Анонс для киллера

– Ну, естественно, – пожал плечами Баранец. – Об этом даже последняя лаборантка в институте знала.

– А что стало бы с Чурбаковым после назначения Кайданова? – с интересом продолжала мусолить тему Женя.

– Да ничего. Отправили бы с почестями на пенсию, – без всякого интереса проговорил Константин Юрьевич.

– Гм, – многозначительно произнесла Женя и поспешила задать другой возникший у нее вопрос: – А вот вы сказали про лаборанток. А вы не знаете, были ли у вашего покойного шефа романтические отношения с кем-нибудь из сотрудниц?

– На что вы намекаете? – нахмурился неодобрительно Константин Юрьевич.

– Я спрашиваю, не было ли у Олега Кайданова романа на работе или не на работе? Одним словом, была у него любовница или нет? – прямо, без обиняков спросила Женя.

– Что за ерунда? Не было, – категорически опроверг такое предположение Баранец, в очередной раз подергав себя за нос.

– А с чего вы так уверены? – решила поддразнить его Женя, поняв, что в состоянии нервного возбуждения он становится разговорчив и даже болтлив.

– А вы видели когда-нибудь Ангелину Шапорезову?

– Нет. А кто это? – заинтересовалась Женя.

– Наша лаборантка. Я вам сейчас покажу, – кивнул успокаивающе Жене Баранец и полез за телефоном. – Вот смотрите. Это мы недавно праздновали день рождения одной нашей сотрудницы. Вот эта блондинка – Ангелина. – И он выделил и увеличил на групповом фото и без того заметную девушку. Надо сказать, на сделанном Константином Юрьевичем фото центральной фигурой была явно она, а не именинница.

Женя присмотрелась. Она никогда прежде не встречала человека, которому имя Ангелина – «Ангельская» – подходило бы больше, чем Ангелине Шапорезовой. Девушка была высокой, стройной, с тонкой талией, пышным бюстом, длинными, очень красивыми ногами, которые она всячески подчеркивала длиной юбок и обувью на высоком каблуке. У нее были огромные, широко распахнутые голубые глаза, пухлые губки бантиком и ровненький аккуратный носик, а еще копна длинных густых белокурых волос, которые пышным нимбом окружали ее фигуру.

– Она живая, настоящая? – ляпнула непроизвольно Женя, уж больно неестественно-картинной красотой отличалась девица. Этакий слащавый гламур, рождественская открытка, фантазия романтичной натуры.

– Еще какая! – усмехнулся Баранец. – Это наша лаборантка. И вот представьте себе, она буквально прохода не давала Кайданову. И глазки строила, и в буфете к нему подсаживалась, и после работы поджидала, а тот хоть бы что! – с возмущением отметил Константин Юрьевич.

– Она что, так влюбилась? – с интересом спросила Женя.

– Он был молод, хорош собой, а главное – невероятно перспективен! – глядя на Женю, как на наивную малышку, пояснил Баранец. – Я же говорил, ему прочили в недалеком будущем Нобелевскую премию.

– Ясно, – кивнула Женя. – И Кайданов отверг эту белокурую красавицу. А что она, нашла себе другой объект?

– Понятия не имею. Но Кайданова она последнее время избегала, даже, я бы сказал, невзлюбила.

– Гм, – многозначительно проговорила Женя.

«Еще бы, такая оплеуха по самолюбию. Небось привыкла, что все мужики на нее, как голодные, кидаются. Непонятно, как она вообще в таком заведении оказалась, ей место в ночных клубах, модельных агентствах и театральных институтах. А точнее, на шее у какого-нибудь богатого папика».

– А что ваша Ангелина делает в НИИ? – озвучила свои мысли Женя.

– Лаборанткой работает, я же говорил, – недоуменно пожал плечами Баранец, с сожалением убирая телефон в карман.

– С ее-то внешностью? И давно она у вас работает?

– Ну, около года. Может, чуть меньше, – скривил задумчиво губы Константин Юрьевич.

– Гм, – снова задумчиво проговорила Женя. Больше вопросов к Баранцу у нее не имелось.

Итак. НИИ в целом и ее директору Кайданов был необходим. Но его ненавидел и боялся зам по науке. А еще в НИИ имеется интересная девушка Ангелина, которая бегала за Кайдановым, правда, совершенно безуспешно. Как и зачем такая девушка могла оказаться в научном институте? Она очень любит науку и мечтает о карьере химика? Охотится за богатым мужем? Или ее туда подослали?

На Женином лице появилась гримаска самоуверенной проницательности. Надо бы взглянуть на это чудо природы. И, узнав в бюро пропусков, когда у сотрудников института заканчивается рабочий день, Женя с чистой совестью отправилась в редакцию с твердым намерением вернуться к концу рабочего дня и проследить за Ангелиной.

Глава 7

– Евгения! Где тебя носит! – шипел Жене на ухо озабоченный Трупп. – Стилист приехал и режиссер, сам Оглоедков! Представляешь!

– А зачем он приехал? – трепыхалась в цепких руках начальства Женя, очень хотелось к себе в редакцию, выпить кофе, порыться в Интернете, поискать информацию о Чурбакове и попробовать отыскать в соцсетях Ангелину.

– Снимать приехал. Они уже декорации смонтировали! – останавливаясь посереди коридора, уставился на нее Трупп.

– А почему со мной заранее не согласовали? – возмутилась Женя. – У меня, между прочим, свои планы, и вот так, с бухты-барахты, я сниматься не готова.

– Потапова, ты что, с ума сошла? – на этот раз в голосе Тенгиза Карповича сквозило недоверчивое возмущение. – Вчера я дал тебе экземпляр договора, где черным по белому были изложены все условия и график съемок. Ты что, его даже не открывала?

– Нет. – Женя почувствовала страстное желание ознакомиться с документом. – А есть еще один экземпляр? Ну, хотя бы ксерокопия?

– Некогда! Режиссер ждет. Дома вечером почитаешь! – потащил ее дальше по коридору Трупп.

Съемка в рекламном ролике оказалась вовсе не такой, как Женя себе представляла. Точнее, совершенно не такой, как съемка программы. Женька, чувствовавшая себя корифеем телевидения и страстно желавшая поскорее освободиться и приступить к слежке за Ангелиной, все делала по-своему, никого не слушала и уже через час вдрызг разругалась с режиссером. Режиссер, ощущавший себя не меньшей звездой, чем какая-то ощипанная журналистка, закатил истерику, закрылся в выделенной ему гримерке и, раздобыв где-то бутылку виски, принялся напиваться самым наглым и вызывающим образом, грозя сорвать весь график съемок.

Тенгиз Карпович нервничал, бегал между Женькой и режиссером, орал, уговаривал, грозил и, наконец, признав свое поражение, вызвал представителя спонсоров, тощего стручка с несварением желудка.

Стручок прибыл очень оперативно. Сперва побеседовал о чем-то с режиссером. После чего тот резко протрезвел, присмирел и вернулся на площадку. Далее была вызвана журналистка Потапова, которой был показан один коротенький пункт в договоре, после которого она так же смирно и покладисто вернулась на площадку, очень быстро просчитав в уме, что неустойку такого размера выплатить не сможет никогда, даже если продаст все свое имущество, вплоть до нижнего белья.

Стручок также прошел на съемочную площадку, присел в темном уголке в кресло и незримой грозной тенью просидел так до конца съемок, которые, надо сказать, прошли в атмосфере рабочей собранности и деловитости. Встретить с работы Ангелину Женя сегодня не успела.

Наконец-то Потапова объявилась. Честно говоря, Вика уже решила, что журналистка отказалась от расследования. И вот нежданный звонок.

– Чурбаков? А откуда вы его знаете? – Вика была искренне удивлена тем, что Потапова заинтересовалась замом по науке. Какое отношение может иметь к гибели Олега восьмидесятилетний академик? Но приученная в детстве не отвечать вопросом на вопрос, Вика быстро спохватилась и постаралась ответить Потаповой максимально развернуто.

– Аполлинарий Николаевич очень крупный ученый. Профессор, академик РАН, у него много наград, почетных званий, и он занимает должность зама по науке уже лет тридцать, а возможно, и больше, – морща от натуги лоб, рассказывала Виктория.

– Тридцать лет? Немало, – заметила Женя. – Сколько же ему самому?