Страница 6 из 10
К счастью, сегодняшние тинейджеры, по всей видимости, нашли безопасную гавань для любовных отношений, место, где они могут быть наедине друг с другом, по ту сторону от публичности, по ту сторону от навязчивой конкуренции. Они могут спрашивать друг друга о чем угодно, что угодно друг другу показывать, вот только дотрагиваться друг до друга они не могут. Зато им не нужно предохраняться, и они могут не опасаться микробов… ну разве что только компьютерных вирусов.
Семейные приключения
Начиная с трех часов дня наш большой универмаг оккупирован школьниками. Они строят в проходах баррикады из ранцев, катаются вверх и вниз на эскалаторах, залезают в витрины и тратят последнюю мелочь на шипучку и мороженое. Они не торопятся домой, где мама с папой могут их ждать, по крайней мере теоретически. На стенах универмага уже несколько недель висят приглашения на выставку «Приключения для всей семьи», и с рекламных плакатов смотрят известные актеры и футболисты, о которых весь мир знает, что они периодически создают новые семьи и производят новых детей.
Школьникам эта выставка не интересна, они и на собственном опыте знают, что семейная жизнь бывает полна самых невероятных авантюр и приключений. Вот, к примеру, Дженни, подруга моей дочери. Каждый день после уроков у нее огромный выбор, куда она могла бы пойти. В то время как у моей дочки выбор прост – идти тусоваться с девчонками в универмаг или домой, – ее подружка часто не может решить, куда податься. Она могла бы пойти к маме или к папе – мама с папой развелись, и у них другие семьи. Она могла бы пойти и к дедушке, он живет в автомобильном фургоне на окраине города со своей новой подругой, с которой познакомился на Фейсбуке. Впрочем, Дженни не выносит эту подругу, она намного младше дедушки, и у нее взрослые дети, с которыми она Дженни постоянно сравнивает. И разумеется, свои ей нравятся больше. Еще Дженни могла бы пойти к своей старшей сестре, которая живет в студии. Она пробует себя как самостоятельный модный дизайнер и проводит в работе дни и ночи, лишь бы не ходить домой. Это сводная сестра Дженни, результат двухнедельного отпуска ее матери, который она когда-то провела в Америке, где и познакомилась с симпатичным французом. Будучи ребенком, сестра Дженни не особенно интересовалась своим кровным отцом, и лишь когда выросла, она допросила мать, покопалась в Интернете и нашла того француза. Она написала ему письмо, он ответил и прислал фотографии своей французской семьи. Выяснилось, что у сестры Дженни во Франции целая куча братьев и сестер. Летом она хочет туда поехать и познакомиться с отцом. Ввиду предстоящего путешествия сестра вся на нервах, не желает ни с кем разговаривать и страшно беспокоится, понравится ли она папе.
Дженни ревнует сестру к ее новым французским родственникам и поэтому на данный момент лучше не пойдет в ее студию. И на самом деле ей вообще-то некуда идти. Ее мама, пребывая на данный момент в одиночестве, принялась с доселе невиданным рвением за дело воспитания. Она постоянно проверяет шкаф дочери, хочет контролировать ее мысли и даже заменила постеры в ее комнате, пока дочки не было дома: убрала Петера Фокса и Сальвадора Дали, а вместо них повесила репродукцию Караваджо, мадонну с младенцем. А папа Дженни, напротив, сейчас влюблен и потому не идет на контакт. Его новый друг, индус, до этого жил со своей матерью, и теперь вместе с матерью переехал к отцу Дженни. Новая папина теща нравится Дженни гораздо больше, чем друг-индус. Она носит сари, часто смеется, на лбу у нее красная точка, которая называется «бинди» и выглядит шикарно. С ней Дженни может практиковаться в английском. Однако теща все свое время уделяет обоим мужчинам, которых она почитает за малых детей. Так что неудивительно, что Дженни чувствует себя покинутой всеми.
А как это, собственно, было у первых людей в их раю? Они мирно жили под древом познания втроем – мужчина, женщина и змей, – объединенные девственным неведением о том, что происходит каждую ночь в лесу в паре метров от их дерева. Они были счастливы друг с другом в своем маленьком мирке до тех пор, пока не вкусили запретный плод и не узнали, что на самом деле они не настолько зависимы друг от друга, чтобы при желании не разбежаться и не познать других людей. И они возомнили, будто самые увлекательные приключения еще впереди, а самые интересные люди – это те, с кем еще не знаком. С той поры много воды утекло, и уже нет смысла спорить, кто виновен в том познании – мужчина, женщина или змей, или все вместе. Факт в том, что им стала мала их ячейка. Они разбежались и стали одинокими.
Берлин – Малави
Многие немецкие женщины феминистского толка носят двойные фамилии, будто они не хотят умалять себя до размеров одной личности и оставляют себе возможность быть еще кем-то. У моей дочери в школе есть учительница по фамилии Рюквертс-Вальцер[2], она преподает географию и физкультуру. Она много путешествует, чтобы обогатить свои познания в географии. Понятное дело, ездит она не на хваленые курорты с мягким климатом, которые туристические агентства воспевают как райские острова. Нет, она ездит туда, где каменистые пустыни или высокие горы, туда, где лютый мороз или изнуряющая жара, – ну, в общем, туда, где непременно есть хоть каким-то образом невыносимые условия. Она уже неоднократно летала на Кавказ и поднималась там на вершины, про которые европейцы вряд ли когда и слышали; она пересекала Сахару, была в Западной Африке, а недавно она посетила Малави.
После этого путешествия она полностью отвернулась от своих учеников. Она и раньше уже нередко с разочарованием высказывалась в том смысле, что эти европейские школьники – и здесь я немного утрирую – по сути не что иное, как избалованные, зажравшиеся, ленивые паразиты, которые не хотят ничему учиться. Но после своего путешествия в Малави, где она познакомилась с самыми замечательными детьми на Земле – с бедными, веселыми и вежливыми детьми, которые благодарны за любую кроху знаний, за всякий кусочек хлеба, – госпожа Рюквертс-Вальцер, казалось, все меньше стремилась понять своих берлинских учеников. А заботы и проблемы этих избалованных маленьких европейцев казались ей по африканским меркам ничтожными. Ну например, микробы в школьных обедах. Несколько школьников подхватили кишечную инфекцию; причину долго искали, пока не нашли, наконец, микробы: они прятались в клубничном конфитюре, что подавался к обезжиренному творогу. Бедные больные детки, им пришлось проводить каникулы в туалете, а не на Майорке. Клубничный конфитюр! Обезжиренный творог! Туалет! В Малави большинство живет на доллар в сутки, там нет водоснабжения, детей вербуют в солдаты, они недополучают медицинскую помощь. В классах школьники сидят на полу, а по нужде ходят во двор. Возможно, многие из них были бы счастливы провести школьные каникулы на европейском унитазе.
Кроме того, госпожа Рюквертс-Вальцер констатировала, что малавийские школьники гораздо больше интересуются географией и физкультурой, чем их сверстники в Берлине. Там все знали, где находится Европа и как называется столица Германии, чего нельзя сказать о здешних школьниках. Столицу Малави знал в классе только один ученик, да и тот, разумеется, зубрила. И еще тамошние ученики были спортивными. Тутошние не могут так высоко прыгать и так быстро бегать, как малавийцы. Охотнее всего эта самая Рюквертс-Вальцер устроила бы грандиозный обмен школьников: послала бы всех берлинских учащихся в Малави, а милых и жадных до знаний малавийцев притащила бы сюда и откармливала бы их обезжиренным творогом с клубничным конфитюром. Разумеется, без микробов. Но это было невыполнимо.
Но иногда она жалела берлинских детей. Не социальное ли окружение тому причиной, и не стали бы дети из Малави такими же ленивыми и равнодушными, приехав в Берлин? Теперь она каждое второе предложение начинала с Малави:
– Вам следует когда-нибудь побывать в Малави, – говорила она.
2
По-немецки фамилия звучит забавно: Riickwarts – позади, задом наперед, Walzer – вальс. – Прим. пер.