Страница 34 из 35
Противопоставление «делать» и «делаться», активности и пассивности обнаруживает еще одно противопоставление, которое проистекает из переживания причинности или его отсутствия. Переживанию причинности соответствует причинность объектная, поскольку это переживание вводит нас в структуру причинного «я». Отсутствие переживания причинности, отсутствие включенности причинного «я» по отношению ко всему, что в человеке лишь делается, не может означать, что этому объективно нет причины. Если что-то делается в человеке, если в нем происходит какая-то внутренняя перемена, то должна существовать и причина этой перемены. Опыт (в частности, внутренний) свидетельствует лишь о том, что собственное «я» не является этому причиной в том виде, в каком это имеет место в поступке как в сознательном действии.
Итак, момент причинности, присутствующий в «делать» и отсутствующий в «делаться», не может сразу же объяснить внутреннюю перемену в человеке, зато он указывает на особую динамическую структуру человеческого действия, а также того, кто действует. Тот, кто действует, переживая себя виновником, обретает себя посредством этого у самых истоков своего действия. Действие как таковое зависит именно от него, от его бытия, он дает ему начало и поддерживает его существование. Быть причиной – значит и вызывать к началу, и способствовать результату существования, быть и его fieri, и его esse. Человек, стало быть, является в полном объеме опыта причиной своего действия.
Существует отчетливо переживаемая причинная связь между личностью и поступком, которая приводит к тому, что личность (или любое конкретное человеческое «я») может считать поступок результатом своей причинности, и в этом смысле – своим свойством, а также (особенно, если учесть нравственный характер поступка) полем своей ответственности.
Ответственность, как и ощущение этого свойства, особым образом квалифицируют само причинение и саму причинность личности в поступке. Те, кто со своей стороны изучает проблему причинности [przyczynowosc] (в отличие, например, от психологов, которые рассматривают ее совсем с другой стороны), неоднократно отмечали, что человеческое действие является единственным в полной мере адекватным опытом движущей причинности. Не вдаваясь глубоко в этот тезис, обратим внимание на ту его часть, которая со всей специфической очевидностью свидетельствует о движущем причинении человека в действии, личности – в поступке.
Сама причинность – как отношение между причиной и следствием – приводит нас к объективному порядку бытия и существования, а потому по природе своей она экзистенциальна. В нашем случае причинность является еще и переживанием. А отсюда проистекает особая эмпиричность человеческой причинности, связанной с действием. Эта причинность, как уже отмечалось выше, с одной стороны, вовлекает человека в тот вид свойственного ему динамизма, которым является действие, но с другой стороны, удерживает человека от него.
В структуре «человек действует» одновременно происходит и нечто такое, что стоит определить как имманенция [immanencja] человека в его собственном действии, и одновременно нечто такое, что мы называем его трансценденцией [transcendencja] в отношении того же самого действия. Момент причинности, переживание причинности выявляет прежде всего транценденцию человека относительно собственного действия. Однако трансценденцияе, свойственная переживанию «я – виновник действия», каким-то образом переходит в имманенцию переживания самого действия: если «действую», то я уже весь в моем действии, в той активизации собственного «я», которой я причинно содействовал. Одно не осуществится без другого. «Я движущее» и «я действующее» всякий раз создают динамический синтез и динамическое единство каждого поступка. Именно это и является синтезом и единством личности с поступком.
Однако это единство не затушевывает и не уничтожает различия. Именно то, что характерно для структуры «человек действует», принципиально отличает ее от структуры «(нечто) делается в человеке». В действии человек – явственный субъект, ибо он – виновник. В «делаться» же не человек, а «нечто» выделяется как причинное, меж тем как человек остается всего лишь пассивным субъектом. Он пассивно переживает свойственный ему динамизм.
То, что в нем делается, нельзя, следуя за опытом, определить как «действие», хотя оно всегда является и некоей актуализацией свойственной ему потенциальности. Термин actus не так феноменологически детерминирован, как «действие» (а тем более как «поступок»). В последнем речь идет не о какой-то вообще актуализации, не о какой-то вообще активизации субъекта «человек», а только о такой, в которой человек как «я» активен, то есть переживает себя виновником. Лишь тогда человек, по свидетельству интегрального опыта, совершает поступок.
Всякую иную активизацию человека (то есть всякую такую, в которой он как конкретное «я» неактивен и, следовательно, не переживает как «я» своей причинности) можно бы – в духе избранного нами языка – назвать активацией [uczy
Слово «активация» призвано предельно точно соединять момент пассивности с моментом полноценной деятельности, активности, во всяком случае – актуализации. Это понятие употребляется в естественных науках, но оно никогда не применялось в науке о человеке, хотя призвано предельно точно передать и даже в какой-то мере объяснить то опытное различие, которое возникает между фактами «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Особенно точно это слово (в его разговорном варианте) выражает суть противоположности относительно «поступка» (поступок – активация) и содержащихся в нем самом разных значений.
Представляется, что на данном этапе свойственный человеку динамизм при первоначальном взгляде на него охарактеризован достаточно ясно. Этот первоначальный взгляд неотделим от различения опытом того же динамизма посредством наблюдаемых в человеке фактов действия и делания. В этом же первоначальном и опытном взгляде уже выявляется в структуре «человек действует» и всё своебразие сопряжения личности с поступком. Мы видим его через момент причинности, который одновременно является и моментом трансценденции личности относительно этого действия. Сопряжение личности и поступка осуществляется именно через этот момент трансценденции, и потому мы должны подвергнуть его еще и специальному основательному рассмотрению.
Одновременно с причинностью и трансценденцией возникает особая зависимость действия от личности. Человек является не только виновником своего действия, но и его творцом. Суть причинности заключается в вызове к существованию, в результате существования, тогда как суть творчества – в создании произведения. Действие – в какой-то степени тоже произведение человека. Об этом его характере особо свидетельствует нравственность как свойство действия, на которое мы постоянно ссылаемся в этом исследовании.
Нравственность является чем-то по сути своей отличным от человеческого действия, и вместе с тем она столь тесно с ним спаяна, что в реальности не существует без человеческого действия, без поступка. Сущностное своеобразие не исключает экзистенциального единства действия и нравственности. И то, и другое теснее всего связано с причинностью личности – конечно же, с переживанием причинности как феномена (здесь феноменология должна смелее вторгаться в метафизику, но в то же время она и более в ней нуждается, ибо сами по себе феномены вполне достаточно раскрывают явления, но недостаточно их объясняют).