Скандал с Модильяни

Потом до нее дошло, кто больше остальных будет искренне рад за нее.

И написала:

«Дорогой дядя Чарльз!

Хочешь верь, хочешь – нет, но я получила отличные оценки на экзаменах!!! Но что еще более невероятно, мне удалось напасть на след пропавшего Модильяни!!!

Купила марку, наклеила на открытку и опустила ее в почтовый ящик на обратном пути в опустевшую на время квартиру Майка.

Глава вторая

Жизнь лишилась остатков былого блеска, размышлял Чарльз Лампет, расслабленно сидя в кресле столовой, изготовленном в стиле королевы Анны. К примеру, вот это место, дом его друга, видело когда-то приемы и балы, какие можно в наши дни увидеть только в высокобюджетных исторических кинофильмах. По меньшей мере два премьер-министра ужинали в этой самой комнате с длинным дубовым столом, где стены в тон ему отделаны такими же деревянными панелями. Но и комната, и особняк, как и их владелец лорд Кардуэлл, принадлежали к исчезавшему миру.

Лампет выбрал сигару из коробки, протянутой ему дворецким, и позволил слуге дать ему огня, чтобы раскурить ее. Глоток замечательного выдержанного бренди дополнил ощущение довольства. Еда была великолепна, жены двух мужчин по старой традиции сразу же удалились из-за стола, и теперь ничто не помешает их беседе. Дворецкий поднес зажигалку к сигаре Кардуэлла и выскользнул из комнаты. Мужчины некоторое время с удовлетворенным видом пускали струйки дыма. Они дружили так давно, что затянувшееся молчание никак не могло служить для них источником какой-либо неловкости. Затем Кардуэлл нарушил тишину.

– Как дела на художественном рынке? – поинтересовался он.

Лампет с самоуверенной улыбкой ответил:

– Бум продолжается, как происходит уже много лет.

– Никогда не понимал экономических механизмов этого, – заметил Кардуэлл. – Почему твой бизнес настолько процветает?

– Как ты сам понимаешь, здесь все довольно-таки сложно, – сказал Лампет. – Мне представляется, что начало положили американцы, внезапно осознавшие достоинства произведений искусства незадолго до Второй мировой войны. А затем сработала старая схема «спрос рождает предложение», и цены на работы мастеров прошлого взлетели до небес. Но уже скоро мастеров прошлого стало не хватать, и эти люди обратились к нынешнему столетию.

– Где ты и нашел свою нишу, – перебил его Кардуэлл.

Лампет кивнул, но скорее в знак оценки высокого качества поданного бренди.

– Когда после окончания войны я открыл свой первый салон, приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы продать вещь, написанную после 1900 года. Но мы проявили упорство. Поначалу заинтересовались лишь некоторые, цены постепенно росли, а затем хлынул поток покупателей. Именно тогда импрессионисты стали пользоваться неслыханной популярностью.

– И очень многие хорошо нагрели на их приобретении руки, – прокомментировал Кардуэлл.

– Не столь уж многие, как тебе представляется, – возразил Лампет. Он чуть ослабил узел галстука-бабочки под двойным подбородком. – Это подобно покупке акций или ставкам на бегах. Поставь на фаворита, и обнаружишь, что все остальные поступили так же, а потому призовые не столь уж высоки. Если хочешь приобрести акции из числа «голубых фишек», приходится дорого платить за них, и потому твой выигрыш при последующей продаже окажется минимален.

Он сделал паузу.

– Это же относится к произведениям живописи. Купи Веласкеса, и тебе наверняка удастся заработать на нем. Но придется вложить так много, что нужно будет выжидать несколько лет, чтобы доход составил пятьдесят процентов. Единственные люди, кто действительно сделал себе состояние, – это те, кто просто покупал картины, которые им нравились, и лишь позже открыли, что обладают хорошим вкусом, когда стоимость их коллекций резко взлетела к звездам подобно ракете. То есть такие люди, как ты сам.

Кардуэлл кивнул, и несколько прядей его седых волос шевельнулись. Он дотронулся до кончика своего длинного носа.

– Сколько, по-твоему, сейчас стоит мое собрание?

– Боже! – Лампет даже нахмурился, сдвинув черные брови над переносицей. – Прежде всего это зависит от того, каким образом ее продавать. А во-вторых, для точной оценки понадобится неделя работы эксперта.

– Меня устроит и приблизительная оценка. Ты же знаешь мои картины – большинство из них приобрел для меня ты.

– Верно, – Лампет вызвал в памяти образы двадцати или тридцати полотен, вывешенных в этом особняке, и мысленно оценил каждую. Затем, закрыв глаза, произвел в уме простое сложение сумм. –   Никак не меньше миллиона фунтов, – подвел он итог вычислениям.

Кардуэлл снова кивнул.

– Результат моих собственных подсчетов оказался таким же, – сказал он. – Чарли, мне как раз необходим миллион фунтов.

– Господи всемогущий! – Лампет от удивления выпрямился в кресле. – Неужели ты собираешься продать коллекцию?

– Боюсь, это стало необходимостью, – с грустью ответил Кардуэлл. – Я надеялся передать ее в дар нации, но реальности деловой жизни определяют все. Моя компания непомерно разрослась, бюджет не выдерживает. Необходимо значительное вливание капитала в течение ближайших двенадцати месяцев, или мы пойдем ко дну. Ты же знаешь, я уже несколько лет подряд распродавал небольшие участки имения, чтобы удержаться на поверхности.

Он поднес к губам округлый бокал с бренди и отпил из него.

– Молодые наездники наконец поравнялись со мной, – продолжал он. – Новые метлы по-новому метут в мире финансов. Наши методы работы устарели. И я покину бизнес, как только компания станет достаточно надежной для передачи в другие руки. Пусть молодые и лихие всадники мчатся дальше.

Нотки усталого отчаяния в голосе друга даже слегка рассердили Лампета.

– Молодые всадники! – презрительно воскликнул он. – Их время еще придет, но не сейчас.

Кардуэлл тихо рассмеялся.

– Не горячись, Чарли. Мой отец пришел в ужас, когда я объявил о своем намерении заниматься бизнесом в Сити. Помню, как он сказал: «Но ведь ты же унаследуешь титул!», словно это само по себе исключало для меня всякую возможность делать большие деньги самостоятельно. А ты сам? Как отреагировал твой отец на открытие тобой первой художественной галереи?

Лампет признал его правоту, невольно улыбнувшись.

– Он посчитал это никчемным занятием для потомственного воина.

– Видишь, мир всегда принадлежал юным и смелым всадникам с отточенными клинками. А потому продай мои картины, Чарли.

– Но коллекцию придется раздробить на части, чтобы выручить как можно больше.

– Тебе виднее. Ты – специалист. А для меня нет смысла проявлять по этому поводу излишнюю сентиментальность.

– И все же некоторые полотна нужно пока сохранить, чтобы устроить сначала выставку. Давай прикинем: Ренуар, два Дега, несколько холстов Писарро, три Модильяни… Мне придется поломать над этим голову. Сезанн, разумеется, пойдет только с аукциона.

Кардуэлл поднялся, показав весь свой могучий рост, на дюйм или два превышающий шесть футов.

– Что ж, не станем слишком долго оплакивать покойников. Не присоединиться ли нам к нашим леди?

Художественная галерея «Белгравия» обстановкой напоминала провинциальный музей, но достаточно высокого класса. Тишина здесь ощущалась почти физически, когда Лампет в черных туфлях с лакированными носами бесшумно пересек помещение по простому оливково-зеленому ковровому покрытию. В десять часов утра галерея только что открылась, и клиентов пока не было. Тем не менее сразу три его помощника, одетые в черные с полоской костюмы, ждали покупателей в приемной, готовые к услугам.

Лампет кивком поздоровался с ними и прошел через расположенный на первом этаже главный салон, наметанным глазом окидывая по пути картины на стенах. Кто-то совершенно неуместно вывесил произведение современного абстракциониста рядом с работой старого примитивиста, и Лампет сделал зарубку в памяти, чтобы распорядиться навести здесь порядок. Экспонаты не имели ценников, что делалось вполне сознательно. Люди должны сразу почувствовать: любые разговоры о таких низменных материях, как деньги, будут встречены с неодобрением этими элегантно одетыми продавцами. Чтобы не уронить высокой самооценки, клиенту приходилось убеждать себя в собственной принадлежности к этому же миру, где деньги становились всего лишь деталью, столь же незначительной, как позже дата на выписанном ими чеке. И тогда они готовы были потратить больше. Чарльз Лампет был прежде всего деловым человеком и только потом – любителем искусства.