Страница 6 из 11
– На карте сможете показать, где вас ранило?
А вот это мое самое слабое место, подумал Василий. Он же меня как ребенка поймает на этом. Покажет сейчас карту любого района, хоть Львовской области, хоть Кировоградской.
– Так заблудился я, гражданин начальник. – Ивлиев поморщился, стал поглаживать повязку на руке и потихоньку закатывать глаза. – Ох, что-то мне снова плохо… Как бы сознание не потерять. Говорят, я много крови потерял, операция была сложная…
– Хорошо. – Левандовский закрыл блокнот и убрал его в карман. – На сегодня допрос закончен, гражданин Ивлиев, если это ваша настоящая фамилия. Предупреждаю, что никаких попыток скрыться, иначе тут же очутитесь в камере.
В ответ Василий только тихо простонал и закрыл глаза, прикусив губу. Оперативник посидел немного и, тихо поднявшись с кровати, ушел. Глупо, подумал Ивлиев. Должен был этот товарищ мне пригрозить, что выставил охрану у палаты, что за мной теперь будет день и ночь наблюдать им предупрежденный персонал. А он молча ушел. Такое ощущение, что ему на меня плевать и он выполняет дежурное мероприятие. Ну и хрен с ним! У меня своих проблем хватает.
Главный врач больницы Аркадий Семенович показался Ивлиеву добряком из добряков. Крупный, с теплыми мягкими руками, широким открытым лицом и густой непослушной шевелюрой. Разговаривал он с доброй улыбкой и все время норовил, как показалось Василию, заглянуть в глаза собеседнику, а то и даже поглубже. Но жизненный опыт подсказывал, что такие добряки не могут успешно руководить учреждениями и большими коллективами сотрудников. Для такой работы нужен характер, властные качества человеческой натуры. А значит, этот дядька не такой уж добряк и не надо обольщаться на его счет. Лучше вообще держать с ним ухо востро.
Ивлиев посматривал на связку ключей на столе главврача и старательно врал. Помимо ежедневных обходов, во время которых дежурный врач или сам Аркадий Семенович осматривали его рану, справлялись о самочувствии, других способов уединиться с главврачом у Ивлиева не было. Пришлось выдумывать жалобы.
– Понимаете, на самом сквозняке лежу, – уверял Василий. – И чувствую уже, что хуже мне, застужу ведь руку. А куда мне без руки, я ведь инженер, у меня вся жизнь в железках и механизмах. А с ними одной рукой не справиться. Ведь моей вины нет, что в меня пуля попала, не на фронте, в мирное время…
– Да, понимаю вас, уважаемый Василий Ильич, прекрасно понимаю! – отвечал главврач. – Только и вы нас поймите. Больница переполнена, много травм, много больных людей. Переложив вас, я кого-то должен на ваше место на сквознячок. А тот, может, хуже вашего их переносит, слабее может оказаться. Я вам другое посоветую, молодой человек. Вы руку полотенцем поверх бинтов укрывайте, из-под одеяла лишний раз не высовывайте.
– Это понятно, – охотно согласился Ивлиев. – Только ведь не убережешься никак, и во сне, бывает, случайно руку высунешь. Я вам вот что хочу предложить, Аркадий Семенович! – С этими словами Василий соскочил со стула и быстро подошел к окну. – Механическое решение проблемы! Всего делов-то, и оконная рама не будет открываться сквозняком нараспашку, и воздух будет проходить, и не душно. Вот смотрите!
Издав мученический вздох, Аркадий Семенович повернулся к окну, пытаясь урезонить больного. Но Ивлиев никак не хотел садиться и все пытался показать, какое хитрое и полезное устройство он изобрел, пока лежал в палате.
– Нужно вот здесь и здесь закрепить тяги, причем на подвижных шарнирах. А вот здесь…
– Да поймите вы, молодой человек, что ваше устройство второй раме будет мешать открываться или закрываться. У нас ведь оконные рамы двойные.
– Где будет мешать? – удивился Ивлиев.
Главный врач поднялся и стал показывать. Отступив чуть назад, чтобы не мешать Аркадию Семеновичу в запале махать руками, Василий нащупал за своей спиной на столе ключи. Оконная замазка, которую он украл утром у завхоза и которую ему пришлось все утро и даже сейчас, во время разговора, незаметно в кармане разминать, легла в ладонь, затем сверху «бородки» дверного ключа и чуть придавить. Теперь другая сторона ключа. Хорошо, что удалось Аркадия Семеновича поймать до начала разговора в коридоре. Ясно стало сразу, какой ключ из всей связки от двери его кабинета.
– Да-да, – разочарованно повесил Ивлиев голову. – Вы меня убедили. Действительно, ничего не получится. Знаете что, Аркадий Семенович, я лучше уж вашим советом воспользуюсь. Буду руку беречь от сквозняка.
– Ну а я о чем толкую! – облегченно вздохнул главврач, довольный тем, что наконец убедил этого настырного больного. – Ступайте в палату, ступайте, Ивлиев. Вам надо отдыхать, сил набираться. Обед скоро.
К вечеру Ивлиев «удачно» снова попался на глаза больничному завхозу Михалычу. Усатый дядька, с приличным объемистым животиком и в неизменной украинской «вишиванке» под медицинским халатом, обнял Василия, как родного:
– Выручай, хлопчик! Никак у меня не получается у самого. Что-то там хитро устроено, а что, не пойму.
Речь шла о гордости больницы – немецкой валковой гладильной машине. Что-то в ней случилось, и не включался нагревательный элемент. А огромное количество простыней, пододеяльников, наволочек и полотенец перегладить утюгами вручную было довольно сложно. Вообще-то Ивлиев с самого начала понял, в чем дело. Подгорел контакт под пластиной плавкого предохранителя. Снаружи его было не видно, предохранитель был цел, но электрическая цепь не замыкалась. Дав несколько «дельных» советов завхозу, Василий позавчера ушел, оставив Михалыча наедине с непослушной машиной.
– Ладно, – тихо шепнул Ивлиев, воровато глянув по сторонам. – Так и быть, я починю твою «гладилку». Только, сам понимаешь, нельзя мне на виду у медперсонала этим заниматься. Нарушение лечебного режима. Организуй-ка перенос машины к себе в мастерскую возле кладовки. И запри меня там на пару часов вечерком, когда персонал уйдет и останется только дежурный врач. Ну и… сам понимаешь! Чисто мужская благодарность.
– Есть, Вася, – с довольным видом прошептал завхоз, – есть у меня для тебя бутылочка отличного чистейшего самогончика!
– Ну-ну, ты что, Михалыч! Зачем же так. Я интеллигентный человек, я люблю хорошее виноградное.
– Будет! И мадера будет, и хванчкара будет.
– Вот это разговор, – улыбнулся Ивлиев. – К шести часам вечера все приготовь. И инструмент.
Что такое кладовка завхоза, которую тот гордо именовал мастерской, Ивлиев уже знал. Хороший мужик был Михалыч. Работящий, с золотыми руками, в меру «по-завхозовски» экономный, прижимистый. У него можно было найти почти все, что угодно. В рамках, конечно, специфики учреждения, в котором он работал. Сюда с дворником и рабочим по уходу за территорией они затащили гладильную машину, а в пять вечера Михалыч тайком привел Ивлиева.
Выпроводив завхоза для «конспирации» и велев ему запереть дверь снаружи, Василий снял больничный халат, засучил рукава нательной рубахи и стал снимать кожух блока предохранителя. Попробовав соединить подгоревший контакт по временной схеме, он убедился, что это единственная причина, по которой валки не нагреваются. Теперь предстояло заняться главным. Порывшись в ящике со старыми ключами от ранее снятых неисправных замков, которые Михалыч никогда не выбрасывал, Ивлиев нашел подходящую заготовку для ключа от кабинета главного врача. Зажав ее в небольших тисочках, с помощью надфилей за пятнадцать минут подточил бородки, изготовив дубликат нужного ему ключа. Сверяясь с оттиском на оконной замазке, которая теперь уже затвердела, он убрал заусенцы на краях детали и остался доволен своей работой.
Когда через два часа в замке повернулся ключ и в мастерскую вошел завхоз, Ивлиев стоял посреди комнаты в свежеотутюженных кальсонах и, насвистывая «В парке Чаир», пропускал через горячие валки исподнюю рубаху. Рядом на столе парили выглаженные с помощью починенной машины два личных полотенца Михалыча и несколько старых выстиранных, но прохудившихся списанных простыней, которые он намеревался пустить на ветошь.