Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 19

Лихорадочный темп новогодних дней. Цирк, пантомима. Миссис Эллис смотрит на Сьюзен, а не на артистов.

- Вы бы видели, как она хохотала, когда морской лев затрубил в трубу! Удивительно, как этот ребенок от всего умеет получать удовольствие!

Детские праздники... Конечно, Сьюзен красивее всех, она сразу выделяется в толпе. Как идет ей зеленое платьице! Золотистые волосы, голубые глаза... Другие дети по сравнению с ней все какие-то неуклюжие, большеротые.

- Когда мы прощались, она так вежливо сказала хозяйке: "Большое спасибо, мне у вас очень понравилось!" Никому из детей и в голову не пришло сказать что-нибудь в этом духе! А когда играли в музыкальные стулья, она была самая проворная, угадывала раньше всех.

Были, конечно, и тяжелые моменты. Беспокойная ночь, нездоровый румянец на щеках, воспаленное горло, температура под сорок... Телефонная трубка дрожит в руке. Мягкий, успокаивающий голос доктора, его уверенные шаги на лестнице - опытный, надежный человек... "На всякий случай возьмем мазок". Мазок? Что же это - дифтерит, скарлатина?.. И она уже видит, как девочку, закутанную в одеяло, несут вниз... У дверей карета "скорой помощи"... больница...

Слава Богу, оказалась просто ангина. Рыхлые миндалины. Обычное явление в это время года, все дети кругом болеют. Слишком много праздников подряд. Надо сделать перерыв, выдержите ее несколько дней в постели. И полный покой. Хорошо, доктор, разумеется.

Какое облегчение после долгих часов мучительной тревоги! Выхаживать Сьюзен, безотлучно сидеть у ее постели, читать ей подряд все сказки из детского альманаха, одна скучнее и банальнее другой: "И вот, дети, так Никки-лежебока потерял свой клад и остался ни с чем - и поделом ему, лентяю!"

"Все проходит, - размышляла миссис Эллис, - и радости, и боль, и счастье, и невзгоды; кому-то моя жизнь может показаться скучной, монотонной - в ней и правда не происходит ничего необычного, - однако я довольна этой жизнью и благодарна, что живу спокойно; и наверно, я отчасти виновата перед бедным Вилфридом, я сама это сознаю - видит Бог, он был нелегкий человек, по счастью, Сьюзен не в него, - но я могу утешаться тем, что создала для дочери настоящий, полноценный дом". И сегодня - первого числа - миссис Эллис с особым удовлетворением обвела взглядом знакомую до последних мелочей обстановку гостиной: старательно, по крохам собранную мебель, картины на стенах, украшения и статуэтки на камине - все, что скопилось вокруг нее за десять лет ее замужней жизни, что составляло ее дом и что была в немалой степени она сама.

Диван и два кресла - часть стильного гарнитура - уже не новые, но прочные, удобные. Пуфик у камина - она перетянула его собственноручно. Каминные щипцы - начищены не так, как следует, надо сделать замечание Грейс. Портрет покойного Вилфрида в темноватом простенке за книжной полкой выражение, как всегда, несколько унылое, но с виду вполне джентльмен. И не только с виду, конечно, мысленно поправилась она. Над камином - натюрморт с цветами: смотрится очень эффектно; на каминной полке, по обе стороны от часов, две стаффордширские статуэтки - кавалер и дама; зелень на картине так красиво гармонирует с зеленым кафтаном кавалера.

"Чехлы пора бы обновить, - подумала миссис Эллис, - и занавеси тоже, но это подождет. Сьюзен так выросла за последние месяцы. Важнее одеть ребенка как следует. Для своих лет девочка высокая".

Грейс просунула голову в дверь.

- Кушать подано, - объявила она.

"Неужели так трудно открыть дверь по-человечески, войти и сказать? подумала с досадой миссис Эллис. - Сколько можно повторять одно и то же? А так я всякий раз вздрагиваю, да и вообще неудобно - вдруг у меня в гостях кто-нибудь из знакомых..."

Она села к столу. Грейс приготовила цесарку и яблочную шарлотку, и миссис Эллис подумала с беспокойством, не забывают ли в пансионе давать Сьюзен дополнительное молоко и витамины, как она просила; школьная медицинская сестра показалась ей не слишком обязательной.

Внезапно, без всякой причины, она положила ложку на тарелку. На нее накатила волна какого-то тяжелого, щемящего предчувствия. Сердце у нее сжалось, горло перехватило. Она не могла больше есть.

"Что-то случилось, - подумала она. - У Сьюзен что-то не в порядке, она зовет меня, я ей нужна..."

Она позвонила, чтобы подали кофе, и перешла в гостиную. Стоя у окна, она машинально смотрела на дом напротив. Одно окно было открыто - оттуда торчал кусок грубой красной занавески; на гвозде болталась щетка, которой прочищают унитаз.

"Да, район и вправду теряет свое лицо, - подумала миссис Эллис. - Чего доброго, и на моем конце улицы начнут строить многоквартирные дома, и тогда тут поселится Бог знает кто".

Она выпила кофе, но беспокойство и неясное предчувствие беды ее не покидали. В конце концов она подошла к телефону и позвонила в школу.

Ответила школьная секретарша - с удивлением и даже с некоторым неудовольствием, судя по голосу. Сьюзен в полном порядке. Только что с аппетитом пообедала. Никакой простуды у нее нет. И в школе никто не болеет. Может быть, миссис Эллис хочет с ней поговорить? Она сейчас на улице, играет с другими детьми, но ее можно позвать, это нетрудно.

- Нет, нет, не беспокойтесь, - сказала миссис Эллис, - просто мне в голову пришла такая глупость - я подумала, вдруг девочка больна. Извините, что зря вас потревожила.

Она повесила трубку и поднялась к себе в спальню - одеться перед выходом на улицу. Надо пойти прогуляться. Она бросила взгляд на фотографию Сьюзен, которая стояла на туалетном столике, и, как всегда, порадовалась: на редкость удачный снимок. Фотограф удивительно схватил выражение глаз. И так умело выбрал позу, ракурс. Волосы прямо светятся на солнце.

Миссис Эллис на секунду замешкалась. А стоит ли сейчас выходить? Может быть, необъяснимое чувство тревоги - просто-напросто признак усталости, и лучше прилечь отдохнуть? Она с тайным вожделением посмотрела на кровать, на пуховое одеяло, на грелку, висевшую рядом с умывальником... Грелку ничего не стоит наполнить... А потом можно расстегнуть пояс, сбросить туфли и полежать часок в постели, с грелочкой, под мягким одеялом... Нет, нет, это не годится. Нельзя себя распускать. Она открыла шифоньер, сняла с вешалки свое светлое пальто из верблюжьей шерсти, повязала голову шарфом, натянула длинные перчатки и пошла по лестнице вниз.