Страница 11 из 13
Майлз намерен облокотиться на консоль, которую заняли мои ноги.
– Извини, – говорю я и собираюсь их убрать, но его пальцы обхватывают мою босую ступню.
– Все в порядке, – произносит он.
Его рука держит меня за ногу. Я слежу за ним, не отрываясь.
Боже мой, он только что пошевелил большим пальцем… провел им по ступне. Мои бедра напряжены, дыхание сбилось. Будь я проклята, если Майлз не погладил меня по ноге специально, прежде чем убрать руку!
Приходится закусить себе щеку, чтобы не улыбнуться.
Похоже, тебя все-таки влечет ко мне, Майлз…
Мы только приехали, а папа уже поручил Корбину с Майлзом развесить гирлянды фонариков. Я занесла вещи в дом и освободила для Корбина с Майлзом свою комнату – только в ней есть две кровати. Сама заняла бывшую спальню брата и отправилась на кухню, помочь маме с ужином.
В моей семье День благодарения всегда отмечали без особого размаха. Родителям не хотелось выбирать между родственниками с обеих сторон, да и папа редко бывал дома в это время года, ведь праздники для пилота – самое напряженное время. Вот мама и решила, что День благодарения мы будем отмечать в тесном семейном кругу. Так и справляли его всегда вчетвером: я, Корбин, мама и папа, – если он был, конечно, дома. В прошлом году мы с мамой остались вдвоем, потому что и папа, и Корбин работали.
В этом году мы все вместе.
Плюс Майлз.
Как-то необычно, что он здесь, с нами. Мама встретила Майлза радушно – похоже, она не против. Папа вообще любит всех без исключения. Он только рад дополнительной помощи с украшениями, так что присутствие постороннего человека ему совсем не в тягость.
Мама подает мне кастрюлю с вареными яйцами, и я берусь за чистку, чтобы затем их нафаршировать. Сама она облокачивается о стол и подпирает голову руками.
– А этот Майлз просто красавчик, – замечает она, приподняв одну бровь.
Должна кое-что объяснить. Она прекрасная мать. Потрясающая. Но мне неловко разговаривать с ней о мужчинах. С тех пор как мне исполнилось двенадцать и у меня начались месячные. Мама тогда впала в такой ажиотаж, что позвонила трем подругам, прежде чем объяснить мне, что, собственно, со мной происходит. В общем, я еще в то время поняла, что секреты перестают быть таковыми, как только достигают маминых ушей.
– Да, ничего так, – небрежно отвечаю.
Я лгу. Бессовестно лгу. Майлз и правда настоящий красавец: золотисто-каштановые волосы, завораживающие голубые глаза, широкие плечи, волевой подбородок, покрытый легкой щетиной, когда Майлзу не нужно на работу… А еще от него всегда изумительно пахнет – как будто он только что принял душ и не успел вытереться…
Боже мой…
Ну и кто я после этого?
– А девушка у него есть?
Пожимаю плечами.
– Мам, мы с ним едва знакомы.
Подхожу с кастрюлей к раковине и обдаю яйца водой, чтобы легче чистились.
– Как папе на пенсии? – интересуюсь я, чтобы сменить тему.
Мама многозначительно ухмыляется, и эта улыбка мне совершенно не по вкусу.
Ей можно вообще ничего не рассказывать: она и так все поймет. Родительский инстинкт, как-никак.
Я краснею, поворачиваюсь к столу и продолжаю чистить эти дурацкие яйца.
Глава восьмая
Майлз
Шестью годами ранее
– Вечером иду к Иэну, – сообщаю я папе.
Ему не до того. Он собирается на свидание с Лисой. Лиса занимает все его мысли.
Лиса стала для папы всем.
Раньше всем для него была Кэрол. А иногда – Кэрол и Майлз.
Теперь их место заняла Лиса.
Это ничего, потому что раньше всем для меня были он и Кэрол.
Теперь – нет.
Я спрашиваю Рейчел эсэмэской, где ее лучше встретить. Она отвечает: Лиса ушла, можно заехать к ним домой.
Добравшись до места, я не могу решить, выходить из машины или нет. Не могу понять, хочет ли этого Рейчел.
В конце концов подхожу к двери и стучу. Когда Рейчел открывает, меня охватывает замешательство. С одной стороны, хочется извиниться за то, что я ее поцеловал.
С другой – закидать вопросами, чтобы узнать о ней все.
Но больше всего хочется еще раз ее поцеловать, особенно теперь, когда дверь открыта и она стоит прямо передо мной.
– Может, зайдешь ненадолго? – спрашивает Рейчел. – Мама вернется только через пару часов.
Я качаю головой. Интересно, любит ли она мои кивки так же сильно, как я ее?..
Рейчел захлопывает дверь, и я осматриваюсь. Квартира совсем небольшая. Никогда не жил в таком маленьком месте. Пожалуй, мне нравится. Чем меньше места, тем сильнее люди любят друг друга. У них просто недостаточно свободного пространства, чтобы друг друга не любить. Вот бы и нам с папой переехать в дом покомпактнее. Дом, где мы будем вынуждены общаться. Дом, где не надо делать вид, будто мамина смерть не оставила после себя слишком много пустоты.
Рейчел проходит в кухню, спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
Я интересуюсь, что у нее есть. Она отвечает, что имеется практически все, кроме молока, чая, газировки, кофе, сока и спиртного.
– Надеюсь, ты любишь воду, – говорит она и сама над собой смеется.
Я смеюсь вместе с ней.
– Вода – это прекрасно. Я бы и так ее выбрал.
Рейчел наполняет стаканы, и мы становимся напротив друг друга.
Смотрим друг на друга.
Зря я вчера ее поцеловал…
– Я не должен был целовать тебя, Рейчел.
– А я не должна была тебе позволять.
Снова обмениваемся молчаливыми взглядами.
Интересно, позволит ли она еще раз себя поцеловать?
Может, лучше уйти?
– Мы легко можем покончить с этим.
Я лгу.
– Нет, не можем.
Рейчел говорит правду.
– Думаешь, они поженятся?
Рейчел кивает. Этот кивок я люблю не так сильно, как прежние. Мне не нравится вопрос, на который он служит ответом.
– Майлз…
Рейчел глядит себе под ноги. Она произносит мое имя так, словно делает предупреждающий выстрел, и мне пора спасаться бегством.
Я бросаюсь наутек.
– Что?
– Мы сняли квартиру только на месяц. Вчера я слышала, как она говорила с ним по телефону. Через две недели мы переезжаем к вам.
На бегу я спотыкаюсь о препятствие.
Рейчел переезжает ко мне…
Будет жить со мной в одном доме…
Ее мать заполнит все то пустое пространство, что осталось после моей мамы…
Я зажмуриваюсь и вижу перед собой Рейчел.
Открываю глаза и смотрю на Рейчел.
Отворачиваюсь и стискиваю край стола. Голова падает на грудь. Не знаю, что мне делать. Не хочу, чтобы она мне нравилась.
Не хочу влюбляться в тебя, Рейчел…
Я не дурак и понимаю, как действует вожделение.
Вожделение всегда требует недоступного.
Вожделение хочет, чтобы я получил Рейчел.
А здравый смысл жаждет, чтобы она исчезла.
Я встаю на сторону рассудка и снова поворачиваюсь к ней.
– Это ни к чему не приведет, – говорю я. – То, что между нами происходит. Добром точно не кончится.
– Знаю, – шепчет Рейчел.
– Как же нам положить этому конец?
Она глядит на меня в надежде, что я сам отвечу на собственный вопрос.
Но я не могу.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ, ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ ТИШИНА.
Хочется зажать уши руками. Облечь сердце в броню.
Я даже не знаю тебя, Рейчел…
– Мне лучше уйти, – говорю в конце концов.
– Хорошо.
– Но я не могу…
– Хорошо.
Мы снова глядим друг на друга.
Может, если смотреть достаточно долго, мне надоест?
Хочу опять ощутить ее вкус…
Может, если упиться ее вкусом, мне надоест?
Рейчел не ждет, пока я до нее дотянусь, – встречает меня на полпути.
Я стискиваю в ладонях ее лицо, она сжимает мои плечи, и ее чувство вины соединяется с моим в тот же миг, когда сливаются воедино наши губы.
Мы лжем сами себе. Говорим, что найдем выход, хотя на самом деле выхода нет.