Страница 9 из 10
А с пиний все течет смола, И вновь магнолии цветут, И женщин смуглые тела Мелькают дерзко там и тут.
Но где-то за хребтом лежит Земля неласковая та, Где у мужчин свирепый вид И пахнет водкой изо рта.
Я вправе нежиться в тепле, Но должен размышлять при том О милой сумрачной земле Там, за синеющим хребтом.
1998
Андрей Добрынин
Я поутру глаза открыл И локтем в бок пихнул подругу. Я гордость женскую смирил И этим приобрел заслугу.
Я по Пути всю ночь шагал И в самых каверзных вопросах Мне разобраться помогал Чувствительный массивный посох.
Меж двух волшебных полусфер Я, как дракон, недаром вился Весь мир, как блик во мгле пещер, Все призрачнее становился.
Я понял: суть его мертва И нам несет одни измены Когда в пещерке божества Я посохом обстукал стены.
Полнейшей святости восторг Подкрался и, внезапно грянув, С рычаньем из меня исторг Сто сорок тысяч хубилганов.
Я понял: святости экстаз Не достигается в покое. Я - будда, если смог не раз С подругой пережить такое.
Но зазвенит с утра трамвай, И в страхе я кричу подруге: "Вставай, ленивица, вставай, Спеши приобретать заслуги!
Хоть я как истинный святой И должен оставаться нищим, Но только подкрепясь едой, Вновь святость мы в ночи отыщем.
Старайся людям услужить, Стань деловитой, словно крыса, И вскоре сможешь предложить Учителю горшочек риса".
1998
Андрей Добрынин
Судьба смирила бурный темперамент, Теперь покой мне стал всего милей, Лежу в тиши, измученный пирами И яростными криками:"Налей!"
Мечтаю вновь семью создать теперь я, С женой у телевизора сидеть, И печень, не вмещаясь в подреберье, Шевелится, как раненый медведь.
Как там вчера судьба играла мною Об этом я не помню ничего, И рядом, обратясь ко мне спиною, Неведомое дышит существо.
Как звать ее - Наташа, Маша, Ира? Любое имя источает яд Она ведь гостья из иного мира, Где пьют и о высоком говорят,
А дальше в пляс пускаются, а дальше Творят такое, что сказать нельзя... Я говлрю ей, ненавистник фальши: "Моя с твоей расходится стезя.
У столика, где лампы и приборы, Сидеть хочу я, бывший маньерист, И лобзиком в чудесные узоры Преображать простой фанерный лист.
Так уходи, пришелица, не мешкай, Чтоб не изведать тяжесть этих рук, И не возись с прокуренной одеждой На лестнице оденешься, мой друг.
1998
Андрей Добрынин
Я миру мрачно говорю:"Ты чрезвычайно низко пал, Свои дела обстряпал ты исподтишка, когда я спал. Когда же я открыл глаза и начал понимать слова, Ты быстро вынул сам себя - как козыря из рукава",
Да, этот мир в игре со мной не полагаеется на фарт, Я наблюдаю, как порой меняются наборы карт, Я наблюдаю,- но при том всегда правдив с самим собой: Я изначально проиграл при комбинации любой.
Я миру мрачно говорю:"Пусть суетятся все вокруг Не позабавлю я тебя азартом и дрожаньем рук. Есть козыри и уменя: едва засну - и ты пропал, И вновь начнутся времена, когдя я безмятежно спал".
1998
x x x
Коль приглашен ты к меценату в гости, Забудь на время про свои обиды, Утихомирь в душе кипенье злости На тупость человечества как вида.
Приободрись, прибавь в плечах и в росте, Привыкни быстро к модному прикиду, В гостях же не молчи, как на погосте, Будь оживлен - хотя бы только с виду.
Блесни веселостью своих рассказов, Но успевай изысканной жратвою При этом плотно набивать утробу, Предчувствуя час сумрачных экстазов Как поутру с больною головою Ты на бумагу выплеснешь всю злобу.
1998
Андрей Добрынин
Трамвай лучами весь пронизан, И видно из окна вагона: Как бы висят в морозной дымке Коробки спального района.
На стройных выстуженных стенах, Которые чуть розоваты, Вдруг окна заливает отблеск, Сминаемый огнем заката.
И, приноравливаясь строго К дуге обширной поворота, Встают все новые уступы, Пустынные людские соты.
Над ломкой парковой щетиной Скользит тяжелый шар багровый. Трамвай гремит по мерзлым рельсам Как будто гложут лед подковы.
Гремит промерзшее железо, Шатая собственные скрепы, Но цель любых перемещений В холодном мире так нелепа.
В самих себе замкнулись зданья, В самих себе замкнулись люди, И никакому потепленью Не положить конца остуде.
На ощупь в отчужденном мире К теплу отыскиваешь дверцу, А обретаешь лютый холод, Вмиг пробирающийся к сердцу.
1998
Андрей Добрынин
С вечернего трмвая слезь И за спиною щелкнут дверцы, И бесприютность, словно резь, Внезапно полоснет по сердцу.
Плывут трамваи, словно флот Под парусами снегопада; Цветами мертвыми цветет Тьма электрического сада.
Повсюду мертвые цветы На гранях, плоскостях, уступах, На страшных сгустках темноты Как украшения на трупах.
Туда, где розоватый мрак Владычествует абсолютно, Я смело направляю шаг Ведь мне повсюду бесприютно.
Я не боюсь из темноты Подкрадывающихся пугал Вновь лаз в заборе, и кусты, И между стен знакомый угол.
Здесь теплым кажется мне снег, Охватывающий мне ноги. Здесь дерево и человек Без слов беседуют о Боге.
Здесь только снег шуршит в тиши, С ветвей осыпавшийся где-то. Не осветить моей души Аллеям мертвенного света.
Пусть будет в ней темно, как здесь, В укромной тьме живого сада, Пусть уврачуют в сердце резь Глухие вздохи снегопада.
1998
Андрей Добрынин
Поэтов, пишущих без рифмы, Я бесконечно презираю, В быту они нечистоплотны, В компании же просто волки.
При них ты опасайся деньги На место видное положить, А если все-таки положил Прощайся с этими деньгами.
С поэтом, пишущим без рифмы, Опасно оставлять подругу, Он сразу лезет ей под юбку И дышит в ухо перегаром.
Он обещает ей путевки, И премии, и турпоездки, И складно так, что эта дура Ему тотчас же отдается.
Поэтов, пишущих без рифмы, И лестницы спустить непросто Они, пока их тащишь к двери, Цепляются за все предметы.
Они визжат и матерятся И собирают всех соседей И снизу гулко угрожают Тебе ужасною расправой.
С поэтом, пишущим без рифмы, Нет смысла правильно базарить: Он человеческих базаров Не понимает абсолютно.
Но все он быстро понимает, Коль с ходу бить его по репе, При всяком случае удобном Его мудохать чем попало.