгновенным, обжигающим ощущением ее теплой, мягкой руки, сомкнувшейся вокруг его члена.

Интенсивное физическое удовольствие.

Мгновенная болезненная обратная связь.

Он стиснул зубы и зашипел, судорожно втягивая воздух и содрогаясь, когда противоречивые ощущения заполыхали в его крови.

— Кора…

Ее пальцы сжались, и легкие поцелуи, порхающие по выпуклым мускулам груди, сменились влажным прикосновением языка, задевающего маленький мужской сосок.

Его кровь снова вскипела, яростно пульсируя в венах. Если он закроет глаза, то опять вернется туда, в стерильный медицинский кабинет, где Кора возилась с ним десятки раз. В памяти Эшвина каждое прикосновение и каждая улыбка были связаны с инъекцией препарата, сделанной ему раньше напарником солдатом-Махаи. Он будет извиваться в агонии рядом с Корой до тех пор, пока, думая о своей боли, не перепишет каждое воспоминание с ощущением кислоты, разъедающей его изнутри.

Это не сработало.

Боль никогда не была эффективной системой предупреждения, потому что Малхотра был слишком готов игнорировать болевой эффект. Даже сейчас скольжение ее языка по мощным пластинам пресса сладко обжигало, но каждое прикосновение причиняло боли меньше, чем следовало из ожидания.

Кора создавала новые воспоминания.

Эшвин фиксировал их в своем уме, потому что уже не мог остановиться. От вида того, как она гладила напряженный член с жадным любопытством, поглядывая на него снизу вверх, захватывало дух. Если бы кто-то нарисовал ее в этот момент красками, он бы смог оценить искусство в первый раз.

Но это было ничто по сравнению с видом ее приоткрытых губ, опускающихся к головке его члена. Кончик языка высунулся, все еще так любопытно…

Молния.

Весь накопленный статический разряд сразу полыхнул, как вспышка сверхновой. Его тело дернулось, и Эшвин резко откинул голову назад на спинку кровати, ослепленный болью, которой не мог управлять и не мог разделить.

Она все еще пульсировала там, за его веками. В течение всего времени, необходимого для перекодирования базового физического состояния. Взъерошенные золотистые волосы вокруг пылающих щек. Распухшие розовые губы. Горящие голубые глаза, смотревшие на него снизу — вверх с нетерпением и предвкушением. И желание. Реальная и всепоглощающая жажда.

И все это для солдата-Махаи. Для человека.

Для него.

Шаловливый язык скользнул по нему, мягкий, влажный и шершавый, и на этот раз Эшвин зашипел от чистого, необузданного удовольствия. Он вцепился обеими руками в одеяло, чтобы не схватить ее, и заставил себя открыть глаза.

— Сделай это снова.

Кора лукаво посмотрела на него — глаза сверкали, как небо в пустыне перед бурей — и лизнула медленно, неторопливо, кружа языком вокруг головки пульсирующего члена.