Страница 22 из 58
— Девочка моя, я тоже женщина — во всяком случае, недавно ею была. Влюбилась, сошла с ума, я понимаю. Но зачем же ты из дома-то ушла? — допытывалась Диана Юстицкая. Диана была единственным человеком, который знал о том, как и куда ушла из дома Кира.
— Вы же сами говорили — нужно доказать матери, что я свободный человек со своими собственными возможностями и желаниями, что у меня тоже есть права!
— Положим, я говорила не так, — усмехнулась Юстицкая. — Ты не обижайся, но мне кажется, твой подростковый протест немного затянулся. Бедная твоя мама! Хотя бы позвони ей, записку оставь! Чтобы она знала, что с тобой все в порядке.
— Незачем. Скоро я объявлюсь, и она будет вынуждена принять меня как свободного, самостоятельного человека.
— Ну, как знаешь…
Кира попросила Юстицкую хранить ее тайну, и Диана, немного повздыхав, согласилась. Как бы ни тревожили пожилую сумасбродную актрису мысли о Кириной маме — она не могла отказать себе в причастии к молодому любовному секрету…
И новая, самостоятельная жизнь началась — легко и весело. На второй же день Георгий объявил, что уже поговорил с Наташей, что она, разумеется, была очень рассержена, но, как ему кажется, все поняла и простила их обоих. Внезапно вспыхнувшая любовь — разве кто-нибудь может подумать или сказать об этом плохое? На этой неделе они подадут на развод, день уже назначен.
— А Наташу ты разве не любил? — недоверчиво спросила Кира.
— Это было совсем другое чувство, зайчонок. Я все же мужчина, понимаешь? То чувство было земное, телесное. И женился я потому, что Наташе этого хотелось, а я пошел на уступку. Я же не мог знать, что встречу тебя — такую невероятную девушку… Такую прекрасную. Теперь все будет по-другому и замечательно. Я люблю тебя, с ума схожу…
Эти слова были приятны, хотя как-то раз Кира подумала, что была бы вовсе не против, если бы Георгий «сходил с ума» чуть меньше. Или реже. В общем, супружеские радости остались ей непонятны.
В первый вечер совместной жизни они долго пили шампанское, танцевали под медленную тающую музыку, целовались дрожащими губами — но когда Георгий начал ловко и бережно освобождать Киру от одежды, руки его вдруг показались ей назойливыми, а поцелуи — колючими. Если бы было можно, она вырвалась и ушла бы. Но было нельзя, и Кире пришлось вынести все. Нельзя сказать, чтобы это было совсем уж неприятно, но ничего похожего на то, что показывают в кино, о чем пишут в любовных романах, Кира не испытала. Ей не стоило труда изобразить восторг — все же она была актрисой от бога. Но щемящее чувство обиды на саму себя осталось. Впрочем, она не переставала ожидать каких-то удивительных ощущений, надеялась на них и готова была ждать — сколько угодно. Рано или поздно маленькая дверца в сияющий мир любви должна была приоткрыться и для нее…
Но наступил миг, когда все кончилось. Кончилась жизнь.
ГЛАВА 14
Кира готовила ужин — жарила картошку. Картошка жарилась — или притворилась, что жарится, потому что сверху она упорно подгорала, а внутри оставалась сырой. В теории было ясно, чтобы картошка равномерно поджаривалась, нужно ее перемешивать. Кира и перемешивала так, что аккуратные ломтики превратились в неаппетитное крошево. Склонясь над плитой, девушка раздумывала — не долить ли масла? Или позвать на помощь Георгия? Но он после трудового дня пошел отмокать в ванную. Киру тоже звал с собой — в старой квартире ванна была размером с небольшой бассейн, пусть и облупленный. Но Кира не пошла, резонно предположив, что там подвергнется внеурочной экзекуции супружеских объятий. Сейчас она уже жалела о том, что взялась за картошку. Лучше бы разогрела в духовке какой-нибудь полуфабрикат! И Маргарита, как назло, приняла свою ежедневную дозу раньше времени… Обычно соседка охотно помогала Кире с готовкой обедов и ужинов — несмотря на прошлую богемную жизнь, она знала сотню рецептов вкусных и простых в приготовлении блюд. Маргариткину стряпню Кира (с ее разрешения) выдавала за собственную, так что у Георгия до сих пор не было причин для недовольства. А вот сегодня, похоже, появятся…
Стоял жаркий вечер последнего августовского дня. Сегодня мамины магазины работают допоздна — завтра дети пойдут в школу с цветами. Шикарно оформленных, дорогих букетов уйдет немного, но георгины, розы, гладиолусы и астры будут покупаться стогами… А дома сейчас тихо и прохладно, уютно бубнит кондиционер, можно сидеть на балконе и смотреть на бесчисленные огни Петербурга. Можно поехать кататься на машине, можно просто пойти в маленькое чудесное кафе, что недавно открылось рядом с домом. Двенадцать видов мороженого, крошечные эклерчики с шоколадным и сливочным кремом, кофе по-турецки, свежевыжатый апельсиновый сок…
В кухне было невыносимо душно от раскаленной плиты, несмотря на открытые окна. Кире порядком надоело стоять над сковородкой. Решившись, она все-таки плеснула в картошку подсолнечного масла. Что-то зашипело, и неаппетитное полупригоревшее месиво растеклось в желтой лужице. Кира вздохнула и сняла сковородку с плиты. Сейчас она выбросит все это в мусорное ведро, а потом сварит магазинные пельмени. Вода для них быстро закипит, чайник уже горячий.
К тому моменту, когда Георгий, напевая, прошествовал из ванной в комнату, вода уже бурлила белым ключом и Кира вспарывала ножиком пакет с пельменями. Они здорово замерзли и постукивали друг о друга, как камушки.
Кто-то позвонил в дверь. Кира открывать не пошла — она еще не привыкла к этой квартире, да и, говоря откровенно, опасалась. Вдруг Наташка решила все же выяснить отношения с разлучницей? Это опасение у Киры не формировалось в связную мысль, просто какая-то дрожь пробегала по позвоночнику, по влажной от духоты спине.
Дверь пошел открывать Георгий. Кира увидела его мельком в дверной проем и вздохнула про себя. Он уже успел одеться — джинсы, белая футболка. Георгий и дома любил быть хорошо одетым. Куча грязного белья в ванной росла, и Кира вчера уже думала с ужасом — как она будет все это барахло стирать? Без стиральной машины, руками!
В прихожей послышались мужские голоса. Кира вздрогнула, несколько пельменей ухнуло в кипящую воду. Огненные брызги обожгли Кире руку, она, шипя сквозь зубы, кинулась к крану. Вода в трубах загудела.
Ожог оказался незначительным. Воду Кира закрыла и прислушалась. Голоса звучали в их комнате. Гости? Друзья Георгия? Это что-то новенькое. Но пельмени все равно нужно сварить.
— Добрый день, барышня. Хозяйничаете?
Кира обернулась. В дверях комнаты стоял молодой мужчина и смотрел на девушку пристально, без улыбки.
— Да вы зайдите в комнату, — предложил он ей, словно был тут хозяином. — А то нам скучно без дамского общества. Прошу!
Кира смутилась. Для кулинарных манипуляций она оделась в затрапезное — старые джинсы Георгия, которые она только вчера отрезала по колено и приспособила к ним ремешок, его же старая черная футболка с красно-оранжевым рисунком на груди. Языки пламени, гитара, зверская рожа. Всю красоту венчала надпись «Металлика».
Но, несмотря на всю неловкость ситуации, Кира почувствовала, что от повелительного тона позднего гостя отмахнуться не получится.
Машинально вытирая руки о джинсы, Кира прошла в комнату, чувствуя ядовитое жало дурного предчувствия в сердце.
На вид нежданные гости выглядели вполне мирно. Тот, который позвал Киру, пожалуй, мог бы сойти за головореза из крутого американского боевика — накачанные мышцы, бритый череп, мощные челюсти, перемалывающие жевательную резинку. Но взгляд у него был спокойный, голос тихий. Второй же, тот, что сидел на единственном стуле посреди комнаты, выглядел много старше, был невысоким, обрюзгшим и лысоватым. Здорово походил на Кириного учителя физики но прозвищу Ампер — и из-за этого сходства Кире как-то не пришло в голову испугаться и убежать. Хотя бежать-то, пожалуй, было поздно. Головорез преградил выход и привалился к стене, глядя куда-то поверх голов очень светлыми, словно слепыми глазами.